Серж помрачнел.
— Я к тебе в душу не лезу, и ты ко мне не лезь!
— Да нужен ты больно! Только твое подвальное прошлое и без того изо всех щелей прет. Я видела, какое у тебя лицо было, когда ты прикидывал, как подороже шарик запродать. И видела, как там, на эфиопском блок-посту свои трофеи отдельно от прочих укладывал.
— И что в этом такого? Что с бою взято, то свято!
— А то, что ты жлоб. Жлоб и куркуль. Такие как ты за лишнюю копейку удавятся. Без выгоды для себя и шагу не сделают, и пальцем не пошевелят.
— Мне что, надо было стать бессребреником? Всем все раздать и сидеть с голым задом?
— Ты не передергивай. Про крайности — это ты сам придумал. А я вообще другое сказать хотела.
— А что ты хотела?
— Да ничего. Все равно ты не поймешь. Куркуль, он и в Африке куркуль. Копай свой погреб, затаривай барахлом. Эфиопам пригодится.
Сергей озлился. Пришла тут, курица малолетняя, и еще выговаривать ему пытается!
— Ну да, я не хочу в совок!
Он уже почти кричал, забыв обо всех вокруг.
— Я не хочу честно добытое добро раздавать всем подряд! Да, у меня есть свои корыстные интересы и я хочу устроиться в этом мире с максимальным комфортом и с минимумом проблем! Это тебя поманили мотоциклеткой, и ты с радостью побежала в стадо. А я привык своим умом жить и своими руками жизнь свою строить.
Сергей чувствовал, что он в пылу перебранки перегнул палку. Но, к его удивлению, Галка не стала отвечать на его выпад. Она лишь негромко и очень спокойно сказала:
— Я же говорила, что ты не поймешь. Одно слово — куркуль.
Повернулась и так же спокойно пошла прочь. Сергей почувствовал, что в ее глазах он сейчас потерял всяческое уважение. И это понимание разозлило его еще сильнее. Тоже, млин, нашлась, каратистка-коммунистка! А когда он ее из своих запасов кормил, за обе щеки метала и морду не кривила, делала вид, что так и надо. Да на кой она ему сдалась, байкерша недоделанная! Да он!.. Да она!..
— Сергей!
Женя, закончив разговор с командиром приехавших на усиление бойцов, подошел в самый неподходящий момент. Серж еще вес пыхал внутри себя праведным гневом, обида на Галку была еще слишком свежа. Поэтому он и ответил резче и грубее, чем следовало:
— Чего надо?
Но тут же, сообразив, с кем сейчас разговаривает, спохватился.
— Извините, Евгений Михайлович. У нас тут с девушкой вышел принципиальный спор, и он оказался более эмоциональным, чем ожидалось.
— Ну да, — хмыкнул Женя, — ваш спор вся наша компания слышала. Разве что Анбэсса ни слова не понял, поскольку языка не знает. Но я о другом. Сейчас мы пойдем воевать. Всего через полста километров, через час пути, будет битва не битва, но серьезный бой — уж наверняка. Достаточно высока вероятность, получить ранение. А возможно и помереть. Я понимаю, что вам не за что здесь сражаться. Вас ничего не привязывает ни к форту, ни к Русскому союзу. Да и вы сами не склонны связывать свое будущее с анклавом. Но вы, я вижу, грамотный боец, хороший стрелок. Если хотите, можете поучаствовать в бою как наемник. За трофеи. Имущество убитых вами эфиопов, от исподнего и до винтовок, достанется вам. Я за этим прослежу лично.
Вот что за человек? Вроде, и все правильно говорит, и предложение выглядит честным, но только в свете недавней перепалки с байкершей звучит как издевательство. Типа, нет у него таких моральных принципов и нравственных устоев, за которые он способен рискнуть шкурой. И поэтому его услуги просто пытаются купить. У Сержа аж скулы свело от злости. А этот мерзкий Юджин, он словно насквозь все видит!
— Сергей, я понимаю, что на принятие такого решения нужно время. Как я говорил, дорога до форта займет час. Думаю, этого вполне достаточно. А сейчас прошу в машину, время не ждет.
Командир отдал приказ, бойцы в камуфляже рассыпались по кустам по обе стороны дороги и исчезли из виду. Минут через пять по дороге следом за ними двинулась колонна. Сперва «ганомаги», за ними «доджи». Тащились медленно, часто останавливаясь, чтобы не обгонять прочесывающих лес людей.
Сергей сидел броневике, на правом, командирском сиденье, предоставленный самому себе. И его сейчас буквально раздирали на части противоречивые эмоции. Ему были, в принципе, симпатичны эти люди из Форта. Но не настолько, чтобы подставляться из-за них под пули. Опять же, если он откажется, как он потом сможет жить среди этих людей? Ведь весь русский анклав не дотягивает и до тысячи человек. И не нужно быть прорицателем, чтобы догадаться, что уже завтра о нем все будет известно. И куда бы он не уехал, везде на него будут смотреть как на… нет, не на труса, но как на человека второго сорта. Уже понятно, что здесь, в Русском Союзе, взаимоотношения между людьми очень тесные. Жить по принципу «моя хата с краю» не выйдет. Да и этот дебильный коммунистический лозунг: «кто не работает, тот не ест»… За шарик он может получить столько, что можно будет бездельничать до конца жизни. Вот только люди, рядом с которыми придется жить, такой фортель не поймут и не оценят. И даже если вслух ничего не скажут, то за глаза непременно осудят. И будет он чувствовать себя чужим среди своих. Может, податься куда-нибудь в другие анклавы? Вот, хотя бы, в Берн, про который рассказывал Клаус Лори. Но вот сам Клаус что-то не горит желанием туда возвращаться.
А что делать с шариком? Вряд ли Юджин врал, когда говорил, что в других местах его просто отберут. Сдать его здесь и потом тащиться на новое место с кучей барахла? Тоже так себе вариант.
Серж не успел додумать мысль. Броневик дернулся и в очередной раз остановился. По броне тихонько постучали:
— Евгений Михайлович, тут, кажется, вас встречают.
— Далеко отсюда?
— Да нет, метров двести по дороге.
Броневик прополз еще немного, и вскоре перед ним предстала чудная картина: шестерка бойцов боевого охранения мирно беседовала с шестеркой ребят в желто-коричневом пустынном камуфляже, вооруженных пистолетами-пулеметами МП-40. У одного был британский пулемет Bren Mk2. На обочине меж двух тоненьких сосенок был растянут плакат, на котором большими буквами было написано по-русски: «Мы ждем Юджина».
Женя вылез из броневика и подошел к теплой компашке.
— Кто здесь ждет Юджина?
— Мы ждем, — вразнобой отозвались «пустынники».
— Ну вот, можно сказать, дождались.
— А как мы можем в этом убедиться? Спросил один из группы ожидания.
Женя почесал в затылке.
— Вообще говоря, никак. Нет у меня бумаги с печатями и подписями о том, что податель сего непременно является тем самым Юджином. Так что либо вы верите мне на слово, либо — извините, мы спешим, у нас время тикает.
Комитет по встрече переглянулся меж собой, а потом шустро выстроился в шеренгу по росту и выдал:
— Здравия желаем, товарищ Юджин!
— Вольно, бойцы, — отозвался Женя. Вы откуда здесь такие красивые и чистенькие? Не евреи, часом?
Мужики смутились.
— Вообще-то, да. А как вы узнали?
— Я, скорее, догадался. Ну и разведданные по вам были. Ну так откуда вы?
— Новый Цахал Нового Иерусалима, — ответил ему тот, что с пулеметом, на чистейшем русском языке.
— Вот это номер! И как же вас туда занесло?.
— Видите ли, в свое время, довольно давно, мы переехали на ПМЖ в Израиль. Все успели отслужить в Цахале, завели семьи, бизнес, устроились каждый по-своему, но весьма неплохо. А когда случился перенос, нас вместе со всеми в первой партии заслали. И надо сказать, что здесь нам совсем не понравилось.
— И что вас тут не устроило?
— Евреи.
— Это как?
— Понимаете, мы уехали из России в девяностые, можно сказать, что за колбасой. И эту колбасу таки сполна получили. У каждого было то, чего он хотел. Хочешь — ходи в синагогу, не хочешь — не делай обрезания. Хочешь — соблюдай шаббат, хочешь — забей на кошерную еду. А тут все начальники помешаны на религии. Тору заставляют наизусть учить, обряды исполнять приходится в приказном порядке, до мельчайших деталей. Все ритуалы до единого, во всех подробностях. Ошибешься в какой-нибудь мелочи, раввин потом епитимьями замучает. А тот такой случай подвернулся! Мы и на старой Земле в армии служили, и здесь туда же пошли. Служба тут ненапряжная, врагов не было, пока начальники сами их себе не нашли. Вот как стали сюда отряд собирать, мы и напросились, чтобы момент улучить, да и свалить по-тихому. С нами послали двоих религиозно-упоротых. Вон они под елочкой тихо лежат. Живые, только упакованы хорошо.
— А что, ребята, там, на вашей еврейщине про страшного Юджина много баек ходит?
— Более, чем. Им только что детей не пугают.
— Ну так для этого Гоблин есть, — хмыкнул Женя. — А вообще, я рад, что вы здесь, и что без крови обошлось. И приму я вас к себе с большой охотой. Вот только сейчас мне предстоит форт от эфиопов отбивать. Примерно… — он глянул на часы — минут через сорок.
— Так а мы на что? Если ты нас к себе принимаешь, то пойдем повоюем. Как говорится, дадим эфиопам мзды.
— А шведам?
— Что, там и шведы есть? Да и им заодно.
— Подумайте, мужики. А если кто из вас не доживет до победы мировой революции? Пульки-то летать будут взаправдашние.
— Сто лет слова этого не слышал — Мужики! Звучит-то как по-русски! Не доживем, значит судьба. Йосс, как говорят китайцы.
— Раз вы так уверены, тогда давайте. Мне во второй броневик нужен стрелок в башню и заряжающий. Кто из вас пулеметчик?
— Так я и есть, пиши — Яков Штукерман.
— Писать после будем, тех, кто жив останется. Кого в напарники возьмешь?
— Да вот он пусть будет, Аркаша Гройсман.
— Тогда занимайте места согласно купленным билетам. МП-40 это, конечно, хорошо, но не слишком. Давайте сюда, подберите себе что-нибудь получше.
— Ого! Да у вас тут целый арсенал!
— Прибарахлились? Ищите себе место. До форта доедете внутри, потом побежите пешком. Ну, вперед.
Вот же чудеса — евреи бегут из Израиля в Россию!
Осталось отпустить пехоту.