Она вышла из гондолы на первом уровне прямо на главный рынок. Первым в нос ударил запах готовящейся пищи. Насыщенные и густые запахи пирожков, фаршированных маисом и перцем, тушеных кабачков, бобов и индейки доносились из открытых дверей закусочных, из открытых жаровен и общих кухонь, характерных для этого района. У Наранпы даже слюнки потекли. Она не ела такой обильной пищи с самого Закрытия, не считая простой, но питательной еды у Айайюэ. И она никогда не могла позволить себе такую пищу, пока жила в Утробе. Но теперь она вернулась с полным какао кошельком, более подходящим для Созданного Небесами, чем для Засушливых Земель, и внезапно поняла, что может купить все, что захочет.
Оглядевшись вокруг, она увидела, что Утроба жила так, словно и не было комендантского часа: люди заполнили улицы, некоторые заканчивали вечерние покупки при свете факелов, но большинство – женщины, несмотря на холод одетые в яркие платья на одно плечо, и мужчины в лосинах и набедренных юбках, украшенных разноцветными шнурами и вышивкой, – уже были заняты вечерними развлечениями. Из дверей лилась музыка – флейта, барабан и труба, – сопровождаемая пением и топотом танцующих ног.
Она не помнила, чтобы Утроба была такой яркой и живой, но, возможно, ее забывчивость была вызвана более консервативной и замкнутой жизнью, которую она вела внутри небесной башни. Двадцать три года сурового покаяния для обеспечения возвращения солнца испортили этот безудержный праздник. Хотя она должна была признать, что все происходящее было радостно и естественно. Во всем этом было что-то жизненно важное.
Вначале, увидев красную ленточку, повязанную вокруг плеча молодой женщины, она не задумалась, что это может означать. Но по мере того как она продвигалась все дальше в Утробу и видела все больше и больше людей, носивших ленты, и витрины магазинов, предлагающих букеты из засушенных бархатцев и белых ракушек для воскурения фимиама, она поняла, для чего это. Утроба продолжала скорбеть по умершей Ятлизе. После похорон Небесные кланы сразу же забыли о трауре, а Засушливые Земли – нет.
Наранпа была воспитана на старинных траурных обычаях Засушливых Земель – бирюза для поминовения и пепел от сожженых тел в волосах. Но все, что она видела вокруг себя – бархатцы и благовония, такие же как в Созданных Небесами кварталах. Ей было грустно видеть, что Засушливые Земли забывали прошлое, но кто она такая, чтобы говорить об этом? Она и сама оставила эту часть себя далеко позади. Она была бы лицемеркой, упрекая здешних жителей за их сухие цветы, когда сама она изо дня в день носила одеяния Жреца Солнца. Или по меньшей мере использовала их.
– Памятную ленту?
Обернувшись, Наранпа увидела спрашивающую ее женщину, вероятней всего лавочницу. Та протягивала ей узкую полоску красного шнура. Такого же, как носила половина рынка. Действуя по наитию, Наранпа взяла его, привязала к руке, а затем полезла в сумку, доставая пригоршню какао для оплаты.
– Всего один, – с улыбкой ответила лавочница, отщипывая нужное количество бобов с ее ладони.
– Я ищу кое-кого, – рискнула Наранпа. – Возможно, вы можете мне помочь?
Женщина глянула на нее с сомнением, однако взглянув на простую, но явно дорогую одежду Наранпы, кивнула.
– Местный преступный глава. Он откликается на имя Денаочи.
Если до этого женщина выглядела удивленной, даже слегка снисходительной, то теперь выражение ее лица стало ровным.
– Мне не нужны неприятности, – сказала она, отступая на шаг.
Наранпа поспешно полезла в сумку и вытащила еще какао.
– Мне тоже не нужны. Он… родственник, – принялась импровизировать она. – А я приехала в гости из другого города. Моя мать обещала его матери, что я навещу его.
Лавочница разинула рот.
– У него есть мать? – Она сделала знак, словно отгоняя зло. – Нет, господин. Вы, кажется, достаточно добры, но я бы не стала его искать. – Ее рот, казалось, искривился, как будто она старательно избегала произносить его имя. – Он не таков, как думает ваша семья.
Господин? Наранпа не сразу вспомнила, как она одета.
Прежде чем женщина успела отойти, она схватила ее за руку и вдавила в нее какао. Глаза лавочницы расширились – это, наверное, было больше, чем она зарабатывала за сезон.
– Я обещала.
Наконец женщина кивнула.
– Второй уровень, игорный дом под названием «Люпин». Известно, что он часто там бывает. Его мастера обирают простаков за столом патола. – Она раскраснелась. – Идите, и, если он захочет, чтобы его нашли, он найдет вас сам.
Наранпа кивнула.
– Не упоминайте ни моего имени, ни моего магазина! – поспешно добавила лавочница. – Я не хочу, чтобы на меня обратили внимание.
– Разумеется нет, – пробормотала Наранпа.
Теперь у нее была зацепка, и притом солидная. Иктан был прав: тому, кто хочет поискать, найти ее брата нетрудно. Неужели она действительно была так наивна, думая, что настолько оторвана от своего прошлого? Эта мысль одновременно успокаивала и угнетала ее, пока она спускалась по извилистой тропинке к петляющей дороге, ведущей на второй уровень.
«Люпин» она нашла довольно легко. Круглый дом без окон, полукругом выступающий из стены утеса. На побеленной стене висела картина с изображением одноименного многослойного пурпурного пустынного цветка. Завсегдатаям приходилось подниматься по лестнице, чтобы войти через люк в крыше, совсем как в церемониальные круглые дома районов, но этот, в Утробе, явно был светским. У входа сидел на корточках не отводящий взгляда от поднимающейся по лестнице Наранпы крупный мужчина с боевой дубинкой в мясистой руке.
Вот оно, испытание. Вот почему она решила одеваться в мужском стиле. Она знала, что игорные дома часто отсеивают неугодных, и надеялась, что приложила достаточно усилий, чтобы пройти. Добравшись до крыши, она опустила голову и подняла сумочку, показывая, что та полна какао.
Мужчина оценил ее маскировку и скривился, явно не впечатленный увиденным, но затем его взгляд переместился на полный кошелек, и он с нерешительным ворчанием открыл дверь, пропуская ее.
Она заглянула внутрь, но почти ничего не увидела. Мощный запах густого табака и ферментированного кактусового пива ударил в лицо, так что она покачнулась, но, заметив, что здоровяк ухмыляется, собралась с духом, готовясь к выполнению поставленной задачи.
Она спускалась по ступенькам, ведущим вниз, пока не уперлась в спуск, идущий вдоль внутренней стены, и остановилась на мгновение, чтобы сориентироваться. Внизу раздавались оживленные мужские голоса. За игорными столами уже собралась толпа. Мальчики, а она подозревала, что и немало девочек, одетых как мальчики, сновали между столами, разнося еду, напитки и возвращая ставки преступным главам. Сами же они сидели на балконе, откуда открывался вид на всю комнату, скрытую облаками дыма.
На балконе она сможет найти брата, но без приглашения туда не подняться. Ей нужно было привлечь к себе внимание, и лучший способ сделать это – начать выигрывать. Она знала, любимой игрой здесь, да и в любом игорном доме, был патол. И пусть она не играла в него с тех самых пор, как была адептом, ставящим на кон работу по хозяйству, но правила она помнила достаточно хорошо. Это была игра на удачу и риск, и ей всегда хватало и того и другого.
Наранпа глубоко вздохнула, выпрямила спину и прогулочным шагом пошла вниз по ступенькам Люпина. Она должна была выбрать столик, и тот, который принадлежал именно необходимому ей главе преступного мира. Но какой из них мог принадлежать ее брату Денаочи? Она прошлась по комнате, высматривая малейшую подсказку. А потом она заметила стол, помеченный грубым изображением повешенного на виселице орла с черновым изображением крестов вместо глаз – и сразу поняла, что нашла владения брата. Это было глупо и, без сомнения, спорно, но в то же время вполне в его духе.
Она выбрала ближайший к центру стол с мертвым орлом, вокруг которого ярко горели смоляные лампы. Играли двое мужчин, один – с бледной кожей и волосами цвета каштана, иностранец, без сомнения, скорее всего прибывший из торговых городов на севере. Стоило только глянуть на него, и она вновь вспомнила, как определить простофилю. Одежда уже несколько сезонов как вышла из моды. Волосы по бокам длиннее, чем у всех остальных в зале. Наранпа догадалась, что этот игрок – турист или торговец, приехавший в город по каким-то делам и пришедший в игорный дом, чтобы полюбоваться на местный колорит. Наранпа представила, как этот человек собирался выпить несколько кружек пива, попытать счастья за игровыми столами и, проиграв немного какао, вероятно, отправиться наверх, в скромную, но респектабельную гостиницу для путешественников, чтобы отоспаться после приключения.
Но сейчас он уже выглядел иначе. На лбу собрался пот, мужчина нервно постукивал пальцами левой руки по краю стола, а глаза метались между доской, фигурами и костями, словно от этого зависела жизнь и смерть. И, вполне возможно, что так оно и было.
Вторым игроком был тованец, смуглый и черноволосый. Нос – острый, глаза – слегка раскосые, руки – быстрые и умело обращающиеся с кубиками, как будто он зарабатывал игрой на жизнь. Профессионал, отметила Наранпа. Одна из верных примет ее брата – этот игрок здесь, чтобы ловить простофиль и пополнять казну своего начальника.
Она придвинулась поближе, чтобы увидеть неизбежное, и когда иностранец застонал и покачнулся в кресле, а темноволосый мужчина провел рукой по столу, она поняла, что простофилю обобрали полностью.
Она вздрогнула, почувствовав отвращение. На какое-то мгновение ее охватило волнение, предвкушение опасности, как в старые добрые времена. Но, увидев полное отчаяния лицо мужчины, когда гонцы подошли и забрали то, что, казалось, было его последним какао, она почувствовала только жалость.
– Кто следующий? – спросил победитель. По собравшейся толпе прокатился ропот, зрители набирались смелости стать участниками.
– Я готова сыграть, – быстро сказала она, прежде чем кто-то успел опередить ее и прежде чем она потеряла самообладание. Она наблюдала, как мужчина оценивающе изучает даже то, как она двигалась, когда садилась напротив него.