Здесь был полный набор атомных котлов. Освобождение энергии было процессом постепенным, так же, как у радия; однажды начавшийся процесс не мог остановиться. Ни рост температуры, ни давления не мог стать более медленным. Но водород постоянно превращался в гелий, с периодом полураспада в сто дней.
Ян Орм очень гордился фабрикой.
– Прекрасно, не так ли? – спросил он Коннора. – Типа «Омнифак», делает практически все. Их тысячи по всей стране. Практически каждый город автономен и находиться на самообеспечении. Нам нет нужды в ваших неуклюжих железных дорогах, для того, чтобы транспортировать топливо и руду.
– А какой вы используете металл?
– И металла не нужно, – ответил Орм. – Так же, как был каменный век, бронзовый век и железный век, а история назвала ваш век стальным, мы живем в веке алюминия. Алюминий есть везде; он является основой для всех глин и составляет восемь частей земной поверхности.
– Я знаю об этом, – согласился Коннор. – Но в наше время было слишком дорого производить его из глины.
– Ну, ведь сейчас энергия ничего не стоит. Вода бесплатна. – Неожиданно его лицо потемнело. – Если бы мы только могли контролировать количество энергии. Энергия идет всегда лишь в постоянном количестве – полупериод в триста дней. Если бы мы могли построить ракеты – подобные Треугольникам Урбсов. Натуральный процесс дает слишком мало энергии, чтобы поднять свой собственный вес. Энергия от фунта воды выходит слишком постепенно, и ее недостаточно, чтобы поднять массу в один фунт. Урбсы знают, как увеличить выход, сделать возможным отдать половину энергии, получаемой в сто дней, за десять дней.
– А если вы сможете построить ракеты?
– Тогда, – сказал Орм, помрачнев еще больше, – тогда мы… – Он внезапно замолчал. – Мы можем взорвать их, – сказал он измененным голосом.
– Мы можем заставить энергию вырваться мгновенно, в одном чудовищном взрыве, но это не применимо для ракет.
– Почему не использовать сжигающую камеру и не взорвать, скажем, грамм воды одновременно? – спросил Коннор. – Последовательная серия небольших взрывов должна быть столь же эффективна, как и один мощный взрыв.
– Мой отец пытался, – мрачно сказал Ян Орм. – Он похоронен на берегу реки.
Позднее, Коннор спросил Эвани, почему Яну так важно создать ракеты на атомном топливе. Девушка резко повернулась и серьезно посмотрела на него, но не ответила прямо.
– Бессмертные хранят секрет Треугольников, – все, что она ответила, – это военная тайна.
– А что он будет делать с ракетами?
Она покачала головой.
– Вероятно, ничего.
– Эвани, – сказал он раздраженно. – Мне не нравится, что вы не доверяете мне. Из того, что ты рассказала, я знаю, что вы находитесь в оппозиции правительству. Хорошо, я помогу тебе, если смогу, но я не смогу ничего сделать, если ты будешь продолжать держать меня в неведении.
Девушка молчала.
– И еще одно, – продолжал Коннор. – Это бессмертие. Я слышал от кое-кого, что результаты неудач до сих пор живут в этом мире? Почему, Эвани?
На щеках и шее девушки появились багровые пятна.
– Дьявол, что я такого сказал? – воскликнул он. – Эвани, клянусь, я не хотел обидеть тебя, честное слово!
– Не надо, – пробормотала она и снова погрузилась в молчание.
Он тоже был обеспокоен, потому что видел, что обидел ее. Он знал, что обязан ей своей жизнью – ее лечению и гостеприимству. Его беспокоило то, что он не знал, каким образом вернуть свой долг. Он сомневался в своих возможностях инженера, в этом мире странных устройств.
– В Урбс, – сказала Эвани, – ты ценился бы на вес радия, в качестве источника древних знаний. Слишком многое было потеряно и навсегда. Часто у нас есть просто имена великих людей, и ни одного следа их работ. Один из этих людей – Эйнштейн. Другой, по имени де Ситтер. Люди знают, что они были гениями науки, даже в вашей богатой гениями эпохе. Но их работы утеряны.
– Боюсь, что они так и останутся утерянными, – сказал Коннор сокрушенно. – Эйнштейн и де Ситтер были моими современниками, но я не понимал их теорий. Все что я знаю, это то, что они работали с пространством и временем и предположительным искривлением пространства – это называлось Релятивистской теорией.
– Но именно это им и нужно в Урбс! – воскликнула Эвани, сверкнув глазами. – Это все, что им необходимо. А подумай, чтобы ты мог рассказать им о древней литературе! У нас нет таких художников или писателей, которые были у вас, пока еще. Пьесы, человека по имени Шекспир, самые популярные во всех телевизионных программах. Я всегда смотрю их.
Она с завистью посмотрела на него.
– Он тоже был твоим современником? И ты знал философа по имени Аристотель?
Коннор рассмеялся.
– С одним я разминулся на триста лет, с другим – на две с половиной тысячи, – сказал он.
– Прости, – сказала девушка, покраснев. – Я не слишком хорошо разбираюсь в истории.
Он тепло улыбнулся.
– Если бы я знал, что я могу принести какую-то пользу, если бы был уверен, что чем-то могу отплатить за все беспокойство, которое я причинил, я немедленно отправился бы в Урбс и вскоре вернулся бы. Я хотел бы отплатить тебе.
– Заплатить? – спросила она удивленно. – Мы не используем денег, разве что для платы налогов.
– Налогов?
– Да. Урбских налогов. Они приходят брать налоги. Налоги должны выплачиваться деньгами. – Она гневно воскликнула. – Я ненавижу Урбс и все, что они сделали! Я ненавижу их!
– Неужели налоги настолько велики?
– Велики? – повторила она. – Любые налоги велики! Это разница во взглядах, вот и все! Так долго, пока правительство имеет право брать налоги, существует несправедливость. А как насчет других прав, которые узурпировал Повелитель?
Она замолчала, позволяя возмущению несколько остыть.
– Ну, – сказал он небрежно, – ведь эта привилегия, которая лежит на любом правительстве, не так ли?
Ее глаза горели.
– Я не могу понять человека, который отказывается от своих естественных прав, – воскликнула она. – Наши люди готовы умереть за свои убеждения!
– Но они не делают этого, – заметил Коннор спокойно.
– Потому что они просто погубят свои жизни за зря! Они не смогут сражаться с Повелителем и надеяться на хоть какой-то успех. Но, подожди, время настанет!
– И тогда, насколько я понимаю, весь мир погрузиться в прекрасное состояние анархии?
– Разве это не идеальная цель, за которую следует бороться? – горячо спросила девушка. – Позволить каждому существу получить свою свободу? Разрушить даже саму возможность несправедливости?
– Но…
Коннор замолчал, задумавшись. Зачем ему спорить об этом с Эвани? Он не чувствовал обязательств по отношению к правительству Урбс. Повелитель ничего не значил для него. Единственное государство, за которое он бы пошел в бой, давно умерло. Тысячу лет назад. Вся преданность, сохранившаяся в нем, была преданностью по отношению к Эвани. Он улыбнулся.
– Безумство или нет, Эвани, – пообещал он. – Твое дело – это мое дело!
Она внезапно стала мягче.
– Благодарю тебя, Том. – Затем сказала более тихо. – Сейчас ты знаешь, почему Ян Орм так заинтересован в ракетах. Ты понял?
Ее голос сменился шепотом.
– Революция!
Он кивнул.
– Я догадался. Но раз ты ответила на один мой вопрос, то может быть ответишь и на второй. А как насчет неудачных результатов экспериментов, до сих пор живущих в этом мире, продуктов попыток добиться бессмертия?
Она снова залилась румянцем.
– Ты имеешь в виду метаморфов, – пробормотала она тихо.
Она быстро повернулась и вошла в коттедж.
6. Метаморфы
Наконец силы Коннора полностью восстановились, и он совершенно перестал напоминать призрака, вылезшего из могилы. Месячная щетина начала раздражать Томаса и однажды он попросил у Яна бритву.
Ян похоже, был озадачен; услышав объяснения Коннора, он улыбнулся и протянул некий раствор, уверяя Коннора, что это средство быстро уничтожит растительность на лице.
Но реакция Эвани поразила его. Она смотрела на него, какое-то время не узнавая.
– Том! – воскликнула она. – Ты похож на древнюю статую!
Коннор очень отличался от обычных жителей деревни. Без бороды его гладкое лицо стало излучать силу и твердость. Оно совсем не походило на лица окружающих.
Время медленно ползло вперед. Вечера он проводил, беседуя с новыми друзьями, рассказывая истории о давно минувшей эпохе, объясняя события в политике, обществе и науке тех давно минувших времен. Часто Эвани участвовала в разговоре. Иногда она развлекала себя «видением» – устройством с удивительным качеством изображения, на котором двухфутовые актеры из отдаленных городов говорили и двигались с естественностью миниатюрной жизни.
Коннор посмотрел «Зимнюю сказку» и «Генриха Восьмого», поданных без купюр и очень аккуратно, и что его удивило – музыкальную комедию, которую он видел в своем веке. Многими вещами Эвани удивляла Тома Коннора. В ней была какая-то загадка, которой он не мог понять. Жизнь в Ормон, казалось, почти ничем не отличалась от старой жизни в Сент Луисе. Молодые люди до сих пор следовали незыблемым правилам; каждый вечер они бродили, сидели, беседовали с девушками, прогуливались с ними по парку, находящемуся возле реки.
Но не Эвани. Ни один молодой человек не поднимался на холм к ее коттеджу, чтобы посидеть с ней, за исключением, изредка навещавшего их Яна Орма. Все это казалось странным, ведь девушка была красива. Коннор не мог припомнить более красивую девушки, чем эта душевная, мягкая, нежная Эвани. За исключением девушки, встреченной в лесу. Даже Рут, из далекого прошлого, не годилась ей и в подметки.
Коннор подолгу задумывался над этим вопросом, пока не столкнулся с другой, еще более интригующей загадкой. Эвани отправилась на охоту вверх по реке. Олени водились вокруг во множестве. Дичь, дикие фазаны и индюки встречались в таком количестве, словно вороны в старые времена.
Все трое были вооружены блестящими луками из пружинящей стали, посылавшими стальные стрелы с убийственной аккуратностью, если наловчиться пользоваться ими. Коннор никак не мог привыкнуть к луку, но Орм и Эвани помогали ему советами. Коннор в душе сожалел об отсутствии ружей, ведь когда-то давно он был отличным стрелком.