После обеда Вайдхэн улетает из Ровермарк, опять в ту же самую пустошь, где его покусал бешеный дракон, и остается только надеяться, что он разпокусает его обратно, потому что в противном случае — что? Мне действительно увольняться?
Мысль о том, что придется уйти, кажется детской. Кому как не мне знать, что начальство бывает самое разное, и что сталкиваться порой приходится с самыми разными перепадами настроения самых разных людей. По сути, секретарь — тоже как перерабатывающий контейнер, только в этом случае перерабатывается не черное пламя, а эмоции, которые приходится пропускать через себя. Тем не менее мое начальство — оно мне не просто начальство, и в этом-то как раз самая большая загвоздка.
Я не думала, что будет так сложно. Соблюдать вот эту дистанцию: мы вне работы, и мы в Ровермарк. Это совершенно разные отношения, разный стиль общения, но, как бы я ни старалась себя в этом убедить — что говорить нужно не с Вайдхэном-боссом, а с Вайдхэном-мужчиной, проще мне от этого не становится.
Ближе к концу рабочего дня мне сообщают (начальник службы его личной безопасности), что Вайдхэн уже не вернется в Ровермарк, и что я свободна на все выходные. Вот так: не вернется, свободна — даже через другого мужчину. Вне всяких сомнений, это рабочий момент, но во мне он сейчас вызывает вполне определенные чувства.
Да не пошел бы ты, Черное пламя Раграна!
Тут уже впору радоваться, что мое пламя не может вырваться наружу, потому что узор разогревается и разогревает мою руку. Не обжигает, но я чувствую исходящий от него жар, поэтому во флайсе подтягиваю рукав пальто и заворачиваю рукав блузки. Это не укрывается от Лоргайна:
— Все в порядке, риам Этроу? — Он смотрит на красные искорки на черном. Красиво.
— Вы даже не представляете, насколько. Изумительно! — отвечаю не без сарказма.
— Как вы себя чувствуете? — Тон вальцгарда мигом становится резким, и я понимаю, что вместо вечера с сыном мне светит веселое времяпровождение в компании медиков, поэтому отвечаю уже гораздо суше. Спокойнее:
— Все хорошо.
Отворачиваюсь, смотрю в окно, и узор перестает пламенеть. К тому моменту, как мы подлетаем к дому, я окончательно успокаиваюсь и говорю себе, что решу все за выходные. Абсолютно все — и как быть с Вайдхэном, и как быть с моими секретарскими обязанностями, то есть должностью, которой я, по его мнению, злоупотребляю, да еще и в личных целях.
Странно, но сегодня меня никто не спешит встречать, кроме Дрим: виари всегда вылетает проверить, кто пришел, причем иногда буквально. Сейчас она бежит, скрежеща когтями по плитке, и я понимаю, что в следующий визит зоопсихолога надо пригласить еще и ассистента ветеринара, чтобы ей слегка подпилили когти. Это делается специальной машинкой, потому что когти виаров, как и драконов — почти как алмазы, их попробуй еще укоротить.
— Так. А где все? — запустив в густую, тугими колечками скрученную черную шерсть, поинтересовалась я.
— Мама! Мы здесь! Здесь!
Сын бегом вылетел ко мне из кухни или, точнее будет сказать, с кухонного пространства, потому что комнаты в этой квартире как таковые были только на втором этаже. Лар подбежал ко мне с такой скоростью, что я подавила желание высказать Ние все, что думаю по этому поводу — просила же ее говорить, что так быстро бегать нельзя! А тем более вот так не отпускать одного, здесь полы скользкие.
— Мама! Мама! А у нас в гостях бабушка!
Прежде чем я пришла в себя от мысли, что мать Карида не просто каким-то образом освободилась из тюрьмы, но еще и преодолела кордон вальцгардов и ворвалась ко мне в квартиру, меня уже накрыло другим, не менее сильным осознанием. Потому что к нам приближалась совсем не та бабушка.
Моя мама.
Последний раз мы с ней виделись, когда я была на седьмом месяце беременности, она приходила просить у меня денег. Чтобы купить спиртное, чтобы напиться, а не чтобы узнать, как идут дела у моего малыша, который вот-вот родится, не чтобы посмотреть снимки УЗИ и не чтобы поинтересоваться, как себя чувствует ее дочь, которая вот-вот тоже станет матерью.
Все это поднимается во мне такой удушливой волной, что впору бежать к Лоргайну и сдаваться медикам добровольно, а лучше — сразу обратно в Ровермарк, в ту самую волшебную комнату, которая не пропустит ни единицы пламени, внутри превратившегося в цунами. Почему-то именно сейчас мне кажется, что оно готово обрушиться вовне, и я настолько этого пугаюсь, что даже отступаю на пару шагов от Лара.
Эти два шага выигрывают для меня время, а еще дают возможность справиться с первыми чувствами. Определенно, у этой жизни занимательное чувство юмора, если она решила, что Вайдхэна с его бешеными кусачими драконами для меня мало, теперь еще и это.
Как она вообще сюда попала?! Кто ее пустил?
Перед глазами проносятся события, одно за другим: мама и папа ссорятся, представители службы соцопеки говорят со мной. Не родители, а именно соцработники сообщают мне, что мама и папа больше не будут жить вместе, и что я остаюсь с отцом. Потом отец женится, а я все время сбегаю к маме, мама одинокая и постоянно плачет. А еще в ее маленькой квартире постоянно тяжелый густой и резкий запах, тогда я еще не понимаю, почему.
Отец ругается, наказывает меня за то, что я с ней общаюсь, потом добивается судебного запрета, а спустя месяц мама попадает в тюрьму за воровство. Когда она выходит, я уже совершеннолетняя, мне шестнадцать. В эти шестнадцать я делаю все, чтобы она перестала пить, но тщетно. Деньги, которые я даю на лечение, она забирает из клиники со скандалом, о чем я узнаю позже. И так до бесконечности. До той поры, когда я не начинаю отчетливо понимать, что я не хочу так больше. Не хочу заставлять женщину, которая упорно ломает себе жизнь, ее склеивать. Это — не мое дело. Мое дело — малыш, который вот-вот появится.
На этом все. Точка. Она продолжает мне звонить, пытается снова просить денег, но я обрубаю достаточно резко: говорю, что сделаю то же, что и отец. Судебный запрет на приближение к уже совершеннолетней мне, если она не возьмется за ум и не перестанет пить. С тех пор мама исчезает с моего горизонта, я только через десятых знакомых узнаю, что она продолжает в том же ключе. Именно в тот момент, полусонная, баюкая вопящего от колик Лара, я решаю, что больше не стану интересоваться ее жизнью. У нее есть мои контакты, у нее есть выбор, и она знает, какой выбор сделать, чтобы начать общаться со мной и с внуком, но она выбирает бутылку.
Со временем я смиряюсь и с этим, и с той мыслью, что для мамы важнее и проще пить, это ее способ убежать от реальности. Со временем я перестаю ждать звонка, и рука уже не тянется к смартфону, чтобы набрать ее номер. Все это происходит не в один день, я учусь жить без нее, насколько дочь вообще может привыкнуть к жизни без матери. А потом… она просто появляется здесь!
И я даже представляю, зачем.
— Что тебе нужно? — Это звучит грубо, но как есть. Улыбка с лица мамы сбегает, а я резко вскидываю голову: — Ния. Забери Лара, а после поговорим.
Поговорим не только с Нией, а заодно и с хваленым сопровождением, которое отгоняет от меня Элегардра Роу, хотя, если говорить откровенно, отгоняет меня от него, но допускает такое.
— Пойдем, — я киваю на кухню, откуда они все только что вышли, и мы проходим туда.
На столе — чашечки с кофе, печенье, сладости, сок для Лара. Спасибо и на этом, хоть бокалы не поставили. При ребенке. Я понимаю, что во мне просто море чувств, не самых приятных, что сейчас мной управляют они, но ничего не могу с собой поделать. Я всего лишь живой человек! Самая обычная женщина, с поправкой на черное пламя, но у меня тоже есть предел. И если он есть, то вот он. Сейчас.
— Как ты меня нашла? — указываю матери на стул, сама опускаюсь на соседний, сцепляю пальцы на коленях.
Мама опускается осторожно, смотрит на меня.
— Я не находила, Аврора, — произносит очень тихо.
— Нет? Тогда как ты здесь оказалась?
Я задаю вопрос и понимаю как, еще до ее ответа.
— Он меня нашел. — Мама медлит и добавляет: — Риамер Вайдхэн.
Глава 15
Черное пламя Раграна
Он никогда не думал, что можно думать о женщине круглые сутки. Точно так же он никогда не думал, что его так сильно зацепит ее отказ. Не отказ, нет, обещание подумать — но шли дни, и ничего не менялось. Аврора по-прежнему была его секретарем, и она по-прежнему не была его. Наверное, даже сама об этом не подозревая, насколько она не его. Такое не измерить разумом, лишь звериными инстинктами, которые вовсю кричат: присвой эту женщину, сделай ее своей!
Она была с ним, и в то же время она с ним не была. Она боялась настоящей близости и, даже выгибаясь под ним, сплетаясь с ним телом и черным пламенем, оставалась такой же далекой и недосягаемой, как раньше. Вряд ли Аврора отдавала себе в этом отчет — так же, как в свое время Лаура. Лаура Хэдфенгер вошла в его сердце, чтобы потом оставить в нем пустоту, Аврора заполнила его собой так безгранично, что временами рядом с ней он просто слетал с катушек.
Так произошло, когда ему доложили про Элегарда Роу.
На следующий день он обсуждал набловых супругов дель Рандаргим, которых инд Хамир затребовал вернуть в Лархарру, и все как один управленцы из Департамента иностранных дел говорили, что ему нужно просто их отдать, что дипломатических лазеек не осталось, и что их должны судить там, потому что они граждане Лархарры. Он прекрасно понимал, что, как и в случае с успешно увильнувшим от закона их сыном, это будет показательный процесс, а двое пытавшихся похитить ребенка идиотов останутся на свободе. Безнаказанными.
Доминик тоже работал в этом направлении, пытался найти «дыры» в законах Лархарры, но пока все сводилось к тому, что для сохранения дипломатических отношений, супругов дель Рандаргим придется выслать. Все потому, что он отказался рассматривать Алеру в качестве будущей супруги и первой риам. Займы, за которыми обращались к нему, инд Хамир правдами и неправдами получил в Фияне, и теперь у него были развязаны руки. Но хуже всего, что к делу о «супружестве» за каким-то наблом решил подключиться Халлоран.