Ирвинг закрыл папку и постучал по ней ухоженным ногтем. Затем приподнял пальцами со стеклянной крышки своего письменного стола длинный темно-русый волос – офицера Мэри Гроссо, должно быть – и выбросил в стоявшую рядом мусорную корзину. Гарри Босх – это проблема, подумал он. Да, он хороший коп, хороший сыщик… В сущности, Ирвинг завистливо восхищался его успехами в расследовании убийств, в частности, его умением обезвреживать серийных душегубов. Но по своему длительному опыту замначальника департамента Ирвинг знал: чужаки плохо приживаются в этой системе. Гарри Босх чужак, и навсегда им останется. Он не часть семьи УПЛА. А сейчас в поле зрения Ирвинга попало самое скверное. Босх не только находился вне семьи, но, похоже, оказался вовлечен в некие действия, которые могут прямо навредить семье, поставить ее в неловкое положение. Ирвинг решил, что надо действовать уверенно и без проволочек. Он крутанулся на стуле и посмотрел в окно, на здание мэрии по ту сторону Лос-Анджелес-стрит. Затем его взгляд, как всегда, обратился к мраморному фонтану перед Паркер-центром. Это был мемориал в честь полицейских, погибших на боевом посту. Вот она, семья, подумал он. Вот она, честь семьи. Он стиснул зубы – мощно, веско, торжествующе! Именно в этот момент дверь отворилась.
В кабинет широким, уверенным шагом вошли и предстали перед лицом начальства детективы Пирс Льюис и Дон Кларк. Ни один не произнес ни слова. Они могли бы сойти за братьев. У обоих были коротко подстриженные каштановые волосы, неуклюжие туловища тяжелоатлетов с мощными руками. Оба одеты в консервативные серые костюмы: Льюис – в тонкую угольно-черную полоску, Кларк – в красно-коричневую. Оба скроены широкими и приземистыми – для лучшего перемещения тела в пространстве. Тело у каждого было слегка наклонено вперед, как если бы они вброд пробирались через воду, принимая на себя удары прибойной волны на манер волнорезов.
– Господа, – обратился к ним Ирвинг, – у нас проблема – причем первоочередная – с одним полицейским, который прежде уже переступал порог нашего отдела. Это тот полицейский, с которым вам двоим уже доводилось, не без успеха, работать.
Льюис и Кларк переглянулись, и Кларк позволил себе маленькую, быструю ухмылку. Он не мог догадаться, о ком шла речь, но любил охоту на закоренелых штрафников. Они были такими безнадежно-отчаянными.
– Речь идет о Гарри Босхе, – уточнил Ирвинг. Он подождал несколько мгновений, чтобы это имя хорошенько уложилось в их головах, а затем сказал: – Вам придется предпринять небольшой рейд в Голливудское отделение. Я хочу немедленно возбудить против него служебное расследование. Истцом будет Федеральное бюро расследований.
– ФБР? – удивленно переспросил Льюис. – Что же он у них натворил?
Ирвинг сделал ему замечание за употребление аббревиатуры вместо полного наименования Бюро и велел присесть по другую сторону стола. Следующие десять минут он потратил на подробное изложение телефонного звонка, который получил несколько минут назад из ФБР.
– В Бюро говорят, что слишком уж много здесь совпадений, – заключил он. – Я с ними согласен. Он вполне может быть сам замешан, и Бюро хочет, чтобы его отстранили от дела Медоуза. В лучшем случае получается, что он в прошлом году вмешался, чтобы помочь своему бывшему товарищу избежать тюремного срока. А вполне возможно, и затем, чтобы тот мог совершить это ограбление. Было ли Босху заранее известно о готовящемся преступлении, или он только потом оказался вовлечен – этого я не знаю. Но нам предстоит выяснить, что сейчас замышляет детектив Босх.
Здесь Ирвинг опять сделал паузу, чтобы довести свою мысль до сознания слушателей, и с особой силой сжал челюсти. Льюис и Кларк имели достаточную выучку, чтобы его не перебивать. Затем Ирвинг продолжил:
– Эти обстоятельства открывают перед нашим департаментом возможность осуществить в отношении Босха то, что не удалось полностью осуществить прежде. А именно – удалить его. Вы будете докладывать непосредственно мне. Да, и еще: я хочу, чтобы копии ваших ежедневных отчетов передавались непосредственному начальнику Босха лейтенанту Паундзу. Негласно. Но я от вас жду не только письменных отчетов. Я требую, чтобы вы, кроме этого, дважды в день отчитывались передо мной по телефону, утром и вечером.
– Мы сейчас же приступаем, – сказал Льюис, поднимаясь со стула.
– Дерзайте, джентльмены, но будьте осторожны, – наставлял Ирвинг. – Детектив Гарри Босх уже больше не является той знаменитостью, что был прежде, но тем не менее не дайте ему сорваться с крючка.
Босх спускался на лифте с семнадцатого этажа Федерал-билдинг. Растерянность от того, что агент Уиш так бесцеремонно от него избавилась, сменилась злостью и разочарованием. Они ощущались как некий упругий ком у него в груди. В лифте он был один, поэтому, когда запищал пейджер на поясе, Гарри, вместо того чтобы отключить, позволил ему отзвонить положенные двадцать секунд. На смену гневу и обиде пришла решимость. Выйдя из кабины, он посмотрел на номер телефона, высветившийся на цифровом дисплее. Перед ним стояло число 818 – код Долины, но сам номер он не узнал. Детектив подошел к группе платных телефонов во внутреннем дворе здания и набрал нужные цифры. «Девяносто центов», – произнес электронный голос. К счастью, у него нашлась мелочь. Босх опустил монеты в щель, и через полгудка трубку снял Джерри Эдгар.
– Гарри, – начал он с ходу, пренебрегая приветствием, – я еще здесь, в Министерстве по делам ветеранов, и толкусь без толку, дружище. У них нет никаких материалов на Медоуза. Сначала сказали, что мне надо обращаться прямо в Вашингтон или принести ордер. Я сказал им, что знаю о существовании досье – понимаешь, на основании того, что ты мне рассказал. Я говорю: «Ладно, хорошо, я поеду за ордером, но не могли бы вы просто посмотреть и удостовериться, что эта папка существует?» И вот они поискали некоторое время и наконец приходят и говорят: да, файл у них был, но теперь его нет. Сказать тебе, кто в прошлом году явился с судебным постановлением и забрал его?
– ФБР.
– Похоже, ты лучше меня все знаешь.
– Я тоже не на хвосте просиживал. Они сказали, когда именно Бюро его забрало и зачем?
– Им не объяснили зачем. Просто пришел агент ФБР с ордером и забрал. Оформил получение в сентябре и с тех пор так и не вернул. Не объяснял никаких причин. Хреновы федералы не обязаны это делать.
Некоторое время Босх молчал, обдумывая информацию. Значит, они там всю дорогу были в курсе. Уиш знала и о Медоузе, и о туннелях, и обо всем прочем, что он ей толковал. Все это был просто спектакль.
– Гарри, ты меня слышишь?
– Да. Послушай, они не показывали тебе копии бумаг о передаче, или, может, знают имя агента ФБР?
– Нет, они не смогли найти подтверждение получения ордера, и никто не помнит имени агента. Только то, что это была женщина.
– Запиши номер телефонной будки, где я нахожусь. Вернись к ним в архив и спроси другое досье, просто проверь, там ли оно. Мое досье.
Он дал Эдгару телефонный номер платного таксофона и свои координаты, особенно тщательно проговаривая по буквам первое имя.
– Мать честная, это тебя так назвали? – подивился Эдгар. – А для краткости, значит, Гарри. Как твоей мамаше такое в голову пришло?
– У нее был сдвиг насчет художников пятнадцатого века. Подобрала имя к фамилии[23]. Давай сходи, проверь мой файл, потом перезвони мне. Я буду ждать.
– Да я даже не смогу это произнести, старина.
– Рифмуется с «анонимом».
– Ладно, я попробую. А ты где, кстати?
– В платном таксофоне, возле ФБР.
Босх повесил трубку прежде, чем его партнер успел спросить что-нибудь еще. Он зажег сигарету и привалился к стене будки, наблюдая, как маленькая группа людей вышагивает по кругу по длинной зеленой лужайке перед зданием. В руках они держали самодельные плакаты, выражающие протест против предложения поставить новые нефтяные вышки в заливе Санта-Моника. Гарри видел лозунги «Скажи нефти „нет“», «Неужели залив еще недостаточно загажен?», «Соединенные Штаты Эксона»[24] и тому подобные.
Он заметил на лужайке пару теленовостных бригад, которые снимали эту акцию на пленку. Вот он, ключ, подумал он. Внимание прессы. Появление на публике. Покуда телевизионщики будут толочься поблизости и показывать это в шестичасовых новостях, демонстрация будет иметь резонанс. Пусть даже в виде краткого упоминания по телевизору. Босх заметил, что того, кто, по всей видимости, являлся вожаком этой группы, интервьюирует перед телекамерой женщина, в которой он узнал репортершу с Четвертого канала. Лицо оратора тоже показалось ему знакомым, но он не мог сообразить, откуда его знает. Понаблюдав несколько минут, как мужчина непринужденно распинается перед камерой, Босх вспомнил его. Парень был телеактером, игравшим некогда пьяницу в популярной комедии положений, из которой Босх видел пару серий. Хотя мужик все так же походил на пьянчужку, продолжения сериала не было.
Прислонившись к будке, Босх курил уже вторую сигарету, и дневная жара уже начинала одолевать его, как вдруг, посмотрев на стеклянные двери здания, он увидел, что из них выходит агент Элинор Уиш. Взгляд ее был устремлен вниз, она рылась в сумочке и потому не заметила его. Быстро и не успев понять, зачем это делает, Босх юркнул за ряд таксофонов и, используя их в качестве прикрытия, стал перемещаться позади них, прячась, пока она проходила. Как выяснилось, в сумочке Уиш искала очки. Шагая мимо демонстрантов, она была уже в очках, впрочем, не бросив в их сторону ни единого взгляда. По авеню Ветеранов она держала путь к бульвару Уилшир. Босх знал, что гараж федералов находится под зданием. Уиш шла в противоположном направлении. Значит, куда-то поблизости. Зазвонил телефон.
– Гарри, твой файл тоже у них. В ФБР, я имею в виду. Что происходит?
Голос Эдгара звучал взволнованно и настойчиво. Он не любил осложнений. Он не любил загадок. Он был на сто процентов из тех, кто работает только от звонка до звонка.