– Думаю, ему пришлось бы несладко. В конце концов, мы бы тоже серьезно расстроились, если бы одна из наших, столь дорогих сердцу, научных теорий оказалась неверной.
– Да, вообразите себе религиозного человека, неожиданно потерявшего веру в результате того, что он узнает о противоречиях между его верой и нерелигиозными воззрениями. Такое нередко приводит к нервному срыву. А в случае с Кингсли все обстояло в тысячу раз хуже. Его убила своя же неуемная нервная деятельность, а если использовать популярное выражение, то целая серия невероятно мощных блестящих идей.
– Но вы сказали, что он почти пошел на поправку?
– Это так. Он понял, в чем заключалась проблема, и придумал план, как с ней справиться. Вероятно, он решил принять за правило, что новое должно вытеснять старое, если между ними возникали противоречия. Я наблюдал, как он целый час анализировал подобным образом свои идеи. Время шло, и мне казалось, что битва выиграна. А потом что-то случилось. Возможно, какое-то неожиданное пересечение мыслительных процессов, которое застало его врасплох. Сначала беспокойство было небольшим, но постепенно начало усиливаться. Он отчаянно пытался подавить его. Но в конце концов оно одержало верх – и это был конец. Кингсли умер, находясь под действием успокоительных, которые я ему дал. Я думаю, что в его мыслительном процессе произошла цепная реакция, которую он оказался не в силах контролировать.
– Будете виски? Надо было сразу вам предложить.
– Да, думаю, что буду. Спасибо.
Марлоу передал ему стакан и сказал:
– Вам не кажется, что Кингсли не подходил для этого эксперимента? И кто-нибудь с менее развитым интеллектом перенес бы все легче? Кингсли уничтожили противоречия между старыми и новыми знаниями. А тот, у кого старых знаний оказалось бы совсем мало, не стал бы так переживать.
Макнил посмотрел поверх своего стакана.
– Как забавно, забавно, что вы так сказали. Перед тем как окончательно впасть в забытье Кингсли высказал одну мысль… Я сейчас постараюсь вспомнить ее дословно. «Какая горькая ирония! – сказал он. – Я вынужден пережить личную катастрофу, тогда как с человеком вроде Джо Стоддарда не случилось бы ничего страшного».
Заключение
А теперь, мой дорогой Блайт, я могу обратиться уже непосредственно к Вам. Ваша мать родилась в 1966 году, фамилия вашей бабушки по материнской линии – Халси, поэтому вы поймете: у меня были особые причины, помимо вашего интереса к Черному Облаку, сделать так, чтобы после моей смерти эти документы попали в руки именно Вам.
Мне мало что остается добавить. Солнце вновь появилось в начале весны 1966 года, но холода стояли сильные. Однако Облако, удаляясь от Солнца, приняло особую форму, чтобы отражать на Землю небольшое количество солнечной энергии, которая попадала на него. Поэтому к началу мая уже потеплело, что принесло всем несказанную радость после морозной зимы и весны. Итак, Облако покинуло Солнечную систему. И вся история Черного Облака в обычном ее понимании подошла к концу.
После смерти Кингсли и отлета Облака, те из нас, кто остался в Нортонстоу, понимали, насколько нереалистичными были все попытки придерживаться нашей прежней тактики. Поэтому Паркинсон поехал в Лондон и заявил, что Облако отступило благодаря нашим стараниям. Убедить в этой версии правительство оказалось не так уж и сложно, ведь истинная причина отлета Облака не могла прийти в голову тем, кто находился за пределами Нортонстоу. Я всегда с неодобрением относился к поступку Паркинсона, который счел целесообразным самым предосудительным образом оклеветать беднягу Кингсли, выставив его вспыльчивым и неуравновешенным типом, от которого пришлось избавиться насильственным путем. Этому тоже поверили, ведь по ряду причин в Лондоне, да и во всем мире, Кингсли считали злодеем. А его смерть лишь добавила чуть больше красок в эту историю. Короче говоря, Паркинсон смог убедить британское правительство не принимать никаких мер против его сограждан, а также не депортировать из страны всех остальных. На самом деле попытки добиться депортации предпринимались неоднократно, но по мере того, как международные отношения постепенно стабилизировались, а Паркинсон завоевывал все большее влияние в правительственных кругах, сопротивляться этим стараниям становилось все проще.
Марлоу, Александров и остальные, за исключением Лестера, все остались в Британии. Их фамилии вы можете встретить в научных журналах, в особенности Александрова, который достиг большого признания в научных кругах, хотя в других областях его жизнь протекала довольно бурно. Лестер, как я уже сказал, не остался. Несмотря на советы Паркинсона, он настоял на своем возвращении в родную Австралию. Но так и не добрался до нее, а бесследно исчез во время путешествия по морю. Марлоу поддерживал близкие дружеские отношению с Паркинсоном и со мной до самой своей смерти в 1981 году.
С тех пор прошло уже больше пятидесяти лет. На сцену вышло новое поколение. В то время как мое постепенно уходит в тень того пышного зрелища, которое мы называем «жизнью». Однако я до сих пор ясно вижу перед собой их всех: Уайчарта – молодого, смышленого, с едва сформировавшимся характером; мягкого Марлоу, вечно попыхивающего своим ужасным табаком; Лестера – остроумного и веселого; Кингсли – талантливого, неординарного и многословного; Александрова – с постоянно всклокоченными волосами, тоже очень талантливого и говорившего совсем мало. Этому поколению были свойственны сомнения, оно не знало точно, куда идет. В каком-то смысле его можно назвать героическим, в моем сознании оно навсегда связано с первыми аккордами великой сонаты, которую играла ваша бабушка в ту памятную ночь, когда Кингсли впервые постиг истинную природу Черного Облака.
Итак, я подхожу к финалу, на первый взгляд довольно заурядному, но на самом деле это не так. У меня остался еще один сюрприз. Код! Изначально считалось, что доступ к коду имели только Кингсли и Лестер, благодаря коду и удавалось устанавливать связь с Облаком. Марлоу и Паркинсон считали, что код погиб вместе с Кингсли и Лестером, но это не так. В последние минуты своего просветления Кингсли передал его мне. И я хранил код все эти годы, не зная, стоит ли заявлять о его существовании. Теперь я передаю Вам возможность решить эту проблему.
И в последний раз шлю мои самые лучшие пожелания,
Джон Макнил
Эпилог
Я прочитал поразительную историю Черного Облака, рассказанную Макнилом, холодным дождливым днем – примерно такой же январский день много лет назад пережил и Кингсли. Весь день и вечер я сидел перед камином в моей квартире в Королевском колледже. Закончив чтение, а завершил я его с большой грустью, ведь Макнил покинул нас несколько дней назад с той неумолимой неизменностью, которая свойственна только смерти, я распаковал последний конверт. Внутри оказалась маленькая металлическая коробка с катушкой бумажной ленты, пожелтевшей от времени. В ленте было проколото около десяти тысяч, а может, и больше крошечных отверстий – такой метод использовали в старых фото-электрических считывающих устройствах. Это и был код! Одним взмахом руки я мог бросить бумагу в огонь, и за секунду всякая возможность установить дальнейшую связь с Облаком оказалась бы навсегда утраченной.
Но я так не поступил. Вместо этого я изготовил около тысячи копий этого кода. Стоит ли мне разослать их по всему миру, и тогда однажды кто-нибудь где-нибудь снова сможет установить контакт с Облаком? Хотим ли мы оставаться большими людьми на крошечной планете или превратиться в маленьких человечков в мире куда более бескрайнем? Вот он, тот главный кульминационный момент, к которому вело мое повествование.
Дж. Б.,
17 января 2021