Через несколько минут Паркинсон ответил, и Кингсли сразу же перешел к делу:
– Здравствуйте, Паркинсон. Слышал, сегодня утром ваш капкан захлопнулся. Нет, нет, я не жалуюсь. Я ожидал чего-нибудь в этом роде. Можете расставлять охрану по периметру всего Нортонстоу, главное, чтобы они не пробирались внутрь. Я звоню вам сказать, что с этого момента связь с Нортонстоу будет осуществляться иначе. Больше никаких телефонных звонков. Мы перережем все провода, ведущие к постам охраны. Если вы захотите связаться с нами, вам придется воспользоваться радиосвязью… Если вы все еще не настроили передатчик, то это ваши проблемы. Вы же сами настаивали, чтобы этим занялся министр внутренних дел… Вы не понимаете? А вы попробуйте понять. Если у ваших людей хватает квалификации управлять страной в обстановке кризиса, они и передатчик смогли бы создать, тем более что мы присылали вам схему. И я хочу, чтобы вы позаботились еще об одном вопросе. Раз уж вы не хотите никого выпускать, то мы не позволим никому приезжать в Нортонстоу. Хотя ладно, вы, Паркинсон, можете при желании приехать, но обратно вас уже не выпустят. На этом все.
– Но это же просто абсурд какой-то! – сказал Уайчарт. – Нас буквально посадили в тюрьму. Не знал, что в Англии может случиться такое.
– В Англии может случиться что угодно, – ответил Кингсли, – только объяснение происходящему окажется довольно необычным. Если вы хотите запереть мужчин и женщин в загородном поселке в Англии, вы не будете говорить охране, что они сторожат тюрьму. Вы скажете им, что те, кто находится внутри, нуждаются в защите от отчаянных головорезов, пытающихся пробраться снаружи. Так что здесь речь идет о защите, а не о заточении.
И главный констебль действительно считал, что в Нортонстоу хранятся атомные секреты, которые произведут революцию в сфере применения атомной энергии в промышленности. А еще у него сложилось впечатление, будто иностранные шпионы пойдут на что угодно, лишь бы выведать эти секреты. Он знал, что наиболее вероятным источником утечки может стать кто-то работающий в Нортонстоу. И отсюда несложно было сделать заключение, что безопаснее всего перекрыть въезд и выезд на территорию поместья. Сам министр внутренних дел поддержал его точку зрения. И даже не исключал вероятности, что полицейским может потребоваться помощь военных.
– Но какое отношение все это имеет к нам? – спросила Энн Халси.
– Я мог бы сделать вид, будто ваше появление здесь совершенно случайно, – ответил Кингсли, – но я в этом сомневаюсь. Вы стали частью плана. И вы такие тут не единственные. К примеру, художника Джорджа Фишера пригласило сюда правительство, чтобы нарисовать несколько пейзажей Нортонстоу. Еще здесь живет Джон Макнил, молодой врач, и Билл Прайс – историк, работающий со старой библиотекой. Думаю, будет лучше пригласить их, и тогда я постараюсь все объяснить.
Когда к ним присоединились Фишер, Макнил и Прайс, Кингсли в общих чертах, но достаточно подробно рассказал этим не имеющим отношения к науке людям об открытии Черного Облака и о событиях, предшествовавших открытию этого учреждения в Нортонстоу.
– Я понимаю, как это может объяснить поведение охраны и все такое. Только как это объясняет наше здесь присутствие? Вы сказали, что это не случайность. Но почему мы, а не кто-нибудь еще? – спросила Энн Халси.
– Это я во всем виноват, – признался Кингсли. – Думаю, произошло следующее. Правительственные агенты нашли мою записную книжку. Там были имена ученых, с которыми я советовался по поводу Черного Облака. И, вероятно, после того, как выяснилось, кем были некоторые указанные там люди, в правительстве решили не рисковать. И они постарались заманить сюда всех, чьи имена там были указаны. Извините.
– Это было чертовски безответственно с вашей стороны, Крис! – воскликнул Фишер.
– Если честно, то в последние шесть недель мне хватало и других поводов для беспокойства. И в конце концов, ваше положение на такое уж и плохое. Вы все признали, что это очень милое местечко, а когда разразится кризис, у вас окажется намного больше шансов уцелеть, чем в любом другом уголке мира. Здесь мы точно выживем, если это вообще будет возможно. Поэтому, по сути дела, можете считать, что вам очень повезло.
– Кингсли, эта история с записной книжкой, – сказал Макнил, – ко мне, похоже, не имеет никакого отношения. Насколько я помню, до недавнего момента мы никогда с вами не встречались.
– В таком случае, позвольте спросить вас, Макнил, почему же вы здесь?
– Ерунда какая-то. Я подыскивал место для нового санатория, и мне порекомендовали Нортонстоу. Министр здравоохранения предложил приехать сюда и самому все посмотреть. Но зачем, я и представить себе не могу.
– Возможно, чтобы у нас был свой доктор.
Кингсли встал и подошел к окну. Тени облаков скользили по полям, обгоняя друг друга.
Однажды днем в середине апреля Кингсли вернулся домой после бодрой прогулки по территории поместья и обнаружил, что всю его комнату заполнил анисовый дым.
– Не может быть!.. – воскликнул он. – Глазам своим не верю, Джефф Марлоу! Я уж и не надеялся увидеть вас здесь. Как вам удалось пробраться?
– Благодаря обману и предательству, – ответил Марлоу, прожевав кусок тоста и собираясь откусить новый. – Ну и славное у вас тут местечко! Не хотите чая?
– Спасибо, это так любезно с вашей стороны.
– Бросьте. После того как вы уехали, нас перевели в Паломар, где я смог хорошенько поработать. Затем всех отправили в пустыню, за исключением Эмерсона, которого, как я думаю, послали сюда.
– Да, Эмерсон, Барнетт и Уайчарт находятся у нас. Я очень боялся, что вас сошлют в пустыню. Поэтому и поспешил уехать, как только Геррик заявил, что собирается в Вашингтон. Ему досталось за то, что он позволил мне покинуть страну?
– Думаю, да, но он не распространялся на этот счет.
– И между прочим, я правильно понимаю, что Королевского астронома отправили к вам?
– Так точно, сэр! Королевский астроном теперь главный специалист по связям с Великобританией в американском проекте.
– Рад за него. Думаю, это как раз по его части. Но вы так и не рассказали мне, как вам удалось улизнуть из пустыни и почему вы решили сделать это?
– Почему – это самое простое. Потому что нас до смерти замучили дисциплиной.
Марлоу взял из сахарницы несколько кусочков сахара. Один он положил на стол.
– Вот парень, который делает основную работу.
– Как вы его называете?
– Да вроде бы никак конкретно.
– А здесь мы называем такого «челом».
– «Чел»?
– Верно. Сокращенно от «человека».
– Что ж, хоть мы и не называем их «челами», но пусть будет так, – продолжал Марлоу. – По правде говоря, этому «челу» приходится отдуваться за всех, и скоро вы сами это поймете.
Затем он выложил вряд несколько кусочков сахара.
– Над «челом» стоит начальник отдела. Вроде меня. Затем следует заместитель директора. Им назначили Геррика, хотя он и сидел в общей конуре вместе с нами. Дальше идет наш старый друг – директор собственной персоной. После него – ассистент куратора, затем, разумеется, сам куратор, они оба военные. Дальше идет координатор проекта. Он – политик. И так, потихоньку, мы доходим до вице-президента. А дальше уже, полагаю, следует и президент, хотя и не уверен, я до таких высот не добирался.
– Я так понимаю, вам это не по душе?
– Нет, сэр, совсем не по душе, – продолжал Марлоу, с хрустом откусывая от тоста еще один кусок. – Я находился почти в самом низу этот иерархии, что тут может понравиться? Кроме того, я никак не мог понять, что происходит за пределами моего отдела. Политика заключалась в том, чтобы каждый отдел работал в изоляции от остальных. Нам говорили, что это все в интересах безопасности, только, мне кажется, от этого сильно страдал результат. Так что можете себе представить, как я был недоволен. Такие попытки решить проблему мне совсем не по душе. Поэтому я начал активно добиваться перевода, хотел поучаствовать в вашем шоу. Мне казалось, что здесь дела идут намного лучше. И я вижу, так оно и есть, – добавил он и взял еще один тост. – А еще я вдруг сильно соскучился по зеленой траве. Когда возникает такое желание, ему сложно противиться.
– Джефф, все это замечательно, но все равно непонятно, как вам удалось вырваться из лап такой грозной организации?
– Чистое везение, – ответил Марлоу. – В Вашингтоне начали подозревать, что ваши ребята докладывают далеко не все, что им известно. А поскольку я попросил о переводе, меня послали сюда в качестве шпиона. Вот в чем заключается мое предательство.
– Значит, вы должны докладывать обо всем, что мы попытаемся скрыть?
– Совершенно верно. Ну что, теперь, когда вам стала известна причина моего приезда, ответьте: вы позволите мне остаться или вышвырните вон?
– У нас такое правило – те, кто приезжает в Нортонстоу, остаются здесь. Мы никого не выпускаем.
– Значит, вы не против, если Мэри тоже приедет? Она сейчас делает покупки в Лондоне, но завтра будет здесь.
– Конечно, не против. Дом большой. Комнат много. Мы с удовольствием разместим здесь миссис Марлоу. Честно говоря, работы предстоит очень много, а людей нам не хватает.
– Тогда, может, я смогу иногда отправлять в Вашингтон хоть какие-нибудь крупицы информации, чтобы порадовать их?
– Можете говорить им все, что хотите. Я заметил, что чем больше мы рассказываем политикам, тем в более глубокую депрессию их вгоняем. Поэтому мы предпочитаем ничего от них не скрывать. Здесь нет никаких секретов. Так что передавайте любые сведения в Вашингтон по прямой радиосвязи. Ее как раз подключили около недели назад.
– В таком случае, может, вы в общих чертах расскажете мне, что вообще происходит? Честно говоря, после нашего разговора в пустыне Мохаве я не узнал почти ничего нового. Кое-что, конечно, удалось сделать, но сейчас особой надобности в оптических наблюдениях нет. К осени нам, возможно, удастся получить кое-какие данные. Но мы вроде как договорились, что основной работой занимаются радиоастрономы.