– И с тобой то же?
– Нет, – я удивленно смотрю на Сэма. – Я же на крючке у федералов.
– Дедушка пару раз брал меня с собой на рыбалку, – сосед открывает свой катафалк. – У меня не очень хорошо получалось. Никак не удавалось в конце подсечь рыбу. Может, и с тобой будет так же.
Мне хочется пошутить в ответ, но слова застревают в горле.
На урок я не иду – иду в женское общежитие к Лиле. Я придумал, что сказать про Данику, но все слова спутались в голове, все перебивает сумасшедшее желание увидеть Лилу.
Думал, у меня лучше получится. Думал, я уже привык, что девчонка, которую я люблю, меня презирает. Но нет. В какой-то момент я, сам того не ведая, заключил страшную сделку со вселенной – согласился, что если мне позволено будет хотя бы видеть Лилу, даже если при этом мы не будем разговаривать, то я смогу с этим жить. И вот целую неделю я ее не видел, и все рациональные доводы полетели к черту.
Чувствую себя наркоманом, которому позарез нужна доза, но не понятно, удастся ли ее добыть.
Может, Лила завтракает в своей комнате, убеждаю я сам себя.
Это логичная, нормальная мысль. Поймаю ее перед занятиями. Она и не заметит, насколько для меня это важно.
Взбегаю по ступенькам Гилберт-Хауса, протискиваюсь мимо двух восьмиклассниц. Они хихикают.
– Тебе не положено здесь находиться, – с притворной строгостью говорит одна. – Это женское общежитие.
Притормозив на мгновение, улыбаюсь ей своей самой заговорщицкой улыбкой. Я ее перед зеркалом тренирую – она сулит всевозможные порочные удовольствия.
– Хорошо, что ты меня не выдашь.
Девчонка улыбается в ответ, щеки у нее порозовели.
На верхней площадке я придерживаюсь дверь, из которой как раз выходит Джилл Пирсон-Уайт. У нее на плече болтается рюкзак, она на ходу дожевывает энергетический батончик и, не обращая на меня внимания, бежит вниз, перескакивая через две ступеньки.
Прохожу по коридору. Нужно торопиться – если застукает комендантша, мне точно конец. Дергаю дверь Лилиной комнаты. Заперто. Времени нет долго возиться с замком. Достаю из бумажника банковскую карточку и провожу ей между дверью и косяком. Свою комнату я так открывал, вот и сейчас повезло – открылось.
Я думал, Лила будет сидеть на кровати, зашнуровывая ботинки, или доставать перчатки, или распечатывать второпях сочинение. Но ее нет.
Но мгновение мне вообще кажется, что я ошибся дверью.
На стене нет постеров. Нет шкафа, чемодана, трюмо, запрещенного электрического чайника. На кровати один голый матрас. Вообще никаких вещей.
Лила уехала.
Прохожу внутрь, и дверь захлопывается у меня за спиной. Время будто замедлилось, вокруг сгустилась темнота. Ужасающая реальность ударяет меня прямо под дых – я ее потерял. Лилы нет. Нет, и я ничего не могу с этим поделать.
Взгляд падает на окно, там какая-то странная тень – на подоконнике стоит прислоненный к стеклу конверт.
На нем выведено мое имя. Интересно, сколько он уже здесь лежит? Представляю, как Лила упаковывала вещи в коробки, как спускалась с ними по ступенькам, а Захаров ей помогал, как самый обыкновенный папаша. А ему, в свою очередь, помогали двое громил с заткнутыми за пояс пистолетами.
От такой картинки впору улыбнуться, но я не улыбаюсь.
Оседаю на пол, прижимая к груди конверт. Опускаю голову на деревянный пол. Где-то вдалеке звенит звонок.
Вставать мне совершенно незачем, вот я и не встаю.
Глава десятая
Открыв наконец письмо, я невольно улыбаюсь. И почему-то от этого исчезновение Лилы кажется еще ужаснее.
9// 6/3\2\3\ 2//5/2/5/6\\4\\4//2\\ 6//7//4\\6/9\\6\9// 6// 5\\3\5\9// 5\3\ 5/7//3\5\9\\ 5//5/4//6//7//2\\3\6/6\9// 4\\ 5//6\\5/8\2\\6/9\\6\9// 6/5/3/3\ 9// 2/6\3\2//3\\2\\ 3//5\2\\4//2\\ 4/3\5\\ 6\6/2\\5\6// 4/5/2//3\\2\\ 2/8//6\\2\\6\6/6// 5//5/ 7//9\\4\\5\\ 6\6/5/5//2\\5\\ 5//5/4\3\\6// 5\4\\4/5/2//3\\2\\ 9\6/5/2//5/ 5\3\ 2//5/2/5/6\\4\\4//2\\ 5\5/ 9// 3//2\\2/4\\3\\5/2/2\\4//2\\ 6/3\2\3\ 2/3\3\\9\\ 6/2/5/9// 3/4\\3//5\9\\ 5\3\ 2\8//4//2\\ 6\\2\\6\5//4\\6\2\\5\2\\ 3//2\\6\\2\\5\3\3\ 3//5\2\\9/ 4\\5\5/2//3\\2\\ 6/3\2\3\ 5//6\\4\\7\5/3\\4\\4//5/6\9\\ 5\3\5//6\\5/6\6/5/ 6\ 6/5/2\5/4\ 5/2\6\\2\\8\2\\4//4\\6\9\\ 2\6//3\\6/5/ 6/8// 7\6//3/3\ 5//6\\5/7//4\\7\ 5\5/ 6/8// 2\8//4// 6\2/5/2\5/3\\5\8//5\\
4\\ 2/6\3\ 3\8\3\ 5\\5/3/3\8\\9\\ 2\8//6/9\\ 6\2/5/2\5/3\\5\8//5\\ 5\5/ 3\\4//9// 9\6/5/2//5/ 5//6\\4\\3\\3\6/6\9// 7\5/6\\5/8\\3\5\9\\4/5/ 5//5/6\6/2\\6\\2\\6/9\\6\9//
Я тут же узнаю этот шифр: мы с Лилой еще в детстве писали друг другу такие сообщения. Он очень простой – им не станет пользоваться тот, кто хоть чуточку смыслит в криптографии и хочет сохранить свою тайну. Чтобы зашифровать слово, нужно взять мобильник и набрать цифру, которая указана на кнопке с соответствующей буквой. Например, буква «л» – это цифра четыре, «а» – это цифра два. Но поскольку на одной кнопке указано четыре буквы, рядом с цифрой ставится еще один символ, который обозначает местоположение буквы. Нужно использовать \, \\, / или //. Один слэш – для буквы в центре, прямой – для той, что справа, а обратный – для той, что слева. Так буква «в» превратится в 2/, а буква «б» – в 2\. Двойной слэш точно так же работает для букв по краям. «Л» – это 4//, а «а» – это 2\\. И так далее. Переводить обратно в буквы долго, но легко, особенно если телефон под рукой.
У меня горло перехватывает: она оставила это письмо, знала, что я приду и найду его, вспомнила наш старый шифр и понадеялась, что я тоже не забыл. Никто и никогда не видит меня таким, какой я есть, там внутри. Но она видела. И видит до сих пор.
Разглаживаю на полу письмо и принимаюсь расшифровывать его, записывая буквы на обратной стороне чека из закусочной:
Я тебе говорила: учиться у меня не очень получается. И прощаться тоже. Я всегда знала, кем стану, когда вырасту. По чьим стопам пойду. Никогда этого не говорила, но я завидовала тебе – ведь твоя жизнь не была расписана заранее. Знаю, иногда тебе приходилось непросто: с тобой обращались, будто ты хуже прочих. Но ты был свободным.
И все еще можешь быть свободным. Но для этого придется хорошенько постараться.
Провожу пальцами по строкам. Наверное, она долго писала это письмо, лежала на кровати, выводила цифру за цифрой. Я представляю себе эту картинку, и тут вдруг звенит мобильник.
Хватаю его, чтобы поскорее ответить. До меня внезапно доходит: мне нельзя находиться в женском общежитии. Если кто-нибудь услышит звонок – тут же побегут проверять. Все ученики должны сейчас быть на уроках.
– Алло, – я стараюсь говорить как можно тише.
– Кассель? Это ты? – спрашивает Юликова.
Встаю, подхожу к двери и прислоняюсь локтем к косяку.
– Да, это я. Извините.
– Вовсю идет подготовка к операции. Мы тебя заберем в следующую среду, хорошо? Ты никому ничего не должен говорить, тебя, скорее всего, не будет несколько дней. Придумай какую-нибудь историю. Например, у тебя кто-то из родственников попал в больницу – что-нибудь в этом роде. И сумку собери.
– Несколько дней? А когда именно…
– Прости. Я не уполномочена тебе сообщать, хотя, разумеется, мне бы очень хотелось это сделать.
– Но какой план – это-то по крайней мере можете сказать?
– Скажем, – смеется Юликова, – конечно, скажем. Кассель, мы хотим, чтобы ты по возможности был в курсе дела. Но это не телефонный разговор.
«Разумеется». «Конечно».
Так говорят, когда очень надо убедить собеседника. Слишком уж сильно надо.
– Ладно. Значит, на следующей неделе?
– Мы хотим обеспечить твою безопасность, так что, пожалуйста, веди себя как обычно. Встречайся с друзьями, а сам тем временем планируй, как уехать из школы на несколько дней, не привлекая внимания. Загодя продумай правдоподобную историю, благовидный предлог. Если нужно, то мы можем…
– Нет. Я все понял.
Они мне не доверяют. Я нужен Юликовой, но она мне не доверяет. Вернее, доверяет, но не до конца. Не совсем. Может, Джонс ей что-то сказал, но это, наверное, и не важно. Я все понял, но ситуация мне не нравится.
Сидя на дневных уроках, стараюсь не думать о тех, что пропустил утром. Не думать о том, что вот-вот вылечу из Веллингфорда. И о том, как мало меня это волнует. Не думать о Лиле.
На тренировке я бегаю кругами.
При первой же возможности под благовидным предлогом смываюсь с тренировки, переодеваюсь и бегу к машине. Ужин пропущу. Руки в перчатках лежат на руле, а меня охватывает странная отстраненность. В душе теплится темная надежда – к ней не хочется приглядываться слишком пристально. Она ведь очень хрупкая и может разлететься от неосторожного взгляда.
Еду к Лиле. На парковку за закрытыми воротами с кодовым замком даже не суюсь – ставлю машину в паре кварталов от дома. Надеюсь, ее не эвакуируют. Захожу внутрь.
В фойе за стойкой седой консьерж, наблюдающий за несколькими мониторами, спрашивает мое удостоверение. Протягиваю ему права, и он, нацепив обшарпанную серую гарнитуру, звонит Захаровым. Коверкая, произносит мое имя.
Ему что-то отвечают. Сквозь треск помех голос не узнать. Консьерж кивает, снимает гарнитуру, отдает права.
– Поднимайтесь, – говорит он с легким восточно-европейским акцентом.
Холодный блестящий лифт мне хорошо знаком. Когда двери открываются в пентхаусе, сразу вижу Захарова: он расхаживает туда-сюда перед телевизором. На нем строгие костюмные брюки и наполовину расстегнутая белая рубашка.
– Я ему голову оторву, – вопит Захаров. – Голыми руками.
– Здравствуйте, – мой голос эхом разносится по комнате. – Простите… Я… Консьерж сказал, что я могу подняться.
– Знаешь, что выкинул этот недоумок? – Захаров разворачивается ко мне.
– Что? – я не очень понимаю, о чем речь.
– А ты посмотри, – он машет в сторону телевизора.
На плоском экране Пэттон пожимает руку какому-то седому мужчине. Внизу текст: «На встрече с губернатором Грантом Пэттон предложил устроить совместное тестирование государственных служащих».