– Для обыска нужна санкция прокурора, – робко напомнил Матвеев. – У нас даже уголовное дело не возбуждено. Как будем обыск проводить?
– Как всегда. В тесном взаимодействии со следственными органами.
– Я пошел к себе, – поднялся Вьюгин. – Если будут новости, докладывайте немедленно, не ждите, когда рак на горе свистнет.
– Идите, работайте! – отпустил нас Клементьев.
В коридоре Матвеев сказал:
– Андрюха, прости! У меня фазы не так переключились, вот я на тебя и подумал.
– Да ладно! – махнул я рукой. – Проехали.
Вьюгин вызвал к себе начальника следственного отдела, дал указания. Тот немедленно направил в следственный изолятор следователя Семенова, ведущего большое дело о многоэпизодных групповых кражах. Из камеры тот вызвал вора Васю, того самого, что некогда мирно спал в обворованной квартире. Семенов вполголоса обрисовал Васе ситуацию, выложил на стол пачку папирос. Вор обернулся на открытую дверь, убедился, что никто не подслушивает, и тихо сказал:
– Дашь на дашь! Я подпишу протокол, с вас – две пачки «Астры» и свидание с сестрой.
– Сигареты – завтра, свидание – в следующий понедельник, – принял условия следователь.
Семенов быстро составил протокол допроса обвиняемого, дал подписать вору. Из протокола следовало, что Вася и другие квартирные воры сбывали краденые вещи хозяевам дома номер три по улице Пролетарской, а также малознакомой женщине на улице Таврическая. Ни Семенов, ни вор не знали, что квартиру на улице Таврическая снимал Хозяин притона для азартных игр.
Вернувшись в отдел, Семенов вынес постановления о производстве обысков по указанным адресам. В тот же день прокурор санкционировал обыски с целью отыскания и изъятия похищенного имущества. Не доверять следователю у прокурора не было никаких оснований.
После обеда Вьюгин, не объясняя причин, объявил аврал для уголовного розыска. С момента получения приказа личная жизнь инспекторов ОУР отменялась, часть сотрудников переводилась на казарменное положение.
Поздно вечером в отдел доставили таксиста, подвозившего Хозяина. Словоохотливый водитель пояснил, что заказ получил от диспетчера таксопарка. По пути клиент передумал ехать в Кировский район города и велел доставить его в район железнодорожного вокзала города Новосибирска. Водитель потребовал оплатить поездку в оба конца. Пассажир, не задумываясь, достал пачку денег и отсчитал несколько червонцев. Доставив странного пассажира до места, таксист до обеда ждал у вокзала клиентов в попутном направлении, никого не дождался и поехал в таксопарк сдавать смену.
– Упустили! – ознакомившись с показаниями таксиста, сказал Вьюгин. – С железнодорожного вокзала он мог уехать куда угодно. Поезда там идут один за другим.
– Мог и в аэропорт махнуть, – добавил Клементьев. – Мог на автовокзал уехать. Новосибирск – крупнейший транспортный узел. Искать в нем человека – все равно что иголку в стоге сена.
Наступили сутки томительного ожидания. В 20.00, в среду, Вьюгин вызвал Клементьева и начальника уголовного розыска.
– Ждать больше нечего! – объявил начальник РОВД. – Начинайте операцию.
В частном секторе на улице Пролетарской при выходе из дома номер 3 были задержаны помощники Хозяина. Игроки на адресе не появились. В квартире, которую снимал Хозяин, был кавардак: вещи разбросаны по полу, в углу – раскрытый чемодан, которым владелец решил не пользоваться, чтобы не вызвать подозрения у группы наружного наблюдения. На кухонном столе оперативники нашли похабный рисунок с не менее похабной подписью, адресованной оперативникам.
– Жаль, сукин сын ускользнул, – повертев рисунок в руках, сказал один из инспекторов ОУР. – Я бы ему, шутнику, собственноручно здоровье поправил.
В четверг Вьюгин был на ковре у генерала. Начальник областного УВД, заслушав его доклад, спросил:
– Где могла произойти утечка информации?
Вьюгин тяжело вздохнул:
– В РОВД об операции «Игра» знали четверо: я, Клементьев, инспекторы ОУР Матвеев и Лаптев. Инспектор Лаптев предупредить Хозяина не мог: он не знал, кто скрывается под этой кличкой и как с ним можно связаться.
– Сергей Сергеевич, вы на что намекаете? – тоном, не предвещающим ничего хорошего, спросил генерал. – У нас о сущности операции и ее фигурантах знали также четыре человека, включая меня. Вы, часом, никого из руководства УВД области не подозреваете?
Областное УВД Вьюгин покинул с приказом о наказании в кармане. Ему начальник УВД объявил строгий выговор, Клементьеву и Матвееву – по выговору. Меня, как молодого специалиста, наказывать в первый год работы было нельзя, а так бы я тоже огреб ни за что ни про что.
21
Помощники Хозяина после задержания заняли твердую позицию: «Ничего не знаем! В карточных играх не участвовали. Ваши обвинения в противозаконной деятельности – выдумки, враки. План гоните по раскрытию преступлений, да не на тех напали!»
– Что вы делали в доме номер 3 по улице Пролетарская? – упорствовали оперативники.
– Зашли погреться, – не сговариваясь, отвечали помощники. – Если у хозяев дома есть к нам претензии, то пускай они письменно их предъявят. Если претензий нет, то валите вы со своими домыслами куда подальше!
Предъявить парням было действительно нечего. Клементьев распорядился отправить их на пятнадцать суток в ИВС за мелкое хулиганство.
В четверг, пока Вьюгин краснел у генерала, я изложил Геннадию Александровичу план по дальнейшей работе с задержанными.
– Помощники Хозяина отношения к преступному миру не имеют. Один из них работает слесарем на автобазе, другой – в комбинате бытового обслуживания. Оба бывшие спортсмены. Положительно характеризуются по месту работы и жительства. Сейчас их позиция безупречна, обвинить их в противозаконной деятельности нельзя, но если нельзя что-то сделать напрямую, то можно зайти с черного хода.
– Ты у кого научился так витиевато говорить? – нахмурился Клементьев. В последние дни он пребывал в дурном расположении духа. – Выкладывай, что надумал.
– Я прекрасно помню ваш наказ не лезть больше в дело по убийству Пуантье, но я ничего не могу поделать – оно само прет наружу из всех щелей. Пуантье был картежником, азартным человеком. Деньги у него водились, к женскому полу конголезец был очень даже неравнодушен. Если до него дошли сведения об игре в «девяточку», то он наверняка захотел бы принять в ней участие, и ему бы не отказали. У нас не Алабама 1950-х годов, против участия чернокожего в игре никто бы не возражал. Наоборот, в этом необычном состязании была бы своя экзотика, своя неповторимая изюминка. Обыграть иностранного картежника – это ли не истинное удовольствие для любого отечественного игрока?
– Предположим, что ты прав: Пуантье действительно принимал участие в игре. С практической точки зрения что это нам дает?
– Мы обвиним помощников Хозяина в пособничестве иностранной разведке. Шпионом, завербовавшим их, будет Пуантье. Откуда им знать, что Жан-Пьер не имел отношения к западным спецслужбам?
Клементьев на ходу уловил полет мысли, оценил со всех сторон перспективы дальнейшего расследования и пришел к выводу, что новая оперативная комбинация не грозит очередным провалом, так как все худшее уже произошло. В случае же успеха полученные от помощников Хозяина сведения могли бы частично реабилитировать руководство РОВД. Вовремя пустить пыль в глаза вышестоящему начальству – один из столпов успешной работы милиции.
– В этом что-то есть, – изображая задумчивость, сказал он.
Клементьев не мог с ходу принять мое предложение. Ему нужно было выждать время и преподнести мою идею как свою, основанную на большом практическом опыте и тесном взаимодействии с уголовным розыском Центрального РОВД. Я, по определению, не мог выступать инициатором нового поворота в расследовании. Новичок, как известно, не может быть генератором здравых идей. Блеснуть оперативным искусством, обратить поражение в победу – удел матерых сыщиков, а не вчерашнего курсанта школы милиции.
– Расскажи-ка поподробнее о Пуантье, – попросил Клементьев. – Я хочу понять, как выстроить новый допрос помощников Хозяина: с чего начать и на чем припереть к стенке этих «добропорядочных» граждан.
Я рассказал Геннадию Александровичу не только то, что узнал о Пуантье, но и об обстановке в Африке, о противостоянии правительственного режима Анголы и УНИТА.
– Даю гарантию, что простые советские парни войной в Анголе не интересуются. Если они что-то и слышали о Жонасе Савимби, то должны считать его ставленником США, находящимся на содержании ЦРУ. Ничего другого в наших газетах о Савимби не пишут.
– Я подумаю, – уклончиво закончил беседу Клементьев.
«Клюнул! – внутренне возликовал я. – Завтра мы двинемся в тернистый путь, который приведет к человеку, провалившему операцию по разоблачению Хозяина. И как знать, быть может, что-то проклюнется и в деле об убийстве Пуантье».
Допрос помощников Хозяина начали в пятницу после обеда. Первым допрашивали парня, работавшего слесарем. Допрос вели Клементьев и Матвеев. Меня к работе с задержанным допускать не хотели.
– Ты на себя в зеркало посмотри! – с издевкой сказал Матвеев. – Какой из тебя оперативник? Ты на пионера похож, а не на офицера милиции.
– Слава богу, что не на колхозника! – парировал я. – Только вы без меня поплывете, если парень хоть немного разбирается в ангольских делах. Я-то уже не первую неделю в теме. Могу даже спросонья ответить, чем отличается МПЛА[6] от УНИТА.
Клементьев счел мои доводы разумными и разрешил присутствовать при допросе в качестве стенографиста.
– Делай вид, что записываешь показания, – распорядился он. – В допрос не лезь, вопросов задержанному не задавай.
Слесарь с пролетарской фамилией Кувалдин вошел в кабинет Клементьева в приподнятом настроении. Бояться ему было нечего. Допрос начался с вопросов о карточной игре. Кувалдин, посмеиваясь, все отрицал.
– Ну что же, от дел мелких и незначительных перейдем к главному, – устало вздохнув, сказал Клементьев. – Предлагаю добровольно рассказать о своем участии в антигосударственной деятельности.