– Почему был? – поинтересовался Маркин.
– Он погиб. Пошел на охоту и пропал. Наши его начали искать. Уж что там произошло, не понять, но нашли только обглоданный зверьем труп и разряженный карабин. А Люси осталась у нас. Никто не понимает почему. Она умеет лечить травами и гипнозом. Даже животные ее слушаются. Одним словом, колдунья. Ее уважают и побаиваются даже местные бандиты.
– А чья здесь территория? ФНЛА, УНИТА? – поинтересовался Маркин.
– А ничья. – Хозяин дома усмехнулся: – То одни придут, то другие, то бандиты заявятся и все грабят. Но не зверствуют, если с ними по-хорошему… Пойду, Люси позову.
Негр встал и покинул жилище. Через некоторое время он вернулся в сопровождении молодой смуглой, довольно привлекательной особы. Особенно Маркина поразили ее огромные карие глаза. Они притягивали к себя и завораживали.
– Где больной? – спросила она низким голосом.
Ее отвели к Дельфи. Диагноз был поставлен моментально – тропическая лихорадка. Тщательно обследовав больного, Люси спросила, бросив на Маркина свой завораживающий взгляд:
– Вы остаетесь у нас или уходите?
– Уходим, – ответил Маркин.
– Возвращайтесь за ним не раньше чем через две недели, а то и позднее. Я его вылечу. Tout ira bien, – добавила она по-французски. В голосе женщины не чувствовалось ни капли сомнения. – Но за ним нужен постоянный уход, поэтому больного лучше переместить ко мне в дом. Смотрите, он уже без памяти и мечется в бреду.
– Я ей отдам деньги, – тут же заверил гостей хозяин дома.
– Мне не нужны деньги, – гордо заявила Люси.
Хозяин дома застыл в замешательстве. Выручил его Маркин:
– Я на заднем дворе заметил у тебя мулов. Дай нам двух.
– Конечно, конечно! – воскликнул негр. Видимо, животные стоили гораздо меньше отданной ему суммы.
Док только пожал плечами. Маркин спросил хозяина, как им лучше добраться до Луанды.
– До нее километров пятьдесят напрямую. Верхом быстро доберетесь, – заверил гостей хозяин дома и подробно рассказал, как им лучше ехать.
– Ну, ты, командир, и придумал. Задействовал подвернувшийся транспорт, – восхитился Док, когда они покинули деревню.
– Нормальный транспорт – дорог не требуется, бензина не надо. – Маркин усмехнулся: – Едешь себе и ведешь философские беседы. Без руля и без ветрил.
Так они и въехали в ворота кубинской базы верхом на мулах. Кубинцы были в восторге. Весть мигом разнеслась по всему гарнизону, а к гостинице, где к пальме были привязаны животные, потянулись делегации любопытных. Позднее мулов предложили забрать начальнику складов, и он не моргнув глазом согласился и поблагодарил дарителей, сказав, что в хозяйстве все сгодится. Слух о наездниках дошел до советского представительства, где тоже сильно веселились.
На следующий день появился Шлыков. Он сначала долго смеялся, называя своих подчиненных кавалеристами, но, выслушав доклад Маркина, надолго задумался.
– Жалко ребят, но что поделаешь, – наконец выдавил из себя Шлыков. – А вас я переведу в представительство и легализую. Будете жить под своими именами.
Большая комната была завалена разномастным оборудованием. Посреди этого электронного хаоса за столом сидела Катя и тыкала щупом в печатную плату, периодически поглядывая на экран осциллографа. Вошел Маркин.
– Здравствуй, Катя. Это я, Валера.
– Какой еще Валера, какой еще… – Девушка подняла глаза и застыла как статуя.
– Да Валера я, Валера. И Викинг тоже.
Катя выбралась из-за стола и безмолвной сомнамбулой побрела в направлении Маркина. Потом встрепенулась, бросилась ему на шею, повисла на нем и начала безудержно целовать.
– Ты помнишь наш разговор? – спросил Маркин, с трудом оторвавшись от ее губ. – Как видишь, я выжил.
Катя только молча закивала в ответ.
Через некоторое время по ходатайству Шлыкова Викинга и Дока восстановили в рядах Вооруженных Сил СССР, и они превратились в капитана Валерия Маркина и лейтенанта Андрея Гриднева. Шлыков отправил человека узнать, что стало с Дельфи, и тот вернулся с печальной вестью – Александр Реут умер от малярии и похоронен на местном кладбище.
В Союз товарищи возвращаться не спешили: Маркина назначили инструктором по рукопашному бою в Центр подготовки ангольской армии, а Гриднева отправили служить хирургом в госпиталь. Чтобы не было лишних пересудов, Катя и Валерий пошли в дипломатическое представительство и подали заявление для заключения брака. Их поселили в коттедж на берегу моря, в тот самый, где жили Хосе с Чичей. Жизнь пошла своим чередом. Команда де-факто прекратила свое существование, а де-юре ее никогда и не было.
Часть третья. Вразнос
Побег
Каменные стены не оштукатурены, а просто забрызганы бетоном, так что их поверхность напоминала морскую рябь. Чича не понимал глубинного смысла такого ремонта.
Чтобы не писали на стенах всякие гадости, что ли?
Окон в камере не было, над потолком висела лампочка, заключенная в сетчатый футляр из толстой проволоки, в углу располагалась металлическая пахучая чаша, ну и имелся привинченный к полу топчан из досок. Если ворочаться во сне, то можно ободраться о шершавую стену. Из постельных принадлежностей выдали тонкий, непонятно чем набитый матрас и такую же подушку. Одеяла не было. Впрочем, Чича ко всякому привык, и его подобный убогий комфорт вполне устраивал. Главное, что не холодно – жары он не боялся.
В первую же ночь ему включили музыку с рваным ритмом и лампочка над головой замигала. Чича прекрасно осознавал, что это вариант пытки бессонницей – их просвещали насчет методов дознания в различных странах. Но он заснул как убитый, нервы у него были железные. Проснулся он от тычков в область спины. Чича открыл один глаз и понял, что в него тычет резиновой дубинкой охранник.
– Ты не должен спать. Нам было приказано, чтобы ты не спал.
Чича послал его матом по-русски, а потом перевел на английский, при этом заняв сидячее положение.
– Пошел вон, придурок. Я спать хочу, а ваша музыка мне по барабану. – Он вовсе не собирался разыгрывать из себя джентльмена.
Охранник замахнулся дубинкой, чтобы проучить наглеца, но Чича перехватил его руку, развернул и пнул в упитанный зад так, что страж отлетел к двери и едва удержался на ногах.
– Бить себя не позволю. Лучше застрелите. Только стрелять вам не разрешили, да и оружия у тебя нет. Не разрешили стрелять, а? – спросил он издевательски и усмехнулся: – Человек пять с дубинками со мной справятся, а только я успею кое-кого покалечить, а может, и убить. Тебя послали куда надо – вот и иди.
Страж злобно оскалился и вышел из камеры.
Три дня его никто не трогал, только носили еду. Пшенную кашу с вареной рыбой, лепешку и суррогатный кофе. Видимо, охранникам приказали, чтобы пленника не трогали.
«Вымаривают», – подумал Чича, но он не вымаривался – он думал, вспоминал, просчитывал возможные варианты развития событий. Главный вариант – как отсюда сбежать. Но были и другие: «В чье ведение я попал? Приехала полиция и какие-то штатские. Мало ли, по какой причине я грохнул этого Лебедева. Может быть, из-за бабы. Но метод для простого обывателя несколько неординарный. Понятно, если ножом в брюхо или хотя бы из пистолета с двух шагов, а тут… Если нас сдал Ван Ди, что наиболее вероятно, то для SASS это лишь исходная информация, ее надо проверять и перепроверять. Поэтому и сделали паузу. С поличным ведь меня не поймали… Слова, пока одни слова. Вовремя я догадался переиграть сценарий. Вторым источником информации может стать Хосе, что серьезнее, но тоже слова. Если докопаются до сути, то будут вербовать и, скорее всего, передадут в ЦРУ».
Чича вспомнил рекомендации старого чекиста, с которым он пересекся в Афганистане»:
«Если тебя захомутают спецслужбы, – говорил он, – то сразу же начнут ломать. Ломают по-разному: на Западе применят психологическое давление или химию, хотя и у них есть пыточные тюрьмы, но в них содержат в исключительных случаях. А на Востоке или в Африке просто начнут калечить, а потом зароют где-нибудь как собачку. В любом случае из тебя выдоят всю информацию, выпотрошат подчистую, и не важно, будут ли тебе вкалывать сыворотку правды или откусывать плоскогубцами по кускам пенис. Если ты решил продаться, то тут все понятно. А если нет, то разыгрывать из себя Зою Космодемьянскую бессмысленно. Уж лучше покончить с собой, но ведь не позволят, они не дилетанты. Поэтому надо покочевряжиться для начала, пока тебе не начнут яйца резать, а потом согласиться на плодотворное сотрудничество и начинать выдавать дозированную информацию, максимально дозированную, как получится. Тут вопрос выживания и возможной реабилитации в будущем. От публичных заявлений в прессе отказываться всеми способами – иначе тебе путь на Родину закрыт. Соглашаться на что угодно, подписывать любые бумаги, но только не на публичные заявления. Если тебе поверят, то ослабнет контроль и появится возможность для побега. Я в свое время сбежал. Уж лучше раствориться в нетях, чем умереть или продаться врагу, где тебя могут достать, как Троцкого. Только не демонстративно, а потихоньку: отравят или в аварию попадешь. А лучше не попадаться к ним в лапы».
«А ведь правильно говорил, – подумал Чича. – Я ведь сам исполнил смертный приговор».
На четвертый день его отвели на допрос. Встретил его господин в добротном светло-сером костюме. Встретил, приветливо улыбался, но взгляд был холодным, цепким, словно он пытался проникнуть в его мозг.
«Он не полицейский, – подумал Чича. – Он из SASS».
Следователь раскрыл норвежский паспорт арестованного и заговорил по-английски.
Выдержка из протокола допроса Лечи Басаева
Следователь: Меня зову Майкл Стикс. Вот ты по паспорту норвежец, а в тюрьме говорил по-русски. Как ты это объяснишь? Норвежец, и по-русски…
Чича: Я русский норвежец.
Следователь: Допустим, хотя и не понятно, что это означает. Я тебе проиграю запись текста на норвежском языке, а ты мне переведешь. Текст Юстейна Гордера, «Апельсиновая девушка». Каждый норвежец этого писателя знает.