— Мамочка! Мамочка! Ты вернулась! — бросается ко мне мое чудо, и я подхватываю сына на руки. — А мы пообедали только что.
— Отказывается спать, — укоризненно говорит Ния, которая вышла к нам, но сейчас я даже ее не могу воспринимать спокойно. Именно потому, что за меня ее уже проинструктировали, что она должна делать, с кем она может позволить моему сыну общаться, а с кем — нет. При всем при том, что его мать — я!
— Спасибо, — тем не менее отзываюсь сдержанно. — Ты свободна.
— Но мы договаривались, что я сегодня до вечера…
Я могла бы объяснить, что обстоятельства изменились, но сейчас просто смотрю на нее так, что Ния замолкает и уходит собираться.
— Не хочешь спать? — спрашиваю у сына.
Тот быстро-быстро качает головой.
— Хорошо. Тогда пойдем гулять.
— Ура! Ура! Мы идем гулять! — Лар прыгает на месте, и к нам тут же присоединяется Дрим, которая на каком-то животном уровне чувствует его радость. Вот только в отличие от своего хозяина, Дрим никому не диктует, что делать, как жить, и не бросается обидными словами, обжигающими сильнее, чем самое опасное пламя мира.
Так, все. Не хочу больше об этом думать.
Не хочу больше думать о нем.
С этой мыслью я крепче прижимаю сына к себе и иду переодевать его и переодеваться.
Глава 14
У нас снова «нейтралитет» в отношениях. Насколько это можно назвать нейтралитетом. Я хожу на работу, вижу его — вот же он, никуда не делся, правда, теперь он больше мой босс, чем мое Черное пламя, и я понятия не имею, что с этим делать. Потому что не считаю, что он прав. Потому что не считаю, что взрослому, состоявшемуся, наделенному властью мужчине надо объяснять такие простые вещи, что женщин не унижают своими подозрениями за то, что они просто извинились и разошлись с другими мужчинами. Что я по уши в нем — он же должен это чувствовать, так почему не чувствует? И что мне, на самом деле, страшно не меньше, чем раньше, а если уж говорить откровенно, гораздо больше.
Обследования показали, что с моим пламенем все в порядке. Больше того, этот маркер во мне даже более-менее стабилизировался и расти не собирается. Кажется. Так говорят медики, а еще они говорят, что, несмотря на мою эмоциональную нестабильность, в ближайшее время вспышек вовне можно не опасаться, потому что у меня происходит, как бы это выразиться так, чтобы не свернуть язык, инверсия пламени. То есть то, что у нормальной иртханессы должно выходить наружу, у меня концентрируется внутри и трансформируется внутри, неспроста меня так палит и жжет, когда мы ссоримся. Словом, я все это перерабатываю в себе, не выпуская в мир, поэтому никакой угрозы для внешнего мира нет.
Для меня тоже нет, это показали исследования сверху вниз, поперек и по диагонали. Каким-то образом пламя внутри меня гармонично и очень экологично утилизируется, то есть его излишки во мне растворяются. В итоге я невероятно живучий контейнер-приемник черного пламени, способный его переработать без вреда для себя и окружающих. Очешуеть новости просто, но все же это гораздо лучше, чем если бы мне сейчас пришлось учиться под началом Вайдхэна. Или если бы это самое пламя меня растворяло, как кислота.
Врачи называют меня аномалией, поскольку меня в принципе существовать не должно. Но тем не менее я существую. Я не иртханесса, я человек, я обычная женщина, просто… с черным пламенем. Хоть диссертацию обо мне пиши, разбирайся, что к чему, почему и зачем. В глазах некоторых медиков я прямо-таки вижу этот интерес, подсвеченный вывеской «Доараналейская премия», а в его глазах — темная непроглядная ночь.
Он, видимо, считает, что он прав. Прав в том, что сказал, прав в том, что запретил (это действительно так!) не просто общаться с Элегардом Роу, а приближаться к нему. Я это выяснила, когда хотела поздороваться на парковке, и когда вальцгарды оттеснили меня столь стремительно, что я икнуть не успела. Просто загнали в дом. Видимо, именно это мне и предлагалось проверить.
Ну что тут скажешь? Проверила так, что мало не покажется.
После того, как меня оттеснили в мою великолепную квартиру, я пару дней не разговаривала ни с Лоргайном, ни с его подчиненными. Подобно тому, как во мне «переваривалось» пламя, я переваривала информацию о том, что я теперь не свободна в своих решениях. А заодно и о том, что сделал этот мужчина, который крепко засел в моей голове, в моем сердце, во мне.
Чтобы не наделать глупостей, я не инициировала наши разговоры и свела все общение к схеме «босс-подчиненная». Причем даже не в том самом смысле, о котором мы говорили изначально, и о котором я умудрялась думать. С вальцгардами, охраняющими меня и Лара, тоже старалась общаться постольку-поскольку, потому что прекрасно понимала, что значит приказ, и что бывает с теми, кто его не исполняет.
Из-за всего происходящего у меня «поехало» не только настроение, но и график тех самых дней, в которые это настроение портится еще сильнее, чем от черного пламени. Если бы мы не предохранялись во время наших брачных игрищ, впору было бы рвать на себе волосы и бежать за тестом, но мы предохранялись. Вайдхэн всегда об этом заботился, а даже если бы он не заботился, я бы не допустила незащищенного секса.
К тому же, вся моя тошнота ушла, я снова могла есть по утрам, в обед и вечером. Воду, правда, продолжала пить, как не знаю кто, но в симптомах беременности «пить много воды» не значилось, поэтому я не переживала. Хорошо хоть по этому поводу не переживала, потому что из-за Вайдхэна моя переживалка уже ломалась. Мы целую неделю играли в «правящий-секретарша», а я не могла ничего для себя решить.
Да и что тут решишь?
Опять пытаться ему доказать, что я не дракон? Так он это и так знает, анализы подтвердили. Уверена, Вайдхэн не просто изучил результаты от и до, но и сам основательно в них покопался. Ну а если серьезно, я уже не была уверена, что у нас что-то получится. Я не готова была всю жизнь ходить по струнке и выполнять приказы, а он, похоже, не готов был к тому, что меня будут окружать другие мужчины, нравится ему это или нет. Причем окружать — значит, просто встречаться на моем пути.
Для него было нормально приказывать. Нормально воспринимать женщину как приложение к себе, но я не хотела быть приложением! И чем дальше, тем больше убеждалась в том, что поступила правильно, когда взяла тайм-аут после его предложения.
К концу недели я уже взвинтила себя настолько, что готовилась к новому серьезному разговору на эту тему. К серьезному настолько, что, возможно, после него «нас» просто не станет, поэтому в день перед выходными у меня все валилось из рук. То, что не валилось, либо стояло устойчиво, либо было хорошо привинчено, либо не попадало ко мне в руки. Поэтому, расплескав кофе на пол, я уже не удивилась, а просто пошла за тряпкой.
Когда вернулась, обнаружила сообщение от Зои: «Завтра увидимся?»
Мы договорились с ней встретиться и погулять в центре, вместе с Дагом и детьми, и я быстро набила ответ: «Да, разумеется». Чтобы уже в следующий момент дернуться от взгляда Вайдхэна.
— В мой кабинет, риам Этроу, — скомандовал он, и, стоило мне войти, резко произнес: — Потрудитесь объяснить, чем вы занимаетесь в рабочее время на рабочем месте.
Да что с ним случилось?! Его бешеный дракон покусал, что ли, когда он на прошлой неделе летал в пустоши лично проверять новую систему безопасности перед внедрением?
— Я выполняю свои обязанности, — отвечаю все так же спокойно, хотя внутри опять разгорается адреналиновый шторм. — Или вы считаете иначе, риамер Вайдхэн?
Его даже перекашивает от обращения «риамер Вайдхэн» наедине, но я только молчу и жду ответа. Хочет он общаться так — значит, будем общаться так. В таком тоне. С таким настроением. И все исключительно по делу.
— На рабочем месте вы переписываетесь непонятно с кем.
— С подругой. И это никоим образом не вредит…
— Вы переписываетесь с подругой в приемной первого лица государства. Это первое. А второе — вы интересовались вакансиями, с целью, насколько я понимаю, устроить своего друга, который недавно лишился работы. Так вот, риам Этроу, в Ровермарк попадают по профессиональным качествам, а не по дружбе или по знакомству. Запомните это на будущее.
Я открываю рот и тут же плотно сжимаю губы, потому что на языке не вертится ничего цензурного. Да, я сходила в отдел кадров поинтересоваться, какие вакансии есть, но это что — преступление?! Я сходила в свое личное время, то есть в обед, и я не навязывала никому кандидатуру Дага, просто спросила, можно ли ему прислать резюме на общих основаниях — на водителя в юридический департамент. Что в этом плохого?! Что плохого в желании помочь лучшему другу?
У меня на глаза пытаются навернуться слезы, но я глубоко вдыхаю и выдыхаю.
— Стесняюсь спросить по каким профессиональным качествам вы выбрали меня, риамер Вайдхэн.
Он опасно, хищно сощуривается, а я складываю руки на груди.
— В любом случае, если вас не устраивает моя работа, вы всегда можете меня уволить. Я сейчас на испытательном сроке, поэтому все происходит легко и просто. И да, я сама подумаю на эту тему, потому что в последнее время вы просто невыносимы!
Это уже эмоции, но по-другому просто не получается! Я вылетаю из его кабинета, с трудом удерживаясь от того, чтобы не сбежать в туалет, как делала в школе, когда хотела прореветься. В школе меня донимали из-за проблемной семьи и мамы, там же я научилась огрызаться. Там же научилась и держаться, когда хочется реветь или вцепиться кому-то в волосы, чтобы отстоять себя и свою семью. Хотя семьи у меня никогда толком не было, а то, что было… ну, оно было постольку-поскольку, и все же ничего. Я справилась.
Справлюсь и сейчас. И не с таким справлялась.
Опускаюсь в кресло, очень вовремя, потому что в приемную заходит глава экономического департамента, у него что-то срочное. Я дежурно интересуюсь у Вайдхэна, сможет ли тот его принять, а после того, как мужчина проходит в кабинет, погружаюсь в дела. На автопилоте.