Он сжал губы, размышляя.
– Они не всегда ясно представляют себе ход времени. Но это не должно иметь значения. Мы идем так быстро, как только можем, и прибываем как раз вовремя к Конвергенции.
– А как мы туда попадем? Похоже, у меня больше нет команды. Я не уверена, но твои птицы умеют работать веслом?
Он наморщил лоб:
– Нет. Но они предложили создать ветер.
Она представила их прибытие в порт: стая черных птиц, маша крыльями, галантно подталкивают их к причалу крошечными клювиками.
– Мать Вода, нет! Давай я сперва попробую Спеть.
– Разумеется.
– Но… – Она вскинула палец. Тот слегка покачивался. – Я хочу знать, почему?
– Почему что?
– Что для тебя такого особенного в Тове? Почему ты должен быть там к Конвергенции? И вообще, что такое Конвергенция? Ты так говоришь, будто я должна знать, о чем ты говоришь. – Она вздохнула, громко и порывисто. – Хватит с меня вопросов. Я хочу знать все.
Он молчал. Небеса, этот человек мог молчать лучше всех в мире. Она уже готова была признать, что они зашли в тупик, когда Серапио сказал:
– Конвергенция – это небесное выравнивание. День, когда солнце, луна и земля выравняются, и лунная тень поглотит солнце.
– Черное солнце, – кивнув, сказала она. – Так это называют тики, и происходит это редко.
– Редко, да, но это – еще большая редкость. Эта Конвергенция произойдет над Товой в день зимнего солнцестояния, когда солнце уже уязвимо. Конвергенция не наблюдалась в Тове почти четыреста лет и ни разу не происходила в день зимнего солнцестояния. Воистину, за последнее тысячелетие сила солнца станет наименьшей.
– А почему ты должен быть там? – Но даже спрашивая об этом, она вспоминала, как солнце, казалось, вздрогнуло, когда впервые увидело его, и пряталось от него, когда он явил свою мощь. И пусть это звучало нелепо, но она чувствовала это – солнце боялось его.
– У меня в этот день назначена встреча.
– С солнцем?
– Со Жрецом Солнца.
– Зачем?
Он не ответил. Просто подхватил ее руки и прижался к ним теплыми губами. Ее сердце забилось быстрее, по затылку пробежало легкое покалывание, словно он что-то шепнул ей на ухо. Она вздрогнула, скорее от удовольствия, чем от страха.
– Ты можешь доставить нас в Тову, Ксиала? – пламенно спросил он низким голосом. – Ты можешь воззвать к морю своей Песней и доставить нас к Товаше?
– Я… – Она вдруг почувствовала себя очень пьяной, как будто бальше разом ударил ей в голову. И, чувствуя губы Серапио, прижавшиеся к костяшкам ее пальцев, и слыша, как его слова все еще звучат у нее в ушах, она поняла, что собирается сделать что-то глупое. Тихий голосок в голове напомнил ей, что Серапио опасен и что она мало что о нем знает. Но это было неправдой. Она знала, что у него есть чувство юмора, хотя он хорошо это скрывал, что он никогда не видел обнаженной женщины, что он вылечил ее рану и что, самое главное, он спас ей жизнь.
– Я доставлю нас к Товаше, – согласилась она.
А потом, из-за бальше и из-за шока, и потому, что она горевала о своей потерянной команде – даже о суеверном Келло и убийственном Бейте, и яйцах и фруктах Пату – и потому, что она очень хотела этого в течение почти целой недели, она наклонилась, всего на несколько футов, и поцеловала его.
В первый момент он, словно смутившись, попытался сопротивляться, и она даже подумала: целовали ли его когда-нибудь. Но потом его губы смягчились, и она почувствовала, как к ней вновь возвращается интерес. Она забралась к нему на колени, потерлась о его бедра и вновь поцеловала его. Это было приятно. Его кожа была прохладной, как желанный глоток холодной воды в конце рабочего дня под летним солнцем. Серапио был неуклюж, не смертельно, но явно неопытен, и ей это нравилось, нравилось, что она одержала верх над ним, что его реакция была такой человеческой. И он был таким хорошим, крепким, реальным, его грудь прижималась к ее груди, ее руки обнимали его, и пока она целовала его, ей не нужно было думать о невозможных морских путешествиях, мертвых матросах и стаях черных птиц, а лишь о ней и этом мужчине, который, она не была уверена, был героем или злодеем, но, возможно, ей не нужно было это знать, если бы только она могла снять с него мантию и…
Он резко встал, и она поднялась вместе с ним, обвив его ногами за талию.
– Ксиала, – пробормотал Серапио. – Я не могу, – скривился он.
Она склонилась к нему, чувствуя тупую боль, но не желая, чтобы она прекратилась, а лишь мечтая о небольшом забвении между бальше и двумя телами, но он, отвернувшись, отстранился от нее.
– Проклятье, – сказала она, опуская ноги и руки.
– Я не могу.
Она рассмеялась, уверенная, что он принял ее ругательство всерьез. Смех перешел в икоту, а затем в тяжелый вздох.
– Религиозный запрет? – спросила она.
– Что?
– Ничего.
Она неловко стояла, опустив глаза и чувствуя, как щеки полыхают от стыда, и благодаря море за то, что, возможно, он не видит ее. Но кого она обманывает? Он досконально изучил ее. А значит – слышал ее сердцебиение, чувствовал ее растущее чувство обиды, вдыхал запах ее возбуждения или что он еще там делал, чтобы без помощи зрения прочесть ее как раскрытую книгу. Ксиала всерьез задумалась о том, чтобы выпить еще бальше, чтобы заглушить свое смущение, но передумала, и даже похвалила себя за столь волевое решение.
– Това, – настойчиво повторил он.
Ксиала подняла глаза. Его волосы были взъерошены ее руками, его губы слегка припухли от ее поцелуев. Он определенно был мужчиной, но, возможно, еще и монстром? То же самое можно было сказать и о ней. И имело ли это вообще значение, все эти ярлыки и категории, когда они были только вдвоем, здесь и сейчас?
– Я провожу тебя на встречу с Жрецом Солнца, – сказала она наконец. – Все-таки я обещала.
Казалось, это его удовлетворило.
– Не хочешь рассказать мне какую-нибудь историю?
Она зажмурилась, удивленная его просьбой.
– Нет, Серапио. – Смешок, казалось, вырвался прямо из ее ноющего сердца. – Сегодня ночью не будет никаких историй.
– Ну, ладно. Может, мне все-таки посидеть с тобой? Пока ты Поешь морю?
Она потерла обрубленный мизинец. Серапио был опасен, непостижимо привлекателен и явно целеустремленно выполнял какую-то миссию, делавшую его совершенно неприступным. «О, Ксиала, – подумала она, – скажи ему, чтобы он ушел. Скажи «нет». Скажи. «Нет»».
– Конечно. – Она опустилась на капитанскую скамью и похлопала по лавке рядом с собой. – У меня даже есть история для тебя. Про обреченную русалку и таинственного любовника, отвергающего ее. Тебе понравится. Обещаю.
Глава 27
Город Това (Утроба Койота)
325 год Солнца
(8 дней до Конвергенции)
Жители Товы обожают играть. И сильней всего эта страсть проявляется в разнообразных игорных домах в Утробе Койота и в очень популярной игре в кости под названием патол. Патол столь же популярен в Тове, как площадки для игры в мяч в Кьюколе. Сначала я думал, что это всего лишь развлечение, но мой хозяин сообщил мне, что сама игра священна и считается еще одним способом соединить землю с небесами. Я ответил, что чаще всего в нее играют, ставя на кон какао. Он категорически возражал и со всем должным терпением пытался объяснить мне философию игры, но я так и не понял его.
Наранпа думала, что блондин отведет ее на балкон, где сидели главы преступного мира, но вместо этого он повел ее все глубже в игорный дом, далеко за тот полукруг, который отмечал фасад круглого дома. Постепенно толпа редела, гонцы и запах выпивки уступили место пустым залам, запаху земли и полутьме.
По полу были расставлены освещавшие путь смоляные фонари, светившие слабо, но достаточно для того, чтобы показать, куда ступать. Дурное предчувствие только нарастало, и от этого спуск в подземелье становился только реальнее. Всплеск адреналина, выброшенного за патоловым столом, все еще гулял по ее венам, но от этого она лишь сильнее чувствала усталость и дезориентацию и пугалась каждой тени. Дорога шла вниз, уводя их все глубже, в самое сердце Утробы.
Мужчина один раз оглянулся через плечо, чтобы проверить, как она, и Наранпа успокаивающе кивнула ему, но проводник уже отвернулся, а она поймала себя на том, что ей не хватает воздуха.
«Дыши, как житель Засушливых Земель, увещевала она себя. Здесь, так глубоко в горе, меньше воздуха, так что перестань глотать его, как испорченный Созданный Небесами. Ты уже успела все позабыть Нара?»
– Долго еще? – наконец спросила она тонким голосом.
– Недолго еще.
Она заставила себя сосредоточиться и представить маршрут, по которому они идут, – как сотни раз делала это в детстве, но тогда она действовала инстинктивно, а сейчас это было очень трудно. Вскоре она уже не помнила, откуда они пришли, и была совершенно уверена, что самостоятельно не сможет найти дорогу назад.
«Это нарочно, – подумала она, – чтобы запугать меня. Напомнить мне, что здесь у меня нет никакой власти. Что это место больше мне не принадлежит».
Они резко остановились.
– Сюда, – скомандовал блондин.
Она вгляделась в темноту.
– Куда?
Он жестом подозвал ее вперед, но она не могла понять, куда идти, пока не посмотрела вниз.
Они стояли на краю ямы, из которой торчала лестница, выступавшая за край почти на уровень коленей, и, чтобы дотянуться до ее узких деревянных опор, нужно было сесть, свесив ноги, и протянуть руку вперед, почти падая в яму.
– Ты хочешь, чтобы я туда полезла? – недоверчиво спросила она.
Мужчина кивнул.
– Может, есть другой способ? – она вспомнила, как карабкалась по стенам башни. Она очень устала после всех этих похождений по Утробе, и ей было страшно представить, как она будет вновь взбираться на