– Удивительно, а ведь вы предупреждали Дэйва об опасности. Макнил, вы предвидели, что подобное может случиться?
– Нет, разумеется, я не знал всех подробностей. Но последние исследования в области нейрофизиологии доказали, что если перед глазами будут мигать лампы со скоростью обработки потока информации, осуществляемой мозгом, то это может привести к очень странным результатам. К тому же было очевидно, что Облако сможет выполнить задуманное, только если произойдет нечто совершенно невероятное.
Кингсли подошел к креслу.
– Возможно, нам стоит что-то предпринять? Например, унести его отсюда. Мы с этим справимся.
– Я не советовал бы этого делать, Крис. Вдруг он начнет сопротивляться, и это может быть опасно. Пока лучше оставить его в покое. Он шел на это с открытыми глазами – в прямом и переносном смысле. Разумеется, я послежу за ним. А все остальные пусть уйдут. Кроме одного, чтобы позвать вас в случае необходимости, например, пусть это будет Стоддард. Если что-нибудь случится, я дам вам знать.
– Хорошо. Будем наготове, если мы вам понадобимся, – согласился Кингсли.
Никто не хотел покидать лабораторию, хотя все понимали, что им следовало послушать совета Макнила.
– Ничего хорошего не выйдет, если загипнотизируют нас всех, – заметил Барнетт. – Я только надеюсь, что со стариной Дэйвом не случится ничего ужасного, – с тревогой добавил он.
– Думаю, стоило бы просто отключить аппаратуру. Но Макнил, похоже, считает, что могут возникнуть проблемы. Например, это вызовет у Дэйва шок, – сказал Лестер.
– Что же там за информацию он сейчас получает? – поинтересовался Марлоу.
– Я надеюсь, мы вскоре это узнаем. Не думаю, что Облако будет продолжать это долго. Раньше его послания были не особенно длинными, – поделился своими наблюдениями Паркинсон.
Однако передача сообщения затянулась. И через несколько часов ученые разошлись по своим комнатам.
Марлоу выразил всеобщее мнение:
– Мы ничем не поможем Дэйву, зато всю ночь проведем без сна. Я постараюсь вздремнуть часок-другой.
Стоддард разбудил Кингсли:
– Доктор хочет вас видеть, мистер Кингсли.
Кингсли обнаружил, что Стоддард и Макнил перенесли Уайчарта в одну из жилых комнат. Очевидно, что передача сообщения на тот момент закончилась.
– Джон, в чем дело? – спросил он.
– Крис, мне все это не нравится. У Дэйва резко повысилась температура. Вам сейчас нет смысла идти к нему. Он без сознания и вряд ли придет в себя, с температурой в сорок градусов.
– Вы можете сказать, что случилось?
– Точно не уверен, ведь мне еще не приходилось ни с чем подобным сталкиваться. Но если бы я не знал, что сейчас происходило, то предположил бы, что у него воспаление мозговой ткани.
– Это очень серьезно?
– Серьезнее некуда. Мы практически ничем не сможем ему помочь, но я все равно подумал, что вам нужно знать об этом.
– Да, конечно. У вас есть предположение, что могло это вызвать?
– Я бы сказал, что слишком интенсивная работа нервной системы, оказывающей непомерную нагрузку на поддерживающие ткани. Но опять же, это всего лишь версия.
Температура продолжила повышаться, и к вечеру Уайчарт умер.
Из профессиональных соображений Макнил хотел провести вскрытие, но пощадил чувства остальных и решил этого не делать. Он держался особняком и мрачно размышлял о том, что должен был предвидеть трагедию и предпринять шаги по ее предотвращению. Но он ничего этого не предвидел, как не смог предугадать и дальнейшее развитие событий. Энн Халси первой предупредила его о происходящем. Она была в истерике, когда обратилась к нему.
– Джон, вы должны что-нибудь сделать! Это все Крис. Он собирается убить себя!
– Что?!
– Он хочет сделать то же самое, что Дэйв Уайчарт. Я несколько часов пыталась отговорить его, но он меня и слушать не хочет. Сказал, что попросит то создание передавать информацию медленнее, что Дэйва убила скорость. Это так?
– Возможно. Я точно не знаю, но не исключено.
– Джон, скажите честно, есть хоть какой-то шанс на успех?
– Все может быть. Я так мало знаю, что не могу сказать ничего конкретного.
– Тогда вы должны ему помешать!
– Я попытаюсь. Сейчас пойду и поговорю с ним. Где он?
– В лаборатории. Разговоры бесполезны. Его нужно остановить силой. Это единственный выход.
Макнил сразу же отправился в радиолабораторию. Дверь была заперта, поэтому ему пришлось громко постучать. Голос Кингсли звучал совсем слабо.
– Кто там?
– Это Макнил. Впустите меня.
Дверь открылась, и когда Макнил вошел, то увидел, что оборудование уже работает.
– Энн мне только что все рассказала, Крис. Вам не кажется, что это безрассудный поступок, особенно через несколько часов после смерти Уайчарта?
– Джон, по-вашему, мне самому это нравится? Поверьте, я, как и любой другой человек, люблю жизнь. Но это нужно сделать, прямо сейчас. Уже через неделю такого шанса просто не представится, и человечество не имеет права его упустить! После того что случилось с беднягой Уайчартом, вряд ли кто-нибудь еще согласится на эксперимент, поэтому придется делать все самому. Я не из тех отважных парней, которые глазом не моргнув смотрят в лицо опасности. Но если мне предстоит рискованное дело, предпочитаю взяться за него сразу, чтобы избавить себя от лишних раздумий.
– Крис, все это замечательно, только ваша смерть никому не принесет пользы.
– Ерунда, и вы прекрасно это знаете. Ставки высоки, настолько высоки, что стоит рискнуть, даже если шансов на победу немного. Это во‑первых. Во-вторых, у меня, возможно, неплохие шансы. Я уже связался с Облаком и попросил его передавать сведения намного медленнее. Оно согласилось. Вы же сами сказали, что это поможет избежать самого худшего.
– Возможно. Но не исключен и другой вариант. К тому же, если вам удастся избежать проблем, возникших у Дэйва, могут быть и другие опасности, о которых нам ничего не известно.
– В таком случае вы о них узнаете на моем примере, а значит, кому-то будет еще легче, как мне теперь немного легче, чем Уайчарту. Бесполезно, Джон. Я уже принял решение и приступлю через несколько минут.
Макнил понял, что ему не переубедить Кингсли.
– Что ж, в таком случае, – сказал он, – вы не возражаете, если я останусь здесь? Сеанс с Уайчартом продлился около десяти часов. Вам же потребуется больше времени. Вам понадобится еда, чтобы обеспечить достаточный кровоток мозгу.
– Но я не могу прерываться на еду! Вы хотя бы понимаете, что это значит? Всего за один урок освоить целую, совершенно новую область знаний!
– Я не предлагаю вам прерываться на еду. Я могу время от времени делать вам инъекции. Судя по состоянию Уайчарта, вы это даже не почувствуете.
– О, меня это не смущает. Делайте ваши инъекции, если вам так хочется. А теперь прощу прощения, Джон, я должен заняться этим делом.
Нет смысла снова подробно описывать последующие события, поскольку в случае с Кингсли они развивались точно так же, как и с Уайчартом. Однако гипноз продлился дольше – почти двое суток. Наконец по настоянию Макнила Кингсли уложили в постель. В течение следующих нескольких часов появились тревожные симптомы, похожие на те, которые обнаружились и у Дэйва Уайчарта. Температура Кингсли поднялась до 38… 39… 40 градусов. Но затем остановилась, продержалась несколько часов и начала медленно спадать. И по мере того, как она опускалась, надежда росла в сердцах тех, кто стоял вокруг его кровати, в особенности Макнила и Энн Халси (не отходивших от его кровати), а также Марлоу, Паркинсона и Александрова.
Где-то через тридцать шесть часов после завершения связи с Облаком к нему вернулось сознание. В течение нескольких минут на лице Кингсли появлялись самые немыслимые выражения: некоторые были хорошо знакомы тем, кто наблюдал за ним, но другие казались совершенно чужими, нечеловеческими. Внезапно все осознали ужас того состояния, в котором находился Кингсли. Сначала лицо его стало непроизвольно подергиваться, затем раздалось бессвязное бормотание, которое быстро переросло в крики, а после и в дикие вопли.
– Господи, с ним какой-то припадок! – воскликнул Марлоу.
Приступ прекратился после инъекции Макнила, который настоял, чтобы его оставили наедине с обезумевшим. В течение дня остальные иногда слышали приглушенные крики, которые стихали после очередной инъекции.
Днем Марлоу уговорил Энн Халси прогуляться с ним. Это была самая тяжелая прогулка в его жизни.
Вечером он в мрачных раздумьях сидел у себя в комнате, когда к нему вошел Макнил с осунувшимся лицом и пустыми глазами.
– Он умер, – объявил ирландец.
– Господи, какая ужасная трагедия и такая бессмысленная!
– Да, дружище, и вы даже не представляете, насколько это большая трагедия.
– Что вы имеете в виду?
– Я хочу сказать, что он едва не пошел на поправку. Днем к нему почти на целый час вернулось сознание. Кингсли рассказал мне, в чем заключалась проблема. Он пытался преодолеть ее, и в какой-то момент мне показалось, что ему удастся победить. Но ничего не вышло. С ним случился новый приступ, который его и прикончил.
– Но в чем же было дело?
– Ответ совершенно очевиден, нам следовало его предвидеть. А не предусмотрели мы то, какой огромный объем нового материала могло передать мозгу Кингсли Облако. Разумеется, это повлекло за собой масштабные изменения во всей электрической активности мозга, значительные изменения синаптического сопротивления и тому подобное.
– Вы имеете в виду глобальное промывание мозга?
– Нет, не это. В том-то и дело. Никакой промывки мозгов. Старые механизмы мозговой деятельности не стирались, не отменялись! Они оставались нетронутыми. Но наряду со старыми внедрялись новые, чтобы и те, и другие могли функционировать параллельно.
– Хотите сказать, это примерно то же самое, как если бы мои познания о науке добавили в мозг какого-нибудь древнего грека?
– Да, только, возможно, в еще более экстремальной форме. Вы можете себе представить, какие противоречия возникли бы в голове у бедного грека, привыкшего верить в то, что Земля – это центр Вселенной и тому подобные анахронизмы, и на которого вдруг обрушатся ваши намного более глубокие познания?