В этот момент мама разрыдалась, а я прижимала ее к себе и гладила по голове. Каким-то загадочным образом зная, чувствуя, понимая, что должна сделать. Что нужно и можно сделать сейчас, и это понимание раскрывалось во мне по новому. Когда мама, всхлипывая, затихла, я еле слышно произнесла:
— Мне действительно нужно быть рядом с ними сейчас. Именно сейчас. Но я буду очень рада, если ты будешь приезжать к нам так часто, как сможешь. Хорошо?
Она судорожно вздохнула, положив руки мне на плечи:
— Да. Да, конечно. Я… я буду очень рада, Аврора.
Еще раз крепко обняв ее напоследок, я поднялась и поспешила к вальцгардам. Во флайс. Мимо продолжавших наседать журналистов, которые, впрочем, сейчас воспринимались как фон. Я сама не могла объяснить, что со мной произошло — ведь столько было уже слов и от Зои, и от Вайдхэна, да и моих собственных мыслей, но… Но. Мамины чувства будто раскрыли меня, или же меня раскрыло осознание того, что она мне говорила.
Какая разница!
Я едва дождалась посадки, а в комнату к детям влетела так, будто за мной гнались оголодавшие драконы.
— Что случилось, мам? — спросил Лар, который чесал растопырившей лапы Чешуйке пузо. Риа в этот момент завязывала ей на хвосте бантик, а Роа парковал игрушечные модели флайсов. — Ты так быстро встретилась с бабушкой?
— Нет. Да. — Я перевела дыхание, чтобы выровнять бушующие внутри чувства. — Я…
Три пары глаз выжидающе уставились на меня. Четвертая — укоризненно, потому что Лар перестал чесать виари животик.
— Я просто пришла сказать, что люблю вас безумно.
Роа уронил флайс. Риа открыла рот. Лар подскочил:
— Мама! Ты все вспомнила?
— Нет, — я приблизилась к ним. — Но это больше не имеет для меня никакого значения. Я просто хочу быть с вами. Быть для вас лучшей мамой. Если вы, конечно, позволите…
Я не успела договорить, потому что Риа отпустила огромный голубой бант, скуксилась и разревелась.
Чисто теоретически любой матери полагалось знать, что с этим делать, а вот на практике… я подбежала, опустилась рядом с ней на колени, коснулась ладонями щечек:
— Риа! Риа, что случилось?
— Я-а-ам… аааааа! — выдала дочь и вцепилась в меня пальчиками.
Мне оставалось только подняться, удерживая ее на руках. Впрочем, Риа держалась так, что никакая сила в мире не смогла бы девочку от меня оторвать. Пока я ходила по комнате, гладя ее по голове и слушая сдавленные всхлипы, то и дело переходящие в громкий рев, Лар с Роа смотрели на нас, застыв на одном месте. Виари тоже, она как плюхнулась на попу, так и сидела с большими глазами. Разве что хвост жил своей отдельной жизнью: поднимался и опускался, подметал пол вправо-влево, кончик то и дело дергался.
Я на все это обращала внимание, чтобы не думать о том, как плачет моя дочь. Хотя плакала она не горько, я не чувствовала боли или отчаяния, скорее, наоборот. От Риа исходили облегчение и неуверенная радость.
— А-ам… ма-ам! — наконец оторвавшись от меня, всхлипнула девочка. — Мам! Ты правда меня любишь? А их?
Она мотнула головой в сторону братьев.
Я прикрыла глаза. На миг, чтобы тут же открыть и коснуться губами лобика Риа.
— Да. Правда. Я очень-очень сильно вас люблю.
— Почему тогда ты раньше не приходила? — нахмурился Роа. — Почему только сейчас?
Где найти ответ на этот вопрос?
— Я не знала, как вести себя с вами. Я думала, что вы ждете, чтобы я вас вспомнила, а я не могла. Не вспоминала. Не… — я запнулась. — Не знала, как с этим быть.
— Мам, мы не хотим, чтобы ты нас вспомнила, — вступил Лар. — То есть хотим, конечно, но мы просто тебя любим. И хотим, чтобы ты была с нами.
— Ты же больше не уйдешь? — Риа снова вцепилась в меня с недетской силой.
От нее ярко полыхнуло тревогой. Не только от нее. Два других источника — мои сыновья, стояли рядом, заполняя ей все эмоции. Все чувства. И тогда я сделала то же самое, что делала инстинктивно у мамы: открылась, позволяя любви заполнить меня всю, как солнечный свет. Не только меня — я укутала этим чувством своих малышей, которые так долго меня ждали, и, видимо, зацепила Дрим, потому что та снова перевернулась на спину и вирчала так громко, что вся вибрировала, от кончиков лап до хвоста.
Дочь окончательно перестала всхлипывать, на лицах мальчишек расцвели улыбки.
— Мы сейчас сходим умыться, — предупредила я, — а потом вернемся, и будем играть все вместе. Где, кстати, ваша няня?
— За едой вышла, — ответил Лар. — Мы не хотели на кухне перекусывать, она пошла за вкусняшками.
— Совсем на шею сели и ноги свесили, да? Пока меня не было.
Сын счастливо улыбнулся:
— Ага!
В ванной я подтянула лесенку для мелких, чтобы помочь Риа умыться, открыла кран.
— Давай сама. Ты уже взрослая девочка.
Взрослая девочка подняла фонтан брызг, подставив ладошки под теплую воду, а потом полила себе на лицо.
— Я все!
Она так счастливо смотрела на меня и в то же время так зачарованно, будто боялась, что я растаю, стоит ей отвернуться. Совесть ужалила больно, но я не позволила ей затмить те чувства, которые сейчас были нужны моим детям гораздо больше. Взяла полотенце, промокнула дочери лицо, и мы вместе вернулись в комнату.
Вкусняшки няня уже принесла, а сама вышла, видимо, чтобы нам не мешать.
— Так. По два печенья и одной конфете, не больше, — предупредила я.
— Ну ма-а-ам, — тут же надулся Лар, который потянулся к коробочке с конфетами ручной работы из очень известной сети «Бонувье».
— Что — мам? Если бы я не видела, как ты уплетал у Зои пирог и сэндвичи… Няне вы об этом не сказали, конечно.
— Неф! — созналась Риа, засовывая в рот конфету целиком.
— Мы сказали, что ели. Но не сказали что, — сообщил Роа. — Кто ж виноват, что она такая недогадливая.
Я покачала головой, глядя на сына. Тот с самым невозмутимым видом отправил в рот печенье с мягкой сердцевиной из крема.
Спустя полчаса мы уже играли все впятером. Виари была драконом, сторожившим склад элитных гоночных флайсов. Одна из кукол Риа стала известной гонщицей («совсем как Элегард, только девочка», кто бы сомневался), а еще две куклы мужского пола были злодеями, которые пытались ей помешать. Злодеев спихнули на Лара под его возмущенное:
— Почему опять я?!
Роа взялся быть главным гонщиком безо всяких кукол (совсем как Элегард, кто бы сомневался), а Дрим, видимо, вообще не подозревала, что тут происходит, но была рада общей суете вокруг себя. В результате «дракон» охранял, гонщик с гонщицей готовились к соревнованиям, а злодеи строили коварные планы по похищению ведущих флайсов, чтобы героям пришлось выступать на простеньких моделях и проиграть их нанимателю. Честно — не представляю, откуда они выдумали такой сюжет, наверное, что-то похожее увидели в каком-то фильме, но мне оставалось только удивляться и наблюдать.
Мне сразу сказали:
— Мам, ты зритель, — вот я и сидела и смотрела спектакль. Настолько увлеклась происходящим и счастьем своих детей, что даже не сразу услышала, как открылась дверь.
Это произошло так резко, так внезапно, а следом в меня ударило чувствами. Сначала — удивительной щемящей нежностью, усиленной во сто крат от всего, что мне когда-либо доводилось испытывать. Потом отчаянием, а затем, наконец…
Я обернулась, успев перехватить только взгляд Вайдхэна, стремительно вышедшего за дверь. Лар и Риа переглянулись.
— Давайте его позовем? — предложила я, кивнув в сторону закрывшейся двери. — Риа?
— Да! Я позову! — Дочка вскочила и бросилась следом за ним.
Я не видела, что там в коридоре происходит, только услышала:
— Папочка! Пойдем к нам!
И в следующий момент меня так накрыло его чувствами, как если бы в меня на полном ходу влетел дракон.
Глава 21
Черное пламя Раграна
— Папочка! Пойдем к нам!
Увидеть Аврору, сидящую на полу с детьми и играющую с ними, было сродни удару под дых. Возможно, потому что эта картина никогда не складывалась в его сознании: до того, как стало известно, что им опасно иметь общих детей, он не представлял себе, как это может быть. А после того — и подавно, особенно после их ссоры, после рождения близнецов, которых он в своей внутренней слепоте считал детьми Элегарда.
Он еще не до конца отошел от того, что увидел, когда следом за ним выбежала Риа и, доверчиво хлопая голубыми глазищами, протянула ему ручку. На этом он бы сломался, если бы рядом не стояли вальцгарды, и если бы не надо было экранировать собственные чувства и эмоции. Способные разнести всю высотку и обеспечить другим жителям головные боли и высокое давление на пару дней.
Поэтому он просто подхватил дочь на руки и произнес:
— Пойдем.
Аврора смотрела на него как-то странно, а еще от нее фонило тревогой, пробивающейся сквозь нежность к детям.
Нежность к детям!
Сколько они все этого ждали. Сколько этого ждали дети!
Так что же, наконец, произошло?
Неважно, сейчас это все неважно. Главное, что они здесь. Все вместе. Его семья.
От последних двух слов внутри снова замкнуло, хорошо хоть, он уже ссадил Риа с рук:
— Ну и? Какая для меня найдется роль?
— Лар, отдай ему одного злодея, — скомандовал Роа.
Аврора фыркнула, но тут же мигом стала серьезной.
— Да я хоть двух отдам, — буркнул Лар, но все же протянул ему куклу, которой маркером кто-то пририсовал усы и жидкую бороденку. Видимо, так по мнению детей выглядели злодеи.
С трудом подавив смешок, он взял пострадавшую от произвола игрушку и вопросительно посмотрел на Аврору.
— Ты как? — спросила она.
— Чудесно. — Он не лгал. Сейчас и правда все было чудесно, хотя до этого его накрыло основательно. Она же не могла это почувствовать сквозь такой мощный экран? Он закрылся ото всех. В том числе и от нее.
Или могла?
В их парности, замешанной на черном пламени, пока еще оставалось слишком много неизвестных.
— Как ты? — Бен вернул ей вопрос.