Возвращаюсь в гостиную. Баррон смешивает в тарелке кисло-сладкий соус и острую горчицу.
– Так в чем там дело?
Рассказываю ему про маму и про то, как она пыталась подсунуть Захарову подделку, про их давнюю интрижку. Нужно же объяснить, как она украла камень.
– Мама и Захаров? – недоверчиво переспрашивает Баррон.
– Знаю, – пожимаю плечами я. – Странно, правда? Очень стараюсь про это лишний раз не думать.
– В смысле, если мать и Захаров поженятся, вы с Лилой станете братиком и сестричкой? – от хохота Баррон валится на диван.
Я хватаю пригоршню риса и бросаю в него. Несколько зернышек прилипают к его рубашке, а у меня в итоге все перчатки в рисе.
Брат никак не может успокоиться.
– Я собираюсь завтра поговорить с тем специалистом по подделкам. Он в Патерсоне работает.
– Конечно, сделаем, – Баррон все еще хихикает.
– Хочешь поехать со мной?
– Безусловно, – он открывает контейнер с курицей и черными соевыми бобами и вываливает все в свою тарелку. – Она ведь и моя мать тоже.
– Мне еще кое о чем нужно тебе сказать.
Барон замирает, протягивая руку к соевому соусу.
– Юликова спрашивала меня, возьмусь ли я за одну работу.
– А я думал, тебе никакую работу поручать нельзя, поскольку ты официально еще не участник программы, – брат поливает еду соевым соусом и кладет в рот кусок курицы.
– Она хочет, чтобы я занялся Пэттоном.
– Занялся? – вопросительно поднимает брови Баррон. – В смысле, трансформировал?
– Нет, в смысле на ужин пригласил. Она думает, мы с ним отличная пара.
– Значит, ты его убьешь? – окинув меня внимательным взглядом, Баррон складывает вместе два пальца, изображая пистолет: – Пиф-паф?
– Она не очень подробно объяснила план, но…
Брат снова хохочет, запрокинув голову.
– Надо было все-таки сдаться Бреннанам. Ты же все равно станешь наемным убийцей. Так бы хоть денег заработали.
– Тут все иначе.
Но Баррона уже не унять.
– Заткнись, – я втыкаю в свою лапшу пластиковую вилку. – Тут действительно все иначе.
– Но тебе хотя бы заплатят? – спрашивает брат, чуть отдышавшись.
– Обещали снять обвинения с мамы.
– Прекрасно. А что насчет денег?
– Я не спрашивал, – признаю я после некоторого раздумья.
– Ну ты даешь. Ты способен на то, на что не способен никто другой. Боже мой! Знаешь, почему это выгодно? Это очень ценная способность: в обмен на твое колдовство можно что-нибудь получить – вещь или услугу. Или деньги. Помнишь, я сказал, что ты всего этого недостоин? Так вот, я был прав.
Со стоном запихиваю в рот рис, руки так и чешутся нахлобучить брату контейнер на голову.
После еды Баррон звонит деду и долго вешает ему лапшу на уши, расписывая, как нас допрашивали федералы и как мы их провели, воспользовавшись врожденной харизмой и умом. Дедушка громко фыркает на другом конце провода.
Когда Баррон передает трубку мне, дед интересуется, сказал ли брат хоть одно слово правды.
– Отчасти, – говорю я.
Дед молчит.
– Ну ладно, почти ни одного, – наконец признаю я. – Но все в порядке.
– Помнишь, что я тебе говорил: это дело Шандры – не твое. И не Баррона. Вы оба, держитесь-ка от этого всего подальше.
– Ага. А Сэм еще у тебя? Можно с ним поговорить?
Дедушка передает трубку Сэму. Судя по голосу, сосед еще не оправился от похмелья, но, кажется, совсем не опечален, что я его бросил на целый день.
– Да все в порядке, – уверяет он. – Твой дедушка учит меня играть в покер.
Зная деда, не играть он его учит, а шулерствовать.
Баррон предлагает уступить мне свою кровать – мол, сам переночует где угодно. Не очень понятно, что имеется в виду: тут в округе есть кому его приютить или он готов спать на чем попало? Выяснять не хочется, поэтому я просто ложусь на диване.
Брат откапывает где-то парочку одеял из старого дома. Они пахнут по-домашнему, и я жадно вдыхаю этот пыльный и не совсем приятный запах. Он напоминает о детстве, о безопасности, о том, как я допоздна валялся в постели по воскресеньям и смотрел мультики в пижаме.
Забыв где я, распрямляю ноги. Но они упираются в подлокотник, и я вспоминаю, что детство давно кончилось.
Я слишком длинный – не помещаюсь на диване. В итоге, свернувшись клубком, с грехом пополам засыпаю.
Будит меня шум на кухне – Баррон варит кофе.
Брат сует мне коробку с хлопьями. По утрам у него обычно ужасное настроение. Слова из него не вытянешь, пока не выпьет по крайней мере три чашки кофе.
Когда я выхожу из душа, то вижу, что Баррон уже успел вырядиться в серый костюм в полоску, вниз надел белую футболку, волосы намазал гелем и зачесал назад. На запястье блестят новенькие золотые часы. Интересно, он их тоже на том складе подобрал? Ничего себе воскресный наряд.
– Ты чего так разоделся?
– Человека судят по одежкам, – ухмыляется Баррон. – Хочешь, одолжу что-нибудь чистое?
– Обойдусь как-нибудь, – я натягиваю свою вчерашнюю футболку. – У тебя видок, как у гангстера, ты в курсе?
– И это умение тоже выгодно отличает меня от других стажеров, – Баррон в последний раз проводит гребешком по волосам. – Никто в жизни не догадается, что я федерал.
Мы выходим из дома уже после полудня. Садимся в нелепый красный «феррари» и едем на север штата в Патерсон.
– Как там дела с Лилой? – спрашивает Баррон, выруливая на шоссе. – Все еще по ней сохнешь?
– Учитывая, что ты ее несколько лет держал в клетке, она в порядке, – отвечаю я, смерив его мрачным взглядом. – В сравнительном.
– У меня не было особого выбора, – пожимает плечами Баррон, взгляд у него хитрющий. – Антон хотел, чтобы мы ее убили. А ты нас огорошил, превратив ее в живое существо. Когда мы отправились от изумления, то вздохнули от облегчения. Хотя домашняя зверюшка из нее получилось хуже некуда.
– Вы же с ней встречались. Как ты мог согласиться на убийство?
– Да ладно тебе. Мы никогда серьезно наши отношения не воспринимали.
– Ты спятил? – я ударяю кулаком по приборной панели.
– Это же ты превратил ее в кошку, – ухмыляется Баррон. – А ведь ты был в нее влюблен.
Смотрю в окно на огораживающие шоссе звуконепроницаемые щиты, в щели между которыми пробивается вьюнок.
– Может, ты и заставил меня почти все забыть, но я точно знаю, что хотел ее тогда спасти. И почти спас.
– Прости меня, – Баррон вдруг дотрагивается затянутой в перчатку рукой до моего плеча. – Я на самом деле начал менять твои воспоминания, потому что так попросила мама. Сказала, для тебя будет лучше, если ты не будешь знать о своих способностях. А потом у нас появился план заняться заказными убийствами. Наверно, я решил, раз ты ничего не помнишь, то ничего и не считается.
Понятия не имею, что на это ответить. Поэтому молчу. Прислонившись щекой к холодному стеклу, смотрю на извивающуюся впереди асфальтовую дорогу. Интересно, а если все бросить? И не думать больше о федералах. Брате. Лиле. Маме. Мафии. Чуток поколдую и изменю собственное лицо. Сбегу подальше от своей жизни.
Раздобуду поддельные документы, и вот я уже в Париже. Или в Праге. Или в Бангкоке.
Там можно попробовать стать хорошим. А можно врать, мошенничать и воровать. Ведь это буду не совсем я, так что и не считается.
Можно изменить личность. Имя. А маму пусть Баррон выручает.
В следующем году Сэм и Даника поступят в колледж. Лила по приказу отца займется какими-нибудь темными делишками. А что станется со мной? Буду убивать на службе у Юликовой. Все уже запланировано, предопределено, все к лучшему, передо мной ясное и понятное будущее – такое же серое, как пустынная дорога.
Баррон легонько стучит пальцем мне по виску:
– Эй, есть кто живой? Ты уже минут пятнадцать молчишь. Можешь, конечно, не говорить, что ты меня простил и все такое… Но хоть что-нибудь скажи. «Хорошо поговорили». «Заткнись». Хоть что-нибудь.
– Хочешь, чтобы я что-нибудь сказал? – я тру щеку. – Ладно. Иногда мне кажется, что я тот, кого ты из меня сотворил. А иногда я совсем не знаю, кто я. И так, и эдак – мне паршиво.
– Ладно… – начинает Баррон, сглотнув.
– Но, если тебе нужно мое прощение, хорошо, – продолжаю я и набираю в грудь побольше воздуха: – Я тебя прощаю. Я не злюсь. Больше не злюсь. Не на тебя.
– Ну да. Но на кого-то же ты злишься. Это и дураку видно.
– Просто злюсь. Рано или поздно злость выгорит, закончится. Должна закончиться.
– Ты и сам, знаешь ли, мог бы прощения попросить – втравил меня в эту федеральную программу…
– Ты вовсю развлекаешься.
– Но ты же не мог этого знать. А если бы это мне было сейчас паршиво? И все по твоей вине. Вот тогда-то ты бы почувствовал себя гадко. Почувствовал бы вину.
– Возможно. Но я ее не чувствую. Ну и – хорошо поговорили.
А ведь действительно хорошо поговорили. Не ожидал такого от своего придурковатого братца-социопата, одержимого приступами амнезии.
Он паркуется у тротуара. Патерсон представляет собой странное сочетание: старые дома с яркими козырьками и неоновыми вывесками с рекламой дешевых мобильников, предсказаний по картам таро и салонов красоты.
Выйдя из машины, опускаю несколько четвертаков в парковочный счетчик.
Баррон достает из кармана звякнувший телефон и смотрит на экран. Я вопросительно поднимаю брови, но брат только молча качает головой – мол, ничего важного. Набирает сообщение.
– Веди, Кассель.
Я иду искать «Ювелирные изделия». Магазинчик выглядит точь-в-точь как другие лавочки на этой улице: грязный и плохо освещенной. На витрине выставлены разнообразные цепочки и серьги-конго. В углу объявление: «Заплатим наличными за ваши золотые изделия – прямо сегодня». Магазинчик как магазинчик, и не скажешь, что тут работает профессиональный специалист по подделкам.
Баррон открывает дверь. Звякает колокольчик, и на нас поднимает взгляд человек за прилавком. Лысеющий коротышка в огромных очках в роговой оправе, на шее на длинной цепочке болтается лупа. Одет в аккуратный черный костюм, застегнутый на все пуговицы. Пальцы в перчатках унизаны массивными кольцами.