Вопрос озадачил ее.
– Н'пнятно, – пробормотала она.
– Я имею в виду, чем вы занимаетесь?
– Влшебством. – И увидев его изумленный взгляд она сказала. – Дать силу – сделать хорошо.
Она коснулась его высохшей руки.
– Но ведь это медицина, наука. Не волшебство.
– Ну. Наука – влшебство. Се едино. Мойц отец, Ивэн Сейр, Колдун, обчил меня. – На ее лицо легла тень печали. – Н сейчас мерт.
И затем внезапно.
– Где твои деньги? – спросила она.
Он удивился.
– В Сент Луисе, в банке.
– О! – воскликнула она. – Н-н-н! Селуи! Н'безопасно!
– Почему нет? – спросил он. – Неужели началась новая волна ограблений банков?
Девушка выглядела удивленной.
– Н'безопасно, – повторила она. – Урбс – лучче. Давно уже, Урбс – лучче.
Она замолчала.
– Когдат спал?
– Прошлой ночью?
– Н-н-н. Длинный сон.
Длинный сон! Воспоминание ударило с невероятной силой. Его последние мысли перед ужасным пробуждением были о сентябре – а сейчас середина лета! Ужас охватил его. Как долго… как долго он лежал в своей… могиле? Недели? Нет, по меньшей мере, месяцы.
Он пожал плечами и девушка мягко спросила:
– Когда?
Его охватило изумление.
– В каком году? Конечно, в 1938-м.
Она внезапно вскочила.
– Н-н-н 1938. Счас только восемьсот сорок шестой год!
Затем она ушла и после возвращения запретила ему говорить. День прошел. Коннор заснул, и следующий день родился и прошел. Но Эвани Сейр снова запрещала ему говорить и череда дней застала его задумчивым и несколько обескураженным. Мало-помалу ее странный английский стал совершенно понятен ему.
Пока он лежал, обдумывая ситуацию, размышляя о своем чудесном спасении, чуде, которое вызвало какую-то помеху в генераторах Миссури. К нему возвращалась сила. Настал день, когда Эвани снова позволила ему говорить, пока он смотрел, как она готовит еду.
– Т глден, Том? Й скро сгвлю.
Он понял, она говорит: «Ты голоден, Том? Я скоро сготовлю».
Он ответил ей небрежным «да» и смотрел, как она вертится у чудо-печки, которая готовила еду, не давая ей пригореть.
– Эвани, – начал он, – как долго я пробыл здесь?
– Три месяца, – ответила Эвани. – Ты был очень болен.
– Но как долго я спал?
– Ты должен знать, – сказала Эвани. – Я говорю, что сейчас восемьсот сорок шестой год.
Коннор вздохнул.
– Восемьсот сорок шестой год чего?
– Просвещения, конечно. В каком году ты заснул?
– Я же говорил тебе, в тысяча девятьсот тридцать восьмом, – настойчиво повторил Коннор. – Тысяча девятьсот тридцать восьмом A.D.
– Ох, – сказала Эвани укоризненно, словно он был ребенком, занимающимся шалостями.
И затем:
– A.D.? – повторила она. – Это означает «Anno Domini» – год рождения Повелителя. Но Повелителю только около девятисот лет.
Коннор был недоволен. Они с Эвани говорили совершенно о разных вещах. Он рассудительно начал снова.
– Послушай меня, – сказал он спокойно. – Предположим, ты расскажешь мне все, что происходило. Предположим, я – марсианин. Простыми словами.
– Я знаю, кто ты такой. Ты – Спящий. Часто они просыпаются с перепутавшимся сознанием.
– А что такое? – настойчиво допытывался он. – Спящий?
К его удивлению, Эвани ответила вполне понятно – и страшно удивительным образом. Столь удивительным, что Коннор не смог получить ответа на свой вопрос.
– Спящий, – сказала она просто, Коннор сейчас мог понимать ее странный, словно сплюснутый язык – язык всех окружающих, с относительной простотой. – Это один из тех, кто получает электролептики. И это делается для того, чтобы через долгое время сделать деньги.
– Как? Выставляя себя напоказ?
– Нет, – сказала она. – Я имею в виду, те, кто очень сильно хотят разбогатеть, но не хотят положить годы, работая, выбирают Сон. Они помещают свои деньги в банк, организованный для Спящих. Ты должен помнить это – даже если ты забыл все остальное. Банк гарантирует шесть процентов. Ты все понял, не так ли? И таким образом, деньги спящего увеличиваются в триста раз за столетье. Шесть процентов удваивают их деньги каждые двадцать лет. Тысяча станет тремя сотнями тысяч, когда Спящий проспит столетье и проснется.
– Сказки! – нетерпеливо буркнул Коннор.
Сейчас он понял вопрос о том, куда он поместил свои деньги, который задала ему девушка, когда он впервые проснулся.
– Какой институт может гарантировать шесть процентов? Во что они могут быть вложены?
– Они вкладывают в боны Урба.
– И несут колоссальные потери.
– Нет. Их доходы огромны. Они получают их из фондов каждых девяти Спящих из десяти, которые не проснулись!
– Значит, я – Спящий? – резко спросил Коннор. – А теперь скажи мне правду.
Эвани изумленно воззрилась на него.
– Электролептики часто повреждают разум.
– Я еще не свихнулся! – закричал он. – Я хочу знать правду. Хочу знать дату, вот и все.
– Середина июля. Восемьсот сорок шестой год, – терпеливо сказала Эвани.
– Дьявол тебя побери! Это значит, я спал в обратном течении времени. Я хочу знать, что случилось со мной.
– Предположим, ты расскажешь сам, – сказала мягко Эвани.
– Я расскажу! – заорал он изо всех сил. – Я – Томас Маршалл Коннор из газет – ты разве не читала их? Я человек, осужденный за убийство, и казненный на электрическом стуле. Томас Коннор из Сент Луиса. Сент Луиса! Понятно?
Внезапно деликатное лицо Эвани побледнело.
– Сент Луис! – прошептала она. – Сент Луис – древнее название Селуи. До Темных веков – невозможно!
– Не невозможно. Правда, – мрачно сказал Коннор. – Слишком болезненная правда.
– Электрический стул! – испуганно прошептала Эвани. – Наказание Древних!
Она смотрела словно зачарованная, и затем воскликнула восторженно:
– Неужели можно получить электролептик случайно? Но нет! Миллиампером больше и мозг разрушен; милливольтом меньше – и асепсис ликвидирован. В любом случае – смерть! А если так случилось, и ты говоришь правду Том Коннор! Ты пережил невероятное!
– А что такое электролептик? – спросил Коннор, в отчаянии взяв себя в руки.
– Это – это Сон! – прошептала смятенная девушка. – Электрический паралич части мозга до извилины Роландо. То, что используют Спящие, но только сто лет или чуть больше. Это – это фантастика! Ты спал с Темных веков! Не меньше тысячи лет!
3. Лесная встреча
Неделя, третья после прихода в чувство Коннора, закончилась. Он сидел на изогнутом камне, рядом с коттеджем Эвани и смотрел на пылающий потолок звезд и медную луну. Он жил – и если то, что он услышал было правда, а ничего другого, кроме как поверить в это, не оставалось – после того, как множество миллиардов людей канули в вечность.
Эвани, должно быть, права. Он был переубежден ее мягкими словами на искаженном английском и некоторыми изменениями в мире, окружавшем его. Это был не тот мир, который он оставил.
Коннор глубоко вдыхал прохладный ночной воздух. Он плохо понял большую часть рассказов Эвани о новом Веке, хотя кое-что от него было сокрыто тайной. Эвани рассказывала о городе Урбс и Повелителе, но только мельком.
– Потому что, – она заколебалась. – Ладно, потому что будет лучше, если ты сам сформируешь свои собственные суждения. Мы, люди живущие здесь, не находим Урбс и Бессмертных, живущих в нем, хорошими, но я не хотела бы переубеждать тебя и рассказывать, как подручные Повелителя, создавшие все лучшее, что есть в этом мире, не являются его врагами. Они правят в Урбсе и, наверное, долго останутся при власти после нашей смерти, хотя они правят всего семь веков.
Внезапно она вытащила нечто из кармана и протянула ему. Он взял предмет – золотой диск – монета. На нем было отчеканено 10-единств и фигура змеи, опоясывающей земной шар, вцепившись зубами в хвост.
– Змея Мидгард, – сказала Эвани. – Я не знаю почему, но она так зовется.
Коннор перевернул монету. На другой стороне был отчеканен профиль мужского лица, чьи черты, даже в миниатюре выглядели холодными, мрачными, властными. Коннор прочел:
– Orbis Terrarum Imperator Dominusque Urbis. «Император Мира и Повелитель Города», – перевел он.
– Да. Это – Повелитель, – голос Эвани был серьезен и она отобрала монету. – Это деньги Урбса. Для понимания Урбса и Повелителя, ты должен выслушать курс истории за все время, что ты проспал.
– Истории? – повторил он.
Она кивнула.
– Начиная с Темных веков. Когда-нибудь один из наших патриархов расскажет тебе больше, чем я. Я почти ничего не знаю о могучем древнем мире. Нам кажется, что это был невероятный век, с огромными городами, темпераментными нациями, неконтролируемыми растущими народами, ужасными энергиями и пламенем гениев. Великие войны, великая промышленность, великое искусство – и снова великие войны.
– Но ты можешь сказать мне… – начал Коннор несколько нетерпеливо. Эвани покачала головой.
– Не сейчас, – быстро сказала она. – Сейчас я должна спешить к друзьям, которые будут обсуждать со мной один очень важный вопрос. Может быть, когда-нибудь ты тоже узнаешь об этом.
И она исчезла, прежде чем Коннор смог сказать хотя бы слово, чтобы задержать ее. Он остался наедине со своими мыслями – настойчивыми, мучительными временами. Ему нужно было еще очень многое узнать об этом странном мире, в котором он внезапно оказался.
Во многих отношениях это был странный, новый мир, думал Коннор, когда смотрел, как девушка исчезает на дороге, которая поднималась на холм, к деревне. С того места, где он сидел на скамейке из камня, он мог видеть деревню, стоящую на вершине холма – несколько низких домов, построенных из какого-то белого камня. Все строения были классических форм, с подлинными дорическими колоннами. Эвани сказала, что деревня называется Ормон.
Все ему казалось странным. Не только люди изменились, но и физически мир стал совершенно другим.
Рассматривая деревню и снова переводя взгляд на холмы и леса окружающие ее, Том Коннор думал, что, может быть, они тоже изменились.