Лестер и еще с полдюжины остальных участников беседы отправились в лабораторию. Через полчаса они вернулись.
– Полное отражение сигнала на одном метре. На десяти сантиметрах повторилась «Схема А», – объявил Лестер. – Кажется, это подтверждает слова Криса.
– Я не уверен, – заметил Уайчарт. – Почему на одном метре не повторилось «Схемы А»?
– У меня есть некоторые предположения, они в какой-то мере еще более фантастические, поэтому пока я не стану беспокоить вас ими. Но факт, и я настаиваю, что этот факт имеет место быть, так вот этот факт заключается в том, что как только мы включаем десятисантиметровый передатчик, сразу же происходит резкий скачок атмосферной ионизации, а когда мы его выключаем, ионизация идет на спад. Кто-нибудь станет это отрицать?
– Я не отрицаю, что вы достаточно точно описали все произошедшее, – возразил Лестер. – Согласен, что здесь нечего отрицать. Меня только настораживают попытки установить связь между нашими радиопередачами и колебаниями уровня ионизации.
– Дэйв, по-вашему, все, что мы обнаружили сегодня днем и вечером, всего лишь совпадения? – спросил Марлоу.
– Да, именно это я и имел в виду. Я согласен, что вероятность серии подобных совпадений ничтожна, но взаимосвязь, о которой говорил Кингсли, кажется совершенно неправдоподобной. Я считаю, что маловероятное может произойти, но неправдоподобное – никогда.
– Неправдоподобное – это слишком уж сильно сказано, – продолжал стоять на своем Кингсли. – И думаю, Уайчарт не сможет подтвердить, что верно использовал это слово. На самом деле мы должны сделать выбор между двумя невероятностями – а я говорил, что моя гипотеза кажется невероятной, когда изложил ее в первый раз. Более того, я согласен с недавним высказыванием Алексея о том, что подтвердить правильность гипотезы можно только с помощью предсказаний. Прошло три четверти часа с того момента, как Гарри Лестер осуществил последнюю передачу сигнала. Я предлагаю ему снова пойти и провести еще одну десятисантиметровую передачу.
– Неужели опять?! – простонал Лестер.
– Я предсказываю, – продолжал Кингсли, – что моя «Схема А» повторится. И теперь я хотел бы узнать, какое предсказание сделает Уайчарт.
Уайчарту не понравилось, куда в итоге зашел спор, и он попытался уклониться от ответа. Марлоу рассмеялся.
– Он загнал вас в угол, Дэйв! Придется отвечать. Если вы правы насчет совпадений, вам нужно согласиться, что нынешние предсказания Кингсли вряд ли сбудутся.
– Разумеется, шансы очень малы, но все равно это может произойти.
– Да бросьте, Джефф! Что вы предсказываете? На что готовы поставить деньги?
И Уайчарту пришлось согласиться на пари и поставить на то, что Кингсли неправ.
– Ну хорошо. Давайте проверим, – предложил Лестер.
Пока все выходили из комнаты, Энн Халси сказала Паркинсону:
– Мистер Паркинсон, вы не поможете мне приготовить еще кофе? Они наверняка не откажутся, когда вернутся.
Пока они возились на кухне, она продолжила:
– Вы когда-нибудь слышали, чтобы люди так много разговаривали? Я всегда считала ученых молчаливыми типами, но столько болтовни, как сегодня, мне еще не доводилось слышать. Помните, что Омар Хайям говорил о врачах и святых?
– Вероятно, что-то в этом духе, – предположил Паркинсон:
Стремимся к знаниям мы с лет младых,
Советов ищем и у лекарей, и у святых.
Мудры их речи, только горестен итог:
Ложимся прахом мы среди могил глухих.
– Меня удивило даже не то, сколько они говорили, – рассмеялся он. – Нас, политиков, не впечатлить долгими разговорами. Меня поражает, сколько ошибок они совершают, насколько часто все происходит не так, как они ожидают.
Когда ученые вернулись, по одному их виду можно было догадаться о том, что произошло. Марлоу взял у Паркинсона чашку кофе.
– Спасибо. Ну вот и все! Крис оказался прав, а Дэйв ошибся. Теперь нужно понять, что все это значит.
– Ваша версия, Крис, – сказал Лестер.
– Давайте предположим, что моя гипотеза верна и наши передачи воздействуют на ионизацию атмосферы.
Энн Халси протянула Кингсли чашку кофе.
– Я была бы признательна, если бы мне объяснили, что такое ионизация. Вот, выпейте это.
– О, это означает, что внешняя оболочка атомов отрывается от их внутренней части.
– И как такое может произойти?
– Разными способами. Благодаря электрическому разряду, как при ударе молнии, или как в неоновых лампах, которые мы используем здесь для освещения. Газ в этих лампах частично ионизирован.
– Полагаю, главная сложность заключается в источнике энергии? Ведь при ридиопередаче энергии выделяется недостаточно, чтобы вызвать такой рост ионизации? – предположил Макнил.
– Верно, – ответил Марлоу. – Наши передачи просто не могут быть основным источником настолько мощных атмосферных колебаний. Бог мой, да здесь требуется невероятное количество энергии!
– Тогда как же гипотеза Кингсли может оказаться правильной?
– Наши передачи не являются основной причиной, как сказал Джефф. Это просто невозможно. Здесь я согласен с Уайчартом. Моя гипотеза заключается в том, что наши передачи служат пусковым механизмом, который активизирует мощный источник энергии.
– И где, Крис, по-вашему, находится этот источник? – спросил Марлоу.
– Разумеется, в Облаке.
– Но это же просто фантастика – предполагать, будто мы можем заставить Облако реагировать подобным образом, да еще с таким завидным постоянством! Ведь это подразумевает, что Облако располагает механизмом для осуществления обратной связи, – возразил Лестер.
– Согласно моей гипотезе, именно так и есть.
– Кингсли, неужели вы не видите, что это совершеннейшее безумие? – воскликнул Уайчарт.
Кингсли посмотрел на свои часы.
– Еще немного – и мы сможем пойти и еще раз попробовать, если найдутся желающие. Кто-нибудь хочет?
– Боже правый, нет! – сказал Лестер.
– Мы либо пойдем, либо останемся. И если останемся, значит, мы принимаем гипотезу Кингсли. Ну что, ребята, мы пойдем или останемся? – поинтересовался Марлоу.
– Мы остаемся, – сказал Барнетт. – И посмотрим, куда заведет нас этот спор. Пока мы договорились до того, что Облако имеет механизм для осуществления обратной связи и этот механизм вырабатывает большое количество энергии, как только в него снаружи проникают отголоски наших радиоволн. Далее, полагаю, мы обсудим, как этот механизм работает и почему он работает именно таким образом. У кого-нибудь есть соображения?
Александров откашлялся. Он редко высказывался, поэтому всем было интересно его выслушать.
– Паршивец в Облаке. Я это уже говорил.
Иветт Хедельфорд не смогла сдержать улыбки и тихо хихикнула. Кингсли тем не менее ответил совершенно серьезно:
– Я это помню. Алексей, вы тогда говорили совершенно серьезно.
– Я всегда серьезен, черт возьми, – ответил русский.
– Крис, скажите уж прямо, что вы имеете в виду? – спросил кто-то.
– Я хочу сказать, что Облако наделено разумом. Пока все не начали возмущаться, позвольте сказать вам, я знаю, что идея абсурдна, и я ни за что не озвучил бы ее, если бы существовала не настолько абсурдная альтернатива ей. Вас не удивляет, как часто мы ошибались относительно поведения Облака?
Паркинсон и Энн Халси в изумлении переглянулись.
– И у всех наших ошибок есть одна общая особенность. Это те самые ошибки, которые кажутся совершенно естественными, если предположить, что Облако не какой-нибудь неодушевленный объект, а нечто живое.
Логические рассуждения
Поразительно, насколько сильно прогресс зависит от отдельных личностей. Кажется, что миллиарды людей организованы в общество, похожее по своему устройству на муравейник. Но на самом деле это не так. Новые идеи – движущая сила всякого развития – исходят от отдельных личностей, а не от корпораций или государств. И эти новые идеи хрупки, как весенние цветы: толпа легко растопчет их, а одинокий странник может вырастить, окружая заботой.
Среди множества тех, кто пережил появление Облака, никто, за исключением Кингсли, не смог обосновать причину визита этого самого Облака в Солнечную систему. Его первые голословные заявления были встречены с недоверием даже со стороны коллег-ученых, за исключением Александрова.
Уайчарт прямо высказал свою точку зрения.
– Ваша идея совершенно абсурдна, – заявил он.
Марлоу покачал головой.
– Вы читаете слишком много научной фантастики. Все это вымысел.
– Никакой чертовой фантастики о том, что Облако полетит прямо к Солнцу, будь оно не ладно. Никакой чертовой фантастики о том, что Облако остановится. Никакой чертовой фантастики про ионизацию, – проворчал Александров.
Врача Макнила эта информация заинтриговала. Новая идея оказалась ему намного ближе всяких передатчиков и антенн.
– Крис, мне хотелось бы понять, какое значение ты вкладывал в слово «живое»?
– Джон, вам ведь намного лучше меня известно, что разница между одушевленным и неодушевленным в большей степени существует для удобства терминологии. В целом неодушевленная материя имеет более простую структуру и относительно простые свойства. С другой стороны, живая, или одушевленная, материя обладает достаточно сложной структурой и способностью к весьма неординарному поведению. Когда я сказал, что Облако живое, я имел в виду, что материя внутри него может быть организована достаточно затейливым образом, поэтому ее поведение, а следовательно, и поведение всего Облака намного сложнее, чем мы предполагали прежде.
– Нет ли здесь какой-то тавтологии? – спросил Уайчарт.
– Я сказал, что термины «одушевленное» и «неодушевленное» – весьма условны. Если зайти слишком далеко, то они в самом деле могут показаться тавтологией. Рассуждая более научным языком, я могу предположить, что химические процессы внутри Облака очень сложные. У него сложные молекулы, сложная структура, построенная из этих молекул, сложная нервная деятельность. Иными словами, я считаю, что у Облака есть мозг.