– Сэм швырнул об стенку свои книги, а потом вдруг сделался таким отстраненным, холодным, – рассказывает Даника, но мне трудно сосредоточиться на ее словах. – Будто у него внутри что-то выключилось. Сказал, что должен с тобой встретиться и ему все равно, придешь ты или нет. Сказал, что все сделает как надо, хоть раз в жизни. Сказал, у него есть…
– Погоди! Что? – тут уж у меня мгновенно получается сосредоточиться. – Что он сказал, у него есть?
Этажом выше раздается выстрел. Грохот эхом разносится по пустому зданию.
Я врываюсь в кабинет Уортона. Сам не знаю, что я рассчитывал увидеть, но точно не Сэма и завуча, которые сцепились на старинном восточном ковре. Уортон, лежа на полу, тянется к валяющемуся поодаль пистолету, а Сэм пытается его удержать.
Хватаю пистолет.
Уортон оторопело смотрит, как я наставляю на него дуло. Его седые волосы торчат дыбом. Сэм со стоном оседает на пол. И только тут до меня доходит, что красное пятно вокруг него – это не узор на ковре.
– Вы его подстрелили, – ошарашено говорю я Уортону.
– Прости, – стонет Сэм, стиснув зубы. – Кассель, я все запорол.
– Сэм, все будет хорошо.
– Шарп, вы опоздали на целых двадцать минут, – лежа на полу, отчитывает меня Уортон. Может, он в состоянии шока? – У вас и так уже большие неприятности, если не хотите усугубить свое положение, немедленно отдайте пистолет.
– Да вы издеваетесь, что ли? Я сейчас же звоню в скорую.
– Нет! – Уортон вскакивает, бросается к телефону и рывком выдергивает провод из гнезда. Взгляд у него дикий, дыхание прерывистое. – Я запрещаю вам это делать. Категорически. Вы не понимаете. Если попечителям станет об этом известно… Вы совершенно не понимаете, в каком затруднительном положении я окажусь.
– Могу представить, – отвечаю я, помахивая мобильником.
Получится ли набрать номер держа при этом Уортона на мушке?
Завуч, пошатываясь, подходит ко мне.
– Нельзя никому звонить. Уберите телефон.
– Вы его подстрелили! – ору я. – Назад, а не то я подстрелю вас!
– Кассель, мне больно, – снова стонет Сэм. – Очень больно.
– Это все не по-настоящему, – бормочет Уортон и оглядывается на меня. – Я им скажу, что это вы! Скажу, что вы вдвоем пришли меня ограбить, поссорились, а потом вы его подстрелили.
– Уж я-то знаю, кто меня подстрелил, – возражает Сэм и морщится, двинув раненой ногой. – Я не стану сваливать все на Касселя.
– Неважно. Чей это пистолет, Шарп? Готов поспорить, что ваш.
– Не мой. Я его украл.
Вид у Уортона делается растерянный. Он привык иметь дело с хорошими мальчиками в аккуратной форме, которые только притворяются плохишами, а потом все равно делают, что им велят. И сейчас его, видимо, слегка выбило из колеи осознание, что я не из таких.
– Верно, – завуч кривит губы. – Всем прекрасно известна ваша подноготная. Кому поверят – вам или мне? Я уважаемый член общества.
– А что будет, когда все увидят фотографии с вами и Миной Лэндж? Весьма живописные фотографии. Вряд ли вам удастся сохранить репутацию. Вы ведь больны? Появились проблемы с когнитивной деятельностью. Сначала вы начали забывать мелочи, потом кое-что поважнее, и доктор сообщил, что дальше будет только хуже. Самое время уйти в отставку. Официально вы мало что могли сделать… Но есть же и незаконные методы. Можно, например, купить ребенка – маленькую девочку, такую, как Мина. Исцелить она вас не может, потому что заболевание дегенеративное, но кое-что у нее получается. Вам не становится хуже, зато заболевает она. Сначала вы пытаетесь перед собой оправдаться: она молодая – поправится. Ну и что, что пришлось пропустить несколько уроков? Не из-за чего расстраиваться. В конце концов, вы для нее выбили стипендию в престижном Веллингфорде, чтобы она всегда была под рукой. А потом Мина сказала, что у нас есть фотографии, и вы, наверное, даже собирались заплатить. Но тут заявился Сэм и что-то такое сболтнул – вы поняли: деньги нужны для Мины. Незавидное у вас положение. Если она уедет, вам снова станет хуже. А если кто-нибудь увидит фотографии, вы вылетите с работы. И вы схватились за пистолет.
Уортон оглядывается на свой рабочий стол, где лежат фотографии. На лбу у него блестят капельки пота.
– Мина тоже в этом замешана?
– Она все это и устроила. Это Мина сделала фотографии. Одного не ожидала – что кто-нибудь действительно решится ей помочь. А Сэм решился, потому что он хороший человек. И вот куда это его завело. Сейчас я позвоню в скорую, и вы не сможете мне помешать.
– Нет, – упорствует Уортон.
Я оглядываюсь на Сэма. Он весь побледнел. Интересно, сколько крови уже потерял?
– Слушайте, мне плевать на Мину и на деньги, плевать на ваши проблемы со здоровьем. Забирайте снимки. Пусть все останется в тайне. Придумайте, что сказать врачам скорой помощи. Но ему действительно больно.
– Ладно. Дайте подумать. Вы же должны кого-нибудь знать? – говорит завуч тихим умоляющим голосом. – Доктора, который не станет сообщать об огнестрельном ранении?
– Вы хотите, чтобы я позвонил мафиозному врачу?
На лице у Уортона расцветает безумная надежда.
– Пожалуйста. Пожалуйста! Просите что угодно. Вы оба сможете выпуститься с высшим баллом. Хотите – прогуливайте уроки. Если получится все это замять, я со своей стороны во всем буду вам потакать.
– И никаких больше взысканий, – слабо требует Сэм.
– Ты уверен? У такого доктора нет нормального больничного оборудования…
– Кассель, сам подумай, если приедет скорая, у всех нас будут большие неприятности. Победителей не будет.
Я молча обдумываю ситуацию.
– Родители… – продолжает Сэм. – Я не могу… Нельзя, чтобы они узнали.
До меня не сразу доходит, что это именно Сэм протащил пистолет в кабинет завуча и угрожал Уортону. Нормальным родителям обычно не очень нравятся подобные шалости. И судья такое наверняка не одобрит. В этой игре не будет победителя, здесь есть что терять и завучу, и Сэму, и мне. Нас ждут очень большие проблемы.
Со вздохом ставлю пистолет на предохранитель, засовываю его в карман и делаю наконец звонок.
Кривозубый доктор приезжает где-то через полчаса. Его секретарь не спрашивает у меня имени и его имя тоже не говорит. Поэтому я так и называю его про себя «доктор Док».
Одет он почти так же, как и в тот раз: свитшот, джинсы и кроссовки. Я подмечаю, что на нем нет носков, а на лодыжке темнеет что-то вроде коросты. Щеки еще больше впали. В зубах сигарета. Интересно, сколько ему лет? Где-нибудь за тридцать, наверное. На голове непослушная копна кудряшек, а на лице щетина – бриться каждый день ему явно некогда. Доктора в нем можно угадать только по черной сумке.
Я успел задрать Сэмову ногу и прижать к ране свою футболку. Когда приходит доктор, я как раз сижу на полу и придерживаю ее руками. Уортон накинул на Сэма мое пальто, чтобы тот не дрожал от холода. Мы с завучем сделали все, что было в наших ничтожных силах, и теперь я чувствую себя наихудшим другом на свете – я ведь не настоял на том, чтобы, несмотря ни на что, немедленно отправить Сэма в больницу.
– Где тут у вас туалет? – спрашивает доктор, оглядывая комнату.
– В эту дверь и дальше по коридору, – Уортон неодобрительно смотрит на зажженную сигарету – по всей видимости, все еще хочет сохранить хоть какой-то контроль над происходящим. – В этом здании нельзя курить.
Доктор бросает на него удивленный взгляд.
– Мне нужно помыть руки перед операцией. А вы пока уберите все со стола. Надо положить туда пациента. И света побольше. Я должен видеть, что делаю.
– Вы доверяете этому человеку? – спрашивает меня Уортон, сгребая со стола бумаги и кое-как запихивая их в архивный шкаф.
– Нет.
Сэм тихонько всхлипывает.
– Не в этом смысле, – поправляюсь я. – С тобой все будет в порядке. Просто я очень злюсь. В основном на себя… Хотя нет уж – больше на Уортона.
Завуч подтаскивает к своему столу торшер, включает его. Расставляет на книжных полках лампы и направляет их на стол – будто вокруг арены собрались зрители, жаждущие взглянуть на представление.
– Помогите его поднять, – прошу я.
– Не надо меня поднимать, – говорит Сэм чуть заплетающимся языком. – Я допрыгать могу.
Не очень удачная идея, но с раненым лучше не спорить. Подставляю Сэму плечо, он обнимает меня рукой за шею, и мы кое-как поднимаемся. В горле у соседа булькает, как будто он сдерживает крик. Сэм вцепляется затянутыми в перчатку пальцами в мое голое предплечье. На сосредоточенном лице гримаса боли, глаза крепко зажмурены.
– Не опирайся на раненую ногу, – напоминаю я.
– Да иди ты, – выдавливает Сэм сквозь стиснутые зубы.
Значит, не совсем умирает.
Мы ковыляем к столу, и я буквально тащу Сэма. Моя футболка падает, из раны начинает вытекать кровь. Сэм карабкается на стол.
– Ложись, – приказываю я и тянусь за футболкой.
Понятия не имею, насколько она чистая. Промокнув рану, прикладываю ее обратно.
Уортон стоит неподалеку и смотрит на нас со смесью ужаса и отвращения во взгляде. Наверное, оплакивает испорченный стол.
Заходит доктор, уже без сигареты. На нем нечто вроде полиэтиленового пончо, на руках одноразовые перчатки. Волосы убраны под бандану.
– Что… – стонет Сэм. – Что он собирается делать?
– Мне понадобится ассистент, – заявляет доктор, глядя на меня. – Ты нормально переносишь вид крови?
Киваю.
– Повезло вам. Мой последний вызов был недалеко отсюда. Иногда у меня очень много работы – так просто и не поймаешь.
– Могу себе представить, – говорю я.
Хоть бы он уже заткнулся. Доктор кивает.
– Итак… Мне нужны деньги. Пять сотен вперед, как и сказал секретарь. Может, понадобится и больше, в зависимости от ситуации, но пять сотен прямо сейчас.
Я оглядываюсь на Уортона, и тот торопливо бросается к столу и открывает нижний ящик. Там лежит толстая пачка денег – наверно, ему часто приходится расплачиваться наличкой.
– Вот вам тысяча, – говорит завуч, трясущейся рукой протягивая деньги. – Давайте сделаем так, чтобы все кончилось благополучно. И чтобы никаких осложнений, вы меня поняли?