– Интересны два момента, – сказал Макнил. – Как вы подзаряжаете энергией вашу неврологическую материю? В случае с людьми за это отвечает кровеносная система. У вас есть ее эквивалент? И второе, каков приблизительный размер этих отделов, которые вы создаете?
Ответ оказался следующим:
«Размер варьируется в зависимости от того, для каких целей создается этот отдел. Площадь твердого тела, на которой он располагается, может быть от пары до нескольких сотен ярдов.
Да, у меня есть эквивалент кровеносной системы. Подача необходимой субстанции поддерживается потоком газа, который постоянно циркулирует по созданным мной отделам мозга. Этот поток поддерживает не сердце, а электромагнитный насос. Стоит сказать, что насос имеет неорганическую структуру. Это еще одно устройство, которым мы всегда обеспечиваем саженец новой жизни. Газ поступает от насоса к запасу химических компонентов, а оттуда – к моей неврологической структуре, которая поглощает необходимый для мозговой деятельности материал. Отходы жизнедеятельности также поступают обратно в газ. Затем газ возвращается в насос, но перед этим проходит через фильтр, который очищает его от отходов, и этот фильтр чем-то похож на ваши почки.
Достоинство моих «сердца», «почек» и «крови» заключено в том, что они по своим свойствам являются неорганическими. Сбои в их работе допустимы. Если с моим «сердцем» что-то случится, я просто включу запасное, которое всегда у меня наготове. Если откажут «почки», я не умру, как ваш композитор Моцарт. Я опять же включу запасные «почки». И я могу изготавливать новую «кровь» в больших количествах».
Вскоре после этого Джо покинул эфир.
– Меня все-таки поражает это удивительное сходство между нашими с ним принципами жизнедеятельности, – заметил Макнил. – Детали, разумеется, абсолютно разные: газ вместо крови, электромагнитные сердце и почки и тому подобное. Но логика в строении организма та же самая.
– И логика в построении мозга напоминает программирование нашей вычислительной машины, – сказал Лестер. – Крис, вы обратили на это внимание? Это же почти как разработка новой подпрограммы.
– Я думаю, что сходство действительно есть. Бытует мнение, что строение коленного сустава мухи подобно строению наших коленных суставов. А почему? Да потому, что существует только один способ сконструировать хороший коленный сустав. Точно так же есть только одна логика и одна общая схема строения разумного организма.
– Но почему, по-вашему, должна существовать такая уникальная логика? – спросил Макнил.
– Мне трудновато это объяснить, так как здесь я вторгаюсь на территорию религиозных воззрений. Мы знаем, что у Вселенной есть своя внутренняя структура, именно это обнаруживает или пытается обнаружить наша наука. Мы склонны хвалить себя, когда размышляем над нашими удачами в этой области, и таким образом словно пытаемся сказать, что Вселенная следует нашей логике. Но это, конечно, все равно что ставить телегу впереди лошади. Не Вселенная следует нашей логике, а мы созданы в соответствии с логикой Вселенной. И можно сказать, в этом и заключается определение разумной жизни, как чего-то отражающего основы построения Вселенной. Это заложено и в нас, и в Джо, поэтому мы находим общие темы для общения несмотря на то, что в деталях мы абсолютно разные. Мы все отражаем внутреннюю структуру Вселенной.
– Эти политические паршивцы все еще пытаются прорваться к нам. Черт побери, я сейчас отключу все лампочки, – возмутился Лестер.
Он подошел к панели с лампочками, которые оповещали о получении различных сообщений, а через минуту вернулся на свое место, весь дрожа от смеха,
– Просто замечательно! – проговорил он сквозь хохот. – Я забыл отключить передачу нашего разговора на десятиметровой волне. Они все слышали: и замечание Алексея про Кремль, и предложение Криса обрубить связь. Не удивительно, что они теперь в ярости! Кажется, исправить уже ничего не получится.
Никто не знал, что делать. Наконец Кингсли подошел к панели управления. Он щелкнул несколькими переключателями и сказал в микрофон:
– Это Нортонстоу, говорит Кристофер Кингсли. Если у вас есть какое-нибудь сообщение, можете передать его.
Из репродуктора донесся рассерженный голос:
– Наконец-то вы в Нортонстоу изволили ответить! Мы пытались выйти с вами на связь последние три часа.
– Кто говорит?
– Громер, министр обороны США. И хочу сказать, что вы сейчас разговариваете с очень сердитым человеком, мистер Кингсли. Я жду объяснений насчет вашего сегодняшнего возмутительного поведения.
– В таком случае, боюсь, вам придется ждать и дальше. Я даю вам еще тридцать секунд, и если не услышу от вас более убедительных доводов, то снова отключу связь.
Голос стал тише, но в нем еще более явственно слышалась угроза:
– Мистер Кингсли, мне и прежде доводилось слышать о вашем несносном упрямстве, но лично я никогда еще ни с чем подобным не сталкивался. Довожу до вашего сведения, больше подобное не повторится. И это не предупреждение. Я просто хочу вам сообщить, что в скором времени вы покинете Нортонстоу. А вот куда вас после этого отправят, это я оставлю на откуп вашему воображению.
– Я очень надеюсь, что в своих планах насчет моей дальнейшей судьбы, мистер Громер, вы учли один очень важный момент.
– Это какой же, позвольте вас спросить?
– То, что я могу уничтожить весь американский континент. Если вы мне не верите, спросите ваших астрономов, что случилось с Луной седьмого августа. Также учтите, что для осуществления своей угрозы мне потребуется менее пяти минут.
Кингсли щелкнул несколькими тумблерами, и лампы на панели управления погасли. Марлоу побледнел, на лбу и над верхней губой у него выступили капельки пота.
– Зря вы так, Крис, ох, зря! – сказал он.
Кингсли выглядел расстроенным.
– Извините, Джефф. Когда я это говорил, то даже не подумал о том, что Америка – ваша родина. Еще раз приношу извинения, но в свое оправдание скажу, что я то же самое заявил бы в адрес Лондона, Москвы, да и вообще кого угодно.
Марлоу покачал головой.
– Крис, вы меня не поняли. Я возразил не потому, что американец. В любом случае я знаю, что вы блефовали. Меня тревожит, что этот блеф может привести к чертовски опасным последствиям.
– Ерунда! Вы преувеличиваете значение этой бури в стакане. Вы до сих пор считаете политиков важными персонами только потому, что об этом пишут в газетах. Возможно, они догадались, что я блефую, но пока у меня остается хотя бы малейший шанс привести свои угрозы в действие, они не станут прибегать к силовому решению. Вот увидите.
Однако на этот раз Марлоу оказался прав, а Кингсли ошибался, и дальнейшие события это показали.
Водородные ракеты
Примерно через три часа Кингсли разбудили.
– Извините, что поднимаю вас, Крис, но случилось нечто важное, – сказал Гарри Лестер. А затем, удостоверившись, что Кингсли окончательно проснулся, продолжил: – Паркинсону поступил звонок из Лондона.
– Они времени зря не теряют.
– Нельзя допустить, чтобы он на него ответил. Это слишком рискованно.
Кингсли ненадолго замолчал. А затем, видимо, принял решение:
– Гарри, думаю, стоит рискнуть, но мы будем стоять рядом, когда Паркинсон будет отвечать на звонок. Мы должны проследить, чтобы он не сболтнул ничего лишнего. Дело вот в чем. Я, конечно, не сомневаюсь, что длинная рука Вашингтона способна дотянуться до Нортонстоу, но, думаю, нашему правительству вряд ли понравится, если ему начнут указывать, как поступать на его собственной территории. Так что сочувствие соотечественников станет для нас преимуществом. Если же мы не позволим Паркинсону выйти на связь, то сразу же этого преимущества лишимся. Так что давайте сходим к нему.
Когда они разбудили Паркинсона и сообщили ему про звонок, Кингсли сказал:
– Смотрите, Паркинсон, я скажу вам начистоту. С нашей стороны игра шла по правилам. Перед тем как приехать сюда, мы поставили много условий, это так, и настаивали на том, чтобы все условия соблюдались. Но взамен мы честно предоставляли вашим коллегам самую лучшую информацию, которую только могли получить. Опять же, верно, что мы не всегда оказывались правы, но теперь причины наших ошибок очевидны. Американцы создали похожую организацию, но ею руководили политики, а не ученые, поэтому информации от нее поступало меньше, чем от Нортонстоу. Вам хорошо известно, что, если бы не сведения, которые мы обнародовали, число жертв за последние месяцы могло быть намного больше.
– Кингсли, к чему вы клоните?
– Я просто показываю вам, что мы играли по-честному, пускай иногда и складывалось противоположное впечатление. Мы были честными до такой степени, что даже раскрыли подлинную сущность Облака и передали политикам все сведения, которые получили от него. Но я твердо уверен, что мы теряем драгоценное время, которое могли бы потратить на общение с Облаком. Мы не можем рассчитывать, что Облако будет до бесконечности с нами разговаривать, у него есть дела поважнее. Поэтому я решительно не собираюсь тратить то время, которое у нас еще есть в распоряжении, на болтовню с политиками. Нам еще слишком многое предстоит выяснить. Кроме того, если политики начнут заниматься всякой женевской ерундой и спорить по поводу повестки дня, слишком велика вероятность, что Облаку это быстро надоест, и оно оборвет с нами всякую связь. Вряд ли у него возникнет желание тратить свое время на разговоры с болтливыми идиотами.
– Я никогда не устану повторять, что мне очень лестно слышать ваше мнение о нас. Но я все равно не понимаю, к чему все это?
– Вот к чему. Вам звонят из Лондона, и мы будем с вами, когда вы ответите на этот звонок. И если вы хотя бы одним словом выразите свое сомнение по поводу моего предложение о союзе между нами и Облаком, я стукну вас по голове гаечным ключом. Пойдемте, разберемся с этим поскорее.
Оказалось, что Кингсли неверно оценил ситуацию. Премьер-министр всего лишь хотел узнать у Паркинсона, оставалась ли у него хотя бы капля сомнения, что Облако при желании может уничтожить целый континент. У Паркинсона не возникло затруднений с ответом. Он без промедления и совершенно искренне заявил, что имеет все основания верить в такую вероятность. Премьера-министра такой ответ удовлетворил, и после еще нескольких незначительных ремарок он завершил разговор.