– На деньгах всегда очень много микробов. Грязная штука. Возьми их, пацан, и положи мне в сумку, – приказывает доктор Док. – Достань оттуда банку йода. Но прежде иди и помой руки.
– В перчатках? – спрашиваю я.
– Нет, сами руки. У тебя будет пара одноразовых перчаток. Твоим все равно конец.
Я отправляюсь в туалет и яростно тру мылом ладони. И предплечья. Про перчатки он прав: они все в крови, и руки под ними тоже. Брызгаю водой в лицо. Я голый по пояс, надо бы чем-то прикрыться, но нечем: футболка в ужасном виде, а пальто осталась на полу в кабинете.
Возвращаюсь к Сэму. Черная сумка уже открыта: там полно пузырьков, бинтов и зажимов. Доктор раскладывает жуткого вида металлические инструменты на маленьком столике. Я достаю пару тонких одноразовых перчаток и бутылку йода.
– Кассель, – слабым голосом говорит Сэм. – Со мной ведь все будет хорошо?
– Я тебе обещаю.
– Передай Данике, что мне очень жаль, – в уголках глаз у него слезы. – Передай маме…
– Заткнись, Сэм. Я же сказал, с тобой все будет в порядке.
Доктор фыркает.
– Возьми-ка марлевый тампон, смажь его йодом и обработай рану.
– Но… – я не очень понимаю, как это сделать.
– Разрежь ему штаны, – сердится доктор. У него в руках коричневый пузырек и большая игла.
Стараясь унять дрожь в руках, я достаю из сумки ножницы и разрезаю Сэмовы штаны с накладными карманами. До самого бедра. Вот она – рана, прямо над коленом, маленькая дырочка, из которой льется кровь.
Когда я промокаю рану смоченным в йоде тампоном, Сэм дергается.
– Все хорошо, Сэм, – успокаиваю я.
На другом конце комнаты Уортон опускается в кресло и закрывает лицо ладонями.
К нам подходит доктор. Легонько постукивая по шприцу, он объясняет:
– Это морфий. Чтобы обезболить.
Сэм смотрит на него, вытаращив глаза.
– Тебе нужно седативное перед операцией.
Сэм сглатывает, берет себя в руки и кивает. Доктор вкалывает ему иглу вену. Сосед издает полустон-полубульканье.
– Как думаешь, он ей действительно нравится?
Я понимаю, кого Сэм имеет ввиду – Баррона. И не очень понимаю, что ответить.
Доктор переводит взгляд с него на меня.
– Нет, – говорю я. – Но, наверное, тебе сейчас не об этом надо волноваться.
– Это отвлекает… – глаза у Сэма закатываются, он обмякает.
Может, уснул.
– Теперь ты должен его держать, – приказывает доктор. – Пока я буду доставать пулю.
– Что? Как его держать?
– Главное, чтобы сильно не дергался. Нога должна быть неподвижной, – он оглядывается на Уортона. – Эй вы, идите сюда. Мне нужно, чтобы кто-нибудь подал мне щипцы и скальпель, когда потребуется. Наденьте эти перчатки.
Завуч встает и нетвердой походкой идет к нам. Обойдя стол, я кладу одну руку Сэму на живот, а другую на бедро, придавливая их всем своим весом. Сэм поворачивает голову и стонет, он без сознания. Я тут же отскакиваю.
– Держи его! Он ничего не запомнит, – велит доктор.
Слабое утешение. Я сам многого не помню, но это не означает, что всего этого не было.
Снова прижимаю Сэма к столу.
Доктор Док наклоняется и надавливает на рану. Сэм снова стонет и дергается. Но я держу крепко.
– Он будет в полубессознательном состоянии. Так безопаснее, но тебе обязательно нужно его держать. Думаю, пуля еще внутри.
– И что это значит? – спрашивает Уортон.
– Это значит, что надо ее достать. Дайте скальпель.
Когда кончик скальпеля надрезает кожу, я отворачиваюсь. Сэм извивается, вырывается – приходится всем своим весом прожимать его к столу. Когда я снова поворачиваю голову, то вижу глубокий надрез, из которого выливается кровь.
– Расширитель, – командует доктор.
Уортон протягивает нужный инструмент.
– Кровоостанавливающий зажим.
– А что это такое? – спрашивает завуч.
– Серебристая такая штучка с загнутым концом. Вы не торопитесь. Это же не я истекаю кровью.
Я бросаю на доктора самый злобный взгляд, на какой только способен, но он и не смотрит – втыкает инструмент прямо в ногу Сэму. Тот тихонько стонет и чуть дергается.
– Тихо, – говорю я. – Уже почти все. Почти все.
И вдруг из раны прямо мне в лицо брызгает кровь. Я в ужасе отпускаю Сэма, делаю шаг назад, и сосед едва не падает со стола.
– Идиот, держи его! – орет доктор.
Я бросаюсь вперед прямо на Сэма. Кровь вытекает из раны толчками, в такт пульсу. Так много крови. От нее слипаются мои ресницы, она размазалась у меня по животу, по груди. Пахнет кровью, во рту вкус крови.
– Если я говорю, что нужно держать, это не шутка! Ты что, хочешь, чтобы твой друг умер? Держи его! Нужно найти сосуд, который я задел. Где там зажим?
Кожа у Сэма бледная и холодная. Губы чуть посинели. Я снова отворачиваюсь, прижимаю его ногу – так крепко, как только могу. Стиснув зубы, пытаюсь не смотреть, как доктор перевязывает ногу, как вытаскивает пулю, как зашивает рану черной нитью. Я смотрю, как поднимается и опускается Сэмова грудь. Напоминаю себе, что раз он дышит, стонет, дергается, значит, ему больно, значит, он жив.
Когда операция заканчивается, я оседаю на пол. Доктор инструктирует Уортона. У меня все болит, все мышцы скрутило.
– Ему две недели нужно принимать антибиотики. Иначе есть серьезный риск заражения, – он накладывает марлевую повязку, а потом снимает и комкает свое окровавленное пончо. – Рецепт я выписать не могу, но вот вам лекарство на первую неделю. Кто-нибудь из вас пусть потом позвонит моему секретарю, вам объяснят, как достать следующую дозу.
– Понятно, – кивает завуч.
И мне все понятно. Доктор Док не может выписать рецепт, потому что его лишили лицензии. Именно поэтому он обслуживает Захарова и нас.
– Если вам нужно все здесь почистить, я знаю подходящих людей – умелых и неболтливых.
– Это было бы очень кстати.
Два цивилизованных человека обсуждают вполне цивилизованные дела. Умудренные опытом господа – один медик, второй преподаватель. И наверняка ни один не считает себя преступником.
Когда доктор уходит, я достаю из кармана телефон.
– Что вы делаете? – строго спрашивает Уортон.
– Звоню его подружке. Кто-то должен остаться с Сэмом сегодня ночью. Я не могу, а вас он вряд ли захочет видеть.
– У вас какие-то другие – более важные дела?
Смотрю на Уортона. Я так устал. Я бы очень хотел остаться с Сэмом. Ведь все случилось из-за меня. Это был мой пистолет. Это я глупо подшутил над Миной. Я засунул руку в карман куртки, чтобы напугать того восьмиклассника, и подсказал идею.
– Я не могу.
– Шарп, я строго-настрого запрещаю вам звонить еще какому-нибудь ученику. Ситуация и так вышла из-под контроля.
– Иначе что – укусите меня?
Пальцы в перчатке оставляют на телефоне липкие коричневые следы.
– Ты его нашел? – спрашивает Даника, даже не поздоровавшись. – С ним все в порядке?
Связь плохая. Голос у нее хриплый и будто доносится издалека.
– Можешь подойти в кабинет Уортона? Если можешь, то приходи прямо сейчас. Сэму очень нужна твоя помощь. Но только без паники. Пожалуйста, без паники. Приходи сюда.
Даника ошарашенным голосом обещает прийти. Наверно, у меня у самого голос очень странный. Я чувствую себя полностью выжатым.
– Уходите, – говорю я Уортону.
К приходу Даники завуча уже нет.
Она оглядывает кабинет, заляпанный кровью ковер, лампы на книжных полках, Сэма, который без сознания лежит на огромном письменном столе. Смотрит на его ногу, на полуголого меня, сидящего на полу.
– Что случилось? – Даника подходит к Сэму и легонько касается его щеки.
– Сэм… Его подстрелили.
Вид у Даники испуганный.
– Потом пришел доктор и вытащил пулю. Когда он очнется, то обрадуется тебе.
– Ты в порядке?
Ума не приложу, что она имеет в виду. Конечно, я в порядке. Это же не я лежу на столе без сознания.
Кое-как поднимаюсь на ноги и подбираю пальто. Киваю.
– Да, но мне сейчас надо идти, понимаешь? Уортон в курсе, – я неопределенно машу рукой в сторону окровавленного ковра. – Мы вряд ли сможем перенести Сэма, пока он не очнется. Сколько сейчас времени? Полдень?
– Сейчас два часа дня.
– Ясно, – я оглядываюсь на окно. Точно, Уортон же опустил жалюзи. Но я и так не смог бы определить время. – Я не могу…
– Кассель, что происходит? Что случилось? Ты уходишь куда-то – это связано с Сэмом?
Я смеюсь. И Даника смотрит еще более встревоженным взглядом.
– На самом-то деле, – говорю я, – это два совершенно разных дела.
– Кассель…
Глядя на лежащего на столе Сэма, я вспоминаю, как мама в доме у Захарова прижимала к груди свою простреленную руку. Закрываю глаза.
Вот так в конце концов всегда и бывает с преступниками – маленькая ошибка, нелепое совпадение. Тебя подвела собственная самоуверенность, ты споткнулся, у кого-то чуть сбился прицел.
Я сто раз слышал дедушкины байки: как прикончили Мо. Как Мэнди почти удалось уйти. Как погиб Чарли.
С рождения и до самой смерти ты знаешь: когда-нибудь это случится и с тобой. Весь ужас в том, что иногда забываешь о том, что сперва это может случиться с кем-нибудь другим.
Глава четырнадцатая
Когда я выхожу из кабинета Уортона, меня так колотит, что я боюсь упасть с лестницы. На мне повсюду пятна крови, даже штаны промокли. Ссутулившись, шагаю через двор. Хорошо бы пальто хоть отчасти прикрывало этот ужас. Почти все ученики разъехались на выходные, но я все равно старательно избегаю дорожек и иду прямо по газону, сворачивая в сторону при виде прохожих. Стараюсь держаться в тени деревьев, не выходить на свет.
В общежитии сразу же иду в общий душ. Гляжу на собственное отражение. Когда пытаюсь стереть красное пятно на подбородке, оно только больше размазывается. На меня из зеркала будто смотрит незнакомец, он старше меня, щеки у него впали, губы изогнуты в злобной усмешке. Безумец, который только что кого-то прикончил. Маньяк. Убийца.