«Хитрый черт, – подумал Кингсли, – пытается заставить меня делать то, чего я совершенно не хочу. Если я сразу откажу, это будет выглядеть очень грубо. Нельзя так поступать с гостем. Придется немного промариновать его».
Вслух же он сказал:
– Вы можете не сомневаться, что я все понимаю и отдаю себе отчет в том, насколько естественно ваше желание держать происходящее в секрете. Но есть ряд трудностей, которые необходимо принимать во внимание. Во-первых, времени очень мало, ведь шестнадцать месяцев – весьма небольшой период. Во-вторых, нам необходимо срочно узнать ряд фактов, касающихся Облака. В-третьих, эти факты не удастся выяснить в обстановке строгой секретности. Мы с Королевским астрономом, скорее всего, не справимся без посторонней помощи. В-четвертых, любая секретность – понятие временное. Другие могут прийти к точно таким же заключениям, которые содержатся в отчете Королевского астронома. В лучшем случае у вас есть пара месяцев. И как бы там ни было, но к осени об это узнают все, кто хотя бы раз взглянет на небо.
– Профессор Кингсли, вы меня не понимаете. Я имею в виду исключительно текущий момент. Как только будет определен курс дальнейших действий, мы дадим этому делу полный ход. Все, кому необходимо сообщить об Облаке, будут проинформированы. Никакого замалчивания не произойдет. Мы просим только соблюдать строгие меры предосторожности до тех пор, пока не будет разработан план. Разумеется, нам не хочется, чтобы поползли разные слухи, прежде чем мы мобилизуем все наши силы, вы уж извините за эту армейскую аналогию.
– Мне очень жаль, сэр, но эти ваши рассуждения меня не особенно убедили. Вы говорите о необходимости разработать план действий, чтобы в дальнейшем ему следовать. Но это все равно что ставить телегу впереди лошади. Поверьте мне, нельзя разработать действенный план, пока вы не располагаете достаточной информацией. Например, мы пока не знаем, долетит ли Облако до Земли. Нам не известно, является ли материя, из которой состоит Облако, ядовитой. В данный момент мы склонны считать, что с появлением Облака может наступить сильное похолодание, но возможен и обратный эффект. Не исключено, что станет очень жарко. И до тех пор пока мы все это не выясним, любые политические и социальные меры не имеют никакого смысла. Единственный разумный курс действий – безотлагательно собрать всю относящуюся к делу информацию, а это, я повторяю, невозможно в обстановке строгой секретности.
Кингсли стало интересно, сколько еще продлится эта светская беседа в лучших традициях восемнадцатого века. Возможно, стоило поставить чайник и приготовить чай?
Однако развязка стремительно приближалась. Два этих человека были слишком разными по складу мыслей, а потому просто не могли беседовать дольше получаса. Когда министр внутренних дел говорил с кем-то, он ставил перед собой задачу сделать так, чтобы его собеседник начал действовать согласно определенному, заранее обусловленному плану. Ему было совершенно все равно, как добиться желаемого, главное, чтобы все вышло так, как он хотел. В ход шли любые средства: лесть, попытки обратиться к здравому смыслу, социальное давление, удовлетворение амбиций или даже откровенное запугивание. В большинстве случаев, как и все администраторы, он считал, что такие аргументы, имеющие в своей основе сильный эмоциональный фактор, но преподнесенные, казалось бы, с применением логики, лучше всего помогают достичь успеха. Но действительно строгой логике министр никогда не находил применение. С другой стороны, Кингсли следовал строгой логике во всем – ну, или почти во всем.
И в тот момент министр внутренних дел совершил ошибку.
– Мой дорогой профессор Кингсли, боюсь, вы нас недооцениваете. Можете быть уверены, что при составлении наших планов мы учтем самые худшие из возможных сценариев.
Кингсли вскочил.
– Тогда, боюсь, вам придется подготовиться к ситуации, когда все мужчины, женщины и дети погибнут и на планете не останется ни животных, ни растений. Я могу поинтересоваться, какой план у вас заготовлен на такой случай?
Министр внутренних дел был не из тех, кто продолжает упорствовать, когда спор проигран. Если он заходил в тупик, то просто менял тему и даже не вспоминал о том, что обсуждалось прежде. Он решил, что как раз настал подходящий момент, и, таким образом, сделал вторую, еще более серьезную ошибку.
– Профессор Кингсли, я пытался представить вам все с объективной точки зрения, но вы ставите меня в довольно неловкое положение. Поэтому давайте-ка начистоту: мне ведь не стоит говорить вам, что, если эта ваша история станет достоянием общественности, последствия могут быть весьма серьезными.
Кингсли только застонал в ответ.
– Мой дорогой друг, – сказал он, – это, конечно, кромешный ужас. И правда, могут возникнуть весьма и весьма серьезные последствия! Я-то прекрасно представляю, насколько серьезными они будут, если от нас заслонят Солнце. Ваше правительство уже придумало, как это предотвратить?
Министр внутренних дел с трудом сдерживал себя.
– Вы продолжаете утверждать, что Солнце непременно «заслонят», выражаясь вашими словами. Позвольте сказать вам откровенно, мы в правительстве навели кое-какие справки, и нас не удовлетворила точность ваших исследований.
Кингсли возмутило это заявление.
– Что?!
Министр внутренних дел продолжил свою атаку:
– Возможно, вам это еще не приходило в голову, профессор Кингсли, но давайте на минуточку предположим, что вся эта история просто пшик, буря в стакане воды, химера. Вы представляете себе, профессор Кингсли, в каком окажетесь положении после того, как всполошите общественность из-за полнейшей ерунды? Могу вас совершенно серьезно заверить: финал у такой истории возможен только один, причем весьма значительный.
Кингсли взял себя в руки. Но внутри у него все закипало.
– Я не могу выразить, насколько благодарен вам за эту заботу. Меня также удивляет то, насколько внимательно правительство ознакомилось с нашим отчетом. Если честно, то я потрясен. Даже жаль, что вы не изучили с такой же тщательностью и другие вопросы, в которых вы вроде как должны разбираться не на таком дилетантском уровне.
Министр внутренних дел перестал церемониться с собеседником. Он поднялся, взял шляпу с тростью и сказал:
– Любое ваше заявление, профессор Кингсли, будет расцениваться как серьезное нарушение нашего Закона о государственной тайне. В последние годы нам приходилось нередко сталкиваться с ситуациями, когда ученые ставили себя выше закона и общественных интересов. Вы можете себе представить, что с ними случилось. Всего хорошего.
Впервые голос Кингсли прозвучал властно и резко:
– Позвольте обратить ваше внимание, господин министр внутренних дел, что любые попытки правительства ограничить мою свободу передвижения, без сомнения, лишат вас всяких шансов сохранить какую бы то ни было секретность. До тех пор, пока широкая общественность ничего не знает о случившемся, вы в моих руках.
Когда министр внутренних дел ушел, Кингсли посмотрел на себя в зеркало и улыбнулся.
– Думаю, я неплохо сыграл свою роль, но все-таки жаль, что пришлось заниматься этим у себя дома.
Дальнейшие события стали развиваться стремительно. В Кембридж прибыла группа сотрудников МИ‑5. Пока Кингсли обедал в столовой колледжа, его квартиру обыскали. Обнаружили длинный перечень его корреспондентов, с которого сразу же сняли копию. Почтовое отделение предоставило список писем, отправленных Кингсли после своего возвращения из США. Сделать это оказалось просто, так как все письма были заказными. Выяснилось, что, вероятно, только одно из этих писем – письмо доктору Х. С. Лестеру из Сиднейского университета – все еще не доставлено адресату. Из Лондона полетели срочные телеграммы, и через несколько часов письмо удалось перехватить в Дарвине, в Австралии. Его содержание в виде шифровки переслали в Лондон.
На следующий день ровно в десять утра на Даунинг-стрит, 10, было созвано совещание. Присутствовали министр внутренних дел, сэр Гарольд Стэндард – глава МИ‑5, Фрэнсис Паркинсон и премьер-министр.
– Итак, джентльмены, – начал премьер-министр, – у вас у всех была возможность изучить все факты, и, думаю, мы все согласны, что с этим Кингсли нужно что-то делать. Тот факт, что одно из писем отправлено в СССР, а также содержание перехваченного письма не оставляют нам другого выхода, кроме как действовать незамедлительно.
Остальные молча кивнули.
– Остается только решить, – продолжил премьер-министр, – какие именно меры необходимо предпринять.
У министра внутренних дел не оставалось никаких сомнений на этот счет. Он был сторонником немедленного заключения под стражу.
– Не думаю, что нам стоит настолько серьезно относиться к угрозе огласки, которая исходит от Кингсли. Мы в силах перекрыть явный источник утечки информации. И хотя это может нанести нам некоторый урон, его масштабы будут невелики, возможно, намного меньше, чем если мы попытаемся пойти на какой-либо компромисс.
– Я согласен, что мы можем перекрыть очевидный источник утечки, – согласился Паркинсон. – Но как быть с неочевидными источниками? Сэр, я могу говорить откровенно?
– Почему нет? – ответил премьер-министр.
– Так вот, я немного волновался на нашей прошлой встрече, когда отчитывался перед вами о Кингсли. Я сказал, что многие ученые считают его умным, но неуравновешенным, и в этом отношении совершенно точно передал их точку зрения. Но я не упомянул, что ни в одной сфере профессиональная зависть не разрослась еще до таких масштабов, как в научном мире, и эта зависть просто не позволит признать кого-нибудь одновременно блестящим ученым и нормальным человеком. Если честно, сэр, я очень сомневаюсь, что в отчете Королевского астронома есть какие-либо серьезные ошибки.
– И к чему вы клоните?
– Понимаете, сэр, я изучил отчет очень тщательно, и у меня сложилось некоторое представление о характерах и способностях людей, которые его подписали. Видите ли, человеку, обладающему интеллектом Кингсли, не составило бы ни малейшего труд