Тут я оценил всю красоту замысла, понял полет ее мысли. Комбинация была блестящей, просто великолепной. Пуантье мог в этот день не пить ту-каву. С возбуждающим напитком или без него он был обречен. В своих рассуждениях я упустил один важный момент: после удара током Пуантье, каким бы здоровым мужиком он ни был, станет беспомощным на минуту-полторы. Этого времени вполне хватило бы, чтобы накинуть ему на шею удавку и задушить. Марине не надо было марать руки убийством. Убийцей должен был стать Моро. Дело случая – сердце Пуантье не выдержало, и он погиб от любовницы, а не соседа по общежитию.
– Блеск! – сказал я. – Пуантье входит в кабинет машин и оборудования. Моро преграждает ему путь. Если бы Моро не было, ты бы не смогла пустить в ход «электрический хлыст». Бежать за движущимся мужчиной с прибором в руках неудобно, да и промахнуться можно.
Пуантье, увидев Моро с куклой вуду в руках, встал как вкопанный. Ты ударила его током, он упал. Все пошло не по плану! Он должен был остаться живым, и тогда бы Моро задушил его. Ты подождала бы, пока конвульсии стихнут, и выбежала бы с воплями в коридор: «Помогите! Моро Пуантье убил!» Моро был бы в шоке, но дело сделано! «Электрический хлыст» можно было оставить на месте преступления, а после приезда милиции сказать: «Понятия не имею, что это за штука. Наверное, Пуантье с собой принес». Убийца был бы задержан на месте преступления, и никому бы дела не было до диковинного прибора. Умер бы Пуантье не от него, а от удушения.
– Теперь ты веришь, что я не хотела его убивать? Кто бы знал, что у него сердечко слабенькое окажется? Для интереса скажи, если бы дело дошло до суда, мне бы дали срок на всю катушку?
– Думаю, что нет. Адвокат бы научил тебя нужным показаниям: был прибор, ты в шутку ткнула им в спину Пуантье, а он взял да умер. Убийство по неосторожности. Условный срок.
Я посмотрел ей в глаза. Марина ликовала. Она утерла нос всей городской милиции, и мне в том числе. Мои коллеги не смогли ее разоблачить, а я, руководствуясь неверными посылками, сделал неверный вывод. «Электрический хлыст» по своему предназначению – не орудие убийства, а предмет укрощения непокорных животных.
– Пуантье поначалу платил, потом решил, что я попала в зависимость от него, и стал заставлять заниматься любовью бесплатно. Все бы ничего, я вытерпела бы до лета. Он окончил бы техникум и уехал в Африку, но в какой-то момент в нем проснулась алчность, помноженная на жестокость.
В январе мы единственный раз встретились не в техникуме, а в квартире его знакомых. Пуантье показал «электрический хлыст» и спросил, не хочу ли я вновь попробовать разряд тока в мягкое место. Я ничего не поняла. Он объяснил, что в свое время потратился на меня, и настала пора отработать долг – спать за деньги с его друзьями по карточным играм, быть проституткой.
В эту ночь мы выпили, Пуантье охмелел и быстро уснул. Я вытащила у него из пиджака портмоне, набитое полтинниками, помахала спящему ручкой и ушла домой. Если бы в эту ночь у меня был яд, я бы отравила Пуантье, но яда не было, и пришлось обдумывать другие способы, как избавиться от него. Жан-Пьер, обнаружив пропажу кошелька, был в ярости, искал меня по всему городу, но я уклонялась от встречи.
За день до его отъезда на каникулы мы встретились. Пуантье сказал, что воровать нехорошо, но на первый раз он прощает меня. В этот день он отдал мне на хранение «электрический хлыст». Святая простота! По наивности своей Пуантье считал, что я принадлежу ему и до конца учебы буду беспрекословно выполнять все его указания. Он даже представить не мог, что я с охотой соглашусь принять участие в его устранении. Возможно, африканские женщины терпеливо сносят издевательства, я же его рабыней быть не собиралась.
После каникул я вернула Пуантье «хлыст». На другой день его украли. Жан-Пьер считал вором Моро, но предъявить ему ничего не мог. Прошло еще несколько дней. Шутова прибежала ко мне с выпученными глазами: «Марина! Моро задумал Пуантье убить». Я встретилась с Моро, мы говорили больше часа и пришли к полному взаимопониманию. Моро передал мне похищенный у Пуантье «хлыст». Я вручила ему куклу вуду, которую сделала из носовых платков. Как выглядела кукла, было неважно. Главное, что у нее в груди торчала игла – символ мучительной смерти. Пуантье не верил ни в черта, ни в культ вуду, но вид куклы с иглой в груди должен был остановить его на секунду-другую.
В назначенный день Пуантье пришел в спортзал, убедился, что меня нет среди зрителей, отправился в кабинет машин и оборудования, постучал условным стуком. Я и Моро уже ждали его. Я была в этой шубке. «Электрический хлыст» – в рукаве. Пуантье, как всегда, пошел в соседнюю аудиторию, в дверном проеме столкнулся нос к носу с Моро. «Это ты?» – взревел Пуантье. Я достала «хлыст», выдвинула электроды. Руки дрожали, накатила такая слабость, что я чуть не упала в обморок. «У меня для тебя кое-что есть!» – сказал Моро и показал куклу вуду. Медлить было больше нельзя. Пуантье мог прийти в себя и нас обоих избить до полусмерти. Я прицелилась и ткнула его «электрическим хлыстом» в область сердца. К моему ужасу, Пуантье упал как подкошенный, задергался и затих. Я стала проверять пульс. Моро посадил куклу на тестоделительный аппарат и присоединился ко мне. Пуантье был мертв. Сердце не выдержало разряда током. Вместо Моро убийцей стала я. Мы оставили Пуантье там, где он лежал, и вышли из здания через запасной выход. На этом – все! Куклу вуду мы оставили без всяких намеков. Мы просто забыли о ней.
– Где сейчас «электрический хлыст»?
– Я разобрала его на две части, опустила в ванну с водой. Потом упаковала половинки в пакетики и выбросила в мусорные контейнеры. Одну половинку недалеко от своего дома, другую – по пути на работу. На морозе вода превратилась в лед, смяла электронную начинку прибора, превратила его в кусок железа.
– Умно! – похвалил я. – Какую бы ценность ни представлял «электрический хлыст», избавиться от него надо было в первую очередь. Без этого хлыста обвинение строить не на чем.
Грачева встала, одернула шубку.
– Я пошла?
– Прощай, Марина! Дай бог, больше не увидимся.
Увиделись, и не раз. В начале 1990-х годов Марина развила бурную деятельность, открыла элитное эскорт-агентство, поставляющее хорошеньких девушек состоятельным мужчинам. Добром эта затея не кончилась. За взлетом последовало падение, потом – полный крах. Холодным февральским утром 1999 года я был единственным человеком, кто бросил кусок смерзшейся глины в ее могилу.
31
В июле 1983 года в областное бюро судебно-медицинских экспертиз нагрянула с проверкой московская комиссия. Перед ее прибытием заведующий бюро велел подчистить хранилище невостребованных биологических материалов. Санитары, сверяясь со списком, упаковали в два черных полиэтиленовых мешка накопившиеся за год биологические материалы и поехали на городскую свалку. По инструкции они были обязаны уничтожить остатки человеческих органов, сжечь их на отвале, день и ночь тлеющем подземным огнем. На свалке автомобиль судмедэкспертизы попал в яму, забуксовал. Водитель подключил оба моста, но выбраться не смог. Пришлось санитарам выталкивать транспорт руками.
– Я к отвалу не поеду! – заявил, как отрезал, водитель. – Всю неделю дожди шли, дорога в месиво превратилась. Берите мешки на плечи и шуруйте пешком.
Санитары отошли метров на двадцать, уперлись в лужу с раскисшими краями.
– Там ничего такого нет? – спросил старший санитар, показывая на мешок товарища.
– Только сердце. Помнишь, здоровенный африканец был? От него осталось. Остальное – фрагменты, из которых ни один целый орган не соберешь.
– К отвалу не пойдем. Вытряхнем мешки здесь. За ночь крысы биоматериалы растащат по свалке, и все будет шито-крыто.
Сказано – сделано! Они опрокинули мешки за бугорок и с чистой совестью вернулись в машину.
На другой день бродяга, живший недалеко от отвала, рассказывал всем желающим, что видел небольшую собачонку с человеческим сердцем в зубах. Ему, разумеется, никто не поверил. Мало ли что спившемуся бродяге привидится!
Тело Жан-Пьера Пуантье было предано земле на самом престижном кладбище Браззавиля. Повторное вскрытие местные медики не проводили. В груди недоучившегося студента навсегда осталось чужое сердце.