На следующее утро Йенсен как следует выспался и отправился в главное здание обсерватории только к одиннадцати часам. Ему предстояла долгая и кропотливая работа над пластинками, отснятыми в течение последних двух недель. Необходимо было сравнить их со снимками, полученными в прошлом месяце. Все это требовалось проделать отдельно для каждого участка неба.
Только к полудню 8 января 1964 года Йенсен спустился в подвал обсерватории и сел за прибор, который астрономы называют мигалкой. Как следует из названия, мигалка — это прибор, который позволяет взглянуть сначала на одну пластинку, затем на другую, затем опять на первую и так далее с очень большой частотой. Если так делать, то звезда, яркость которой существенно изменилась за время между двумя этими наблюдениями, будет выглядеть, как осциллирующая, или «мигающая» точка света, в то время как подавляющее большинство звезд, яркости которых не изменились, мигать не будут. Таким способом можно сравнительно легко отыскать среди десятков тысяч звезд ту, что стала ярче. При этом сберегается огромный труд, поскольку не нужно проверять каждую звезду в отдельности.
Чтобы пластинки можно было использовать в мигалке, всю предварительную работу следовало проделать очень аккуратно. Снимки нужно было получить на одном и том же инструменте, а последующая обработка снимков, по возможности, должна была быть стандартной. По крайней мере, и время экспозиции, и условия проявки надлежало выдерживать с очень большой точностью. Вот почему Йенсен был внимателен при обработке пластинок.
Трудность работы с мигалкой состояла еще и в том, что взрывающиеся звезды — не единственные, чей блеск со временем меняется. Хотя в огромном большинстве звезды и остаются неизменными, существует несколько типов переменных звезд. Такие истинные переменные звезды должны быть обязательно выявлены отдельно и исключены из рассмотрения.
Йенсен подсчитал, что прежде чем он обнаружит одну Новую, ему придется обнаружить и исключить не менее десяти тысяч обычных переменных звезд. Довольно часто, он вычислял такую «ложную мигающую» после короткой проверки, но иногда попадались сложные случаи. Тогда ему приходилось обращаться к звездному каталогу, а это требовало очень точного измерения координат каждой сомнительной звезды. Вот и получалось, что просмотр всей пачки пластинок требовал изрядного труда. Работа была довольно утомительная.
К 14 января он уже просмотрел почти всю пачку. В тот день он смог добраться до обсерватории довольно поздно. Днем он побывал на важном семинаре в Калифорнийском технологическом институте, где обсуждался вопрос о возникновении спиральных галактик. После окончания семинара возникла оживленная дискуссия. Йенсен и его друзья продолжали спорить и за обедом, и по дороге в обсерваторию, поэтому ему удалось закончить проверку последней серии пластинок, той, что он заснял в ночь на 7 января, только вечером.
Он долго провозился с самой первой парой пластинок. Работа получилась кропотливая. Вновь и вновь каждая из «подозрительных» звезд оказывалась обычной, давно известной переменной звездой. «Как будет замечательно, когда проверка будет закончена. Лучше уж сидеть на горе за телескопом, чем напрягать глаза над этим проклятым прибором», — думал Йенсен, склонившись над окуляром. Он нажал кнопку, и в поле зрения появилась вторая пара снимков. Но что-то было не так. Йенсен на ощупь вынул пластинки. Он долго изучал их, просматривая на свет, затем опять вставил в мигалку и включил ее снова. На густо покрытом звездами поле обнаружилось большое, почти круглое, темное пятно. Но поразило его кольцо звезд вокруг этого пятна: все они были мигающими. Почему? Он не мог найти удовлетворительного ответа на этот вопрос: ему никогда прежде не доводилось видеть или слышать о чем-то подобном.
Йенсен был слишком взволнован, чтобы продолжать работу. Предчувствие возможного открытия выбило его из колеи. Ему нужно было с кем-нибудь поговорить. Он вспомнил о Марлоу — одном из старших сотрудников. Большинство астрономов — узкие специалисты в той или иной области своей науки. У Марлоу тоже была своя узкая специальность, но, кроме всего прочего, он был ученым широчайшей общей эрудиции. Вероятно, именно поэтому он делал меньше ошибок, чем большинство его коллег. Он готов был говорить об астрономии в любое время дня и ночи и с одинаковым энтузиазмом спорил и с крупными учеными, каким был сам, и с молодыми людьми, только начинающими научную деятельность. Вот почему Йенсен захотел рассказать о своем любопытном открытии именно Марлоу.
Он осторожно уложил странные пластинки в коробку, отключил приборы, погасил свет в подвале и отправился к доске объявлений, которая находилась возле библиотеки. Здесь он просмотрел список наблюдений и тех, кто их вел. К его радости выяснилось, что Марлоу не наблюдал ни в Паломар, ни в Маунт Уилсон. Конечно, вечером он мог быть занят личными делами. Однако Йенсену повезло. Он позвонил Марлоу по телефону и застал его дома. Когда он объяснил, что хочет поговорить об одном очень странном явлении, Марлоу сказал:
— Конечно, Кнут, приходите, я буду вас ждать. Нет, все в порядке, никаких особых дел у меня нет.
То, что Йенсен вызвал такси, отправляясь к Марлоу, многое говорило о его душевном состоянии. Студенты с годовым доходом в две тысячи долларов такси обычно не пользуются. Тем более это касалось самого Йенсена. Он рассчитывал скопить немного денег, так как мечтал до возвращения на родину, в Норвегию, посетить различные обсерватории Соединенных Штатов и привести подарки своим родным. Но сейчас он забыл о деньгах. Он ехал, сжимая в руках коробку с пластинками и думал лишь о том, не свалял ли где-нибудь дурака, не сделал ли какой-нибудь нелепой ошибки.
Марлоу ждал его.
— Входите, Кнут, — сказал он. — Выпейте чего-нибудь, я слышал, что у вас в Норвегии любят крепкие напитки, не так ли?
Кнут улыбнулся.
— Не крепче, чем употребляют здесь, в Калифорнии, доктор Марлоу.
Марлоу предложил Йенсену удобное кресло у камина (так любимого многими людьми, живущими в домах с центральным отоплением), и, согнав со второго кресла огромного кота, уселся сам.
— Хорошо, что вы позвонили, Кнут. Жены сегодня нет дома, и я не знал, чем заняться.
Затем перешел прямо к делу — тонкости дипломатии были ему чужды.
— Ну, что там у вас? — сказал он, кивнув на желтую коробку, которую принес Йенсен. — Показывайте.
Испытывая некоторую неловкость, Кнут вынул первую из двух пластинок, ту, что была заснята 9 декабря 1963 года, и молча протянул ее Марлоу. Реакция собеседника его обрадовала.
— Боже, — воскликнул Марлоу. — Снимок сделан на 18-дюймовом. Ага, вот и отметка на краю пластинки.
— Вы думаете, здесь какая-нибудь ошибка?
— Насколько я вижу, нет. — Марлоу вынул лупу из кармана и внимательно осмотрел пластинку. — Выглядит совершенно нормально. Никаких дефектов на снимке незаметно.
— Что вас так удивило, доктор Марлоу?
— Вы хотели показать мне эту пластинку?
— Не только. Странное явление становится заметным, когда сравниваешь ее со второй пластинкой, которую я снял месяцем позже.
— Но эта и сама по себе достаточно удивительна, — сказал Марлоу. — И вы целый месяц держали ее у себя в столе! Жаль, что не показали ее раньше. Впрочем, откуда вам было знать.
— Простите, но я не понимаю, почему вас так удивила эта пластинка?
— Посмотрите на это темное круглое пятно. Очевидно, что это газовое облако, не пропускающее к нам свет звезд, расположенных позади него. Такие глобулы нередки в Млечном Пути, но обычно они имеют очень маленькие размеры. Боже мой, а взгляните на эту! Громадина! Чуть ли не два с половиной градуса в поперечнике!
— Но, доктор Марлоу, существует множество облаков, больших, чем это, особенно, в созвездии Стрельца.
— Если вы внимательно посмотрите на такие большие облака, то сразу обнаружите, что они состоят из огромного числа более мелких. А эта штука, на вашей пластинке, скорее всего отдельное сферическое облако. Мне только непонятно, как я умудрился его проглядеть.
Марлоу снова осмотрел пометки на пластинке.
— Правда, расположено оно на юге, мы зимним небом занимаемся не часто. Но все равно, не могу понять, как я мог его пропустить, когда работал над Трапецией Ориона. Это было всего три или четыре года тому назад, и я бы такого не забыл.
То, что Марлоу никогда не слышал про это облако, а это, несомненно, было так, удивило Йенсена. Марлоу знал небо и все необычные объекты, которые могут на нем встретиться, не хуже, чем улицы Пасадены.
Марлоу подошел к буфету наполнить бокалы. Когда он вернулся, Йенсен сказал:
— Собственно, меня удивила вторая пластинка.
Марлоу смотрел на нее несколько секунд, а затем снова взглянул на первую пластинку. Его опытному глазу не нужно было мигалки, чтобы увидеть на первой пластинке странное кольцо звезд вокруг облака, которое полностью или частично отсутствовало на второй.
— Не было ли чего-нибудь необычного в способе, которым вы получили эти снимки?
— По-моему, нет.
— Они действительно выглядят нормально, но никогда нельзя быть полностью уверенным.
Марлоу вскочил. Всякий раз, когда он был возбужден или чем-то взволнован, он выпускал огромные клубы резко пахнущего анисом табачного дыма. Он предпочитал какой-то особенный табак из Южной Африки. Йенсен удивился, почему его трубка не загорается.
— Знаете ли, иногда с пластинками происходят самые дикие вещи. Нам следует, как можно скорее, получить новый снимок. Хотел бы я знать, кто сегодня наблюдает на горе.
— Вы имеете в виду Маунт Уилсон или Паломар?
— Маунт Уилсон. Паломар слишком далеко.
— Насколько я помню, на 100-дюймовым работает один из приезжих астрономов. На 60-дюймовом, кажется, Харви Смит.
— Пожалуй, будет лучше, если я отправлюсь сам. Харви разрешит мне немного поработать на его инструменте. Исследовать всю туманность я, естественно, не смогу, но заснять отдельные звезды вокруг нее мне удастся. Вы знаете точные координаты объекта?