— Не осталась.
— Эй, — я постучала в ладони. — Откройте.
— Никого нет дома.
— Есть. Я знаю.
— Нет.
— Ну и кто из нас подросток?
Подруга убрала руки от лица и выразительно на меня посмотрела, а я пожала плечами.
— Знаю, — ответила я. — На самом деле ты права.
— Да неужели?! — она всплеснула руками.
Я хмыкнула, и Зои стала серьезной.
— На самом деле я думала об этом весь вечер.
О том, что он действительно мог сделать все по-другому, но приехал сюда. К моим друзьям, которых я очень сильно боялась потерять, потому что думала, что мы окажемся в разных мирах. Я боялась, а он просто взял и приехал, и вот так легко перешагнул эту границу, которая казалась для меня выше горной гряды. Просто разрушил ее одним своим поступком. Я знала, что разговоров об этом теперь будет очень много. Нет, родственники Зои и Дага не из тех, кто побегут всем обо всем рассказывать, но между собой говорить точно будут. О том, как в гости к ним пришел правящий. И, что самое смешное, это не результат третьей бутылки веоланского, а самая что ни на есть настоящая реальность. О том, что он приехал ко мне.
О том, что я тоже, в общем-то, в наш последний разговор вела себя не самым лучшим образом. Точнее, сказанула то, что причинило ему боль, и пусть я сделала это не нарочно, я все-таки это сделала. В отличие от него, прощения за это не попросив.
— Ну? Что? — Зои отступила и посмотрела на меня немного насмешливо, будто могла прочитать все мои мысли, а в мыслях у меня было слишком многое.
Например, я уже надевала пальто и бежала вместе с вальцгардами к флайсу, чтобы лететь к нему. Если он, разумеется, дома. На мгновение мелькнула мысль — как такой мужчина в такую ночь может быть дома? Он ведь наверняка не один. Мелькнула, и я тут же ее отбросила. Нет — так нет. Но я должна…
— Я еду к нему.
— Вот и умница, — усмехнулась Зои.
— Надо собрать Лара…
— Лар пусть спит. Завтра проснется, мы его покормим, а днем заберете. То есть заберешь, — поправилась она. — Не будем заглядывать так далеко, хотя сам Лар, кажется, так не считает.
— Не знаю, — я с сомнением посмотрела на подругу. — Я никогда не оставляла его…
— Потому что я тебе не предлагала, — фыркнула она. — Все, иди, пока я не передумала. Иди. Иди-иди-иди.
Она чуть ли не силой вытолкала меня в прихожую.
— Мне надо попрощаться…
— Тебе надо к нему. Иди.
Так быстро я еще не одевалась. Мне все время казалось, что я приеду, и там никого не будет, что я потрачу время, что ему это не нужно, и такие мысли сыпались на меня градом, пока я спускалась ко флайсу, пока мы летели по ночному городу. Вспышки фейерверков в небе распускались цветками — один за другим, а я думала, что зря поддалась на уговоры Зои, что вообще все это лишнее, что я в очередной раз обожгусь, и на этот раз будет гораздо больнее.
Тем не менее я все-таки стояла сейчас с вальцгардами у его дверей, которые передо мной открыла его охрана.
— Риамер Вайдхэн в гостиной, — сообщили мне, как будто меня здесь ждали.
И я пошла через большую гостиную, оставив за спиной хлопки салютов и рассыпающиеся искры праздника, в новый год.
Он действительно стоял в гостиной, у панорамных окон, глядя на ночной Мериуж. Свет был выключен, бокал веоланского, который он держал в руке, из-за игры неона и праздничных вспышек казался ее продолжением. Сердце колотилось просто как сумасшедшее, и, несмотря на все это, я по-прежнему не представляла, что мне сказать. Поэтому сделала всего еще два шажочка и остановилась.
— Бен, — позвала тихо.
И не узнала собственный голос, а впрочем… какое мне дело до голоса? Никакого. Потому что, обернувшись, он поставил бокал на столик и подошел ко мне.
— Я не знаю, что сказать… — начинаю я, но он прикладывает палец к моим губам. Причем делает это так, как может только он: лаской, с провоцирующим нажимом.
— Не надо ничего говорить, — произносит хрипло.
А потом чуть повышает голос:
— Включи музыку. Тихо, — и, подчиняясь его приказу, в просторный зал водопадом обрушиваются первые аккорды. Вайдхэн же обнимает меня за талию, второй рукой подхватывает мою ладонь и переплетает наши пальцы. Мы едва успеваем сделать несколько шагов в танце, когда меня накрывает осознанием.
— Ты правда меня ждал.
Я говорю это вслух, а он улыбается.
— Я ждал тебя, Аврора. Ты даже не представляешь, сколько я тебя ждал.
Это звучит так… сокровенно что ли, что на миг я просто теряю дар речи, а когда обретаю, мне не хочется нарушать эту музыку и наш танец словами. Поэтому я просто позволяю себе чувствовать прикосновения — ладонь к ладони, это слияние, которое начинается от наших пальцев, а продолжается в лежащей на моей талии руке, в каждом его ведущем шаге, в нашем дыхании, в самой глубине нас. Я не знаю, как оно продолжается в нем — но у меня на уровне сердца, рождается с каждым сильным ударом, набирая мощь, все ярче позволяя чувствовать это невероятное, ни с чем не сравнимое притяжение.
Музыка льется, а мне кажется, что мы танцуем под внутреннюю тишину. Под наше молчание, под аккомпанемент несказанных слов.
— Я так и не сказал тебе, какая ты красивая, — произносит он, глядя мне в глаза.
Мы уже пошли дальше, а у меня внутри все еще звучат его слова «Ты даже не представляешь, сколько я тебя ждал». Мне так отчаянно страшно, и так же безумно хочется нырнуть в них, окунуться с головой, уйти, как под воду, позволяя себе стать с ней единым целым. Не представляю, откуда сейчас берутся такие ассоциации, поэтому только облизываю пересохшие губы и отвечаю:
— Я по тебе скучала.
Вот это то, что стоило сказать сразу. Я ведь действительно по нему скучала, всем сердцем, всем своим существом. И пусть причина этому черное пламя, какой-то там дракон, да хоть кто угодно — самого факта это не отменяет. Как и не отменяет искр в его глазах и тягучего, обжигающе-мощного, растекающегося по радужке огня.
Который незамедлительно отзывается во мне: вспыхивает и расходится по телу, как по каждой прожилке дерева под дыханием дракона.
— Скажи это еще раз, Аврора, — произносит он. Хрипло и так низко, что во мне отдается его голос.
Мы продолжаем танцевать, Вайдхэн по-прежнему ведет меня по гостиной, и можно было бы смотреть, как в разных ракурсах сверкает фейерверками праздничный город за панорамными окнами, но я вижу только мужчину передо мной. Так, словно весь остальной мир просто выключили, у меня ощущение, что если бы его и правда выключили, если бы даже выключили мое зрение, я все равно видела бы его так же отчетливо, как сейчас.
— Я скучала по тебе, Бен, — тихо говорю я. Сама почему-то смущаюсь, но это смущение тут же проходит, когда в его глазах я читаю голод пополам с восхищением, и что-то еще, гораздо более сильное, чем то, что я только что мысленно озвучила для себя. Голод по мне — это само по себе звучит достаточно сильно, и я не успеваю подумать о том, что же может быть сильнее него. Сильнее этого желания, которое я впитываю в себя сквозь нашу непонятную связь, а следом ощущаю вполне физически, когда в танце невольно прижимаюсь к нему.
— Я тоже скучал по тебе, моя девочка, — произносит он. И произносит так, что я мигом понимаю, как это мое «скучала» звучит для него.
Его пальцы ложатся на мои скулы, а губы на мои губы — и все это настолько естественно, что стать его продолжением сейчас для меня просто жизненно необходимо.
На этот раз все совсем по-другому. Нежнее. И ярче — от медленных, осторожных ласк, пока он меня раздевает, до прикосновений мягкого густого ворса шегги, на который он меня опускает. От того, как перекатываются под кожей литые мышцы, когда я скольжу по ним пальцами, до собственных ощущений от его ласк. Мне кажется, я уже не совсем понимаю, где заканчиваются его чувства и начинаются мои, потому что еще до слияния — еще до того, как мы становимся единым целым — его полурычащие вздохи словно продолжаются в моей груди, а стоны, срывающиеся с моих губ, втекают в его, когда мы снова ударяемся друг о друга в таком желанном, таком яростном поцелуе.
Мир падает в бездну, переворачивается, а вспышки за окнами теряются в чернилах ночи, потому что вспышки перед глазами гораздо ярче. Гораздо сильнее, особенно сильная та, которая превращает наши тела в объятый пламенем сгусток удовольствия, а рассыпающиеся перед глазами искры взлетают к потолку с ало-черными язычками.
Я наблюдаю за тем, как они тают, все еще содрогаясь от накатывающих волн и ощущая внутри пульсацию, заставляющую сжиматься и чувствовать его наслаждение еще острее. Не помню, звала ли я его по имени, но, когда он меня освобождает и перекатывается на спину, притягивая меня к себе, я без малейших сомнений перетекаю следом за ним, кладу голову ему на плечо.
Смотрю ему в глаза и с трудом удерживаюсь от того, чтобы сказать еще много всяких безумных глупостей. А их действительно много, поэтому сейчас я просто прячу лицо у него на груди и слышу:
— Выходи за меня.
Черное пламя Раграна
— Что? — переспрашивает Аврора, изумленно распахивая глаза. Они у нее такие голубые, как высокое, раскаленное летнее небо. Смотреть бы в них бесконечно, и так же бесконечно теряться. Но надо что-то ответить.
— Страшно прозвучало? — Улыбка сама касается губ. Хотя лучше бы их касались ее губы. Рядом с этой женщиной всегда так: не напиться этой близостью, не надышаться ее присутствием.
— Нет. Неожиданно. Особенно после того, как…
Она закусывает губу, явно собираясь проглотить слова, которые мешают ей доверять ему.
Ну что тут скажешь? Он сам виноват. Слишком отвык от того, что маленькие храбрые сильные женщины тоже умеют чувствовать. Что им может быть больно. Что им стоит все объяснять, даже если объяснять не очень-то хочется, а если быть честным, не хочется от слова совсем. В любом случае, начинать с чего-то надо, и это что-то — откровенность. То, что им сейчас абсолютно не помешает.
— После того, как? Продолжай, Аврора.