Когда Ксиала вернулась, Серапио дремал. Лампа почти догорела, а он слишком удобно лежал для того, чтоб вставать и снова разжигать ее. Тем более что ночью все становилось тенями среди теней, а он видел в полной темноте так же хорошо, как и при почти отсутствующем свете лампы, но по мере того как приближалось солнцестояние, он чувствовал, как внутри него растет тень, а вместе с ней обострялось и его восприятие. С тех пор как ему исполнилось двенадцать, он был все так же слеп, но Ксиала, казалось, запечатлевалась в его сознании особенно ярко, особенно интенсивно. Он не знал, было ли это из-за растущего внутри него бога или из-за ее тиковой магии, но все, что касалось ее, он чувствовал более остро и скучал по ней, когда она уходила.
Он слушал, как она ходит по комнате, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить его. Он снова хотел попросить ее присоединиться к нему, разделить с ним узкую кровать, но боялся, что она откажется. Это было чувство, которого он давно не испытывал. Желание он тоже в последнее время не испытывал, но сейчас оно вспыхнуло в груди острой болью. Он хотел, чтобы она была рядом, хотел почувствовать, как она пахнет солнцем, солью и океанской магией.
Он полагал, что это вполне логично. Теперь, когда Това так близко и его время подходит к концу, разумеется, у него должны были возникнуть страхи и желания. Но он и не предполагал, что все они сосредоточатся вокруг этой женщины. Он попытался вспомнить некоторые упражнения, которым научил его первый наставник, те, что помогали дисциплинировать ум, но вся его сосредоточенность исчезла, стоило Ксиале – такой теплой, чистой и мягкой – забраться к нему в постель.
– Подвинься, – проворчала она, легонько толкнув его в плечо.
Он услужливо подвинулся.
– Эта кровать рассчитана только на одного человека, – пробормотала она, устраиваясь поудобнее. – И уж точно не на гиганта обреги.
– Если хочешь, мы можем лечь на пол, – предложил он.
– Семь преисподен, Серапио! – сказала она. – Я уже несколько недель спала на полу. Все, что мне нужно, это кровать, пусть даже она будет слшиком маленькой для нас двоих. – И она, словно желая подчеркнуть, насколько тесным было ложе, закинула ногу на его ногу и положила голову ему на грудь.
Его сердце заколотилось как бешеное, а там, где их кожа соприкоснулась, разлился жар. На мгновение ему захотелось, чтобы ему не нужно было говорить ей о том, что будет дальше, и что, возможно, они могли бы остаться здесь и притвориться, что Това действительно очень далеко.
– Знаешь, – сказала она сонным голосом, – может, это и к лучшему, что ты не трахаешься.
Он чуть язык не проглотил.
– В смысле, – продолжила она, – я-то трахаюсь. И много. Тики не заморачиваются такими вещами, да и вдобавок мне это нравится. Но когда у тебя есть друг – это даже здорово.
– Но я бы не сказал, что я не…
– Но разве тебе никогда не хотелось прекратить это? – продолжила она, будто бы и не заметив, что он заговорил.
Серапио нахмурился:
– Прекратить что?
– Вести себя как старик. Я имею в виду, ты не трахаешься…
– Пожалуйста, перестань так говорить!
– И ты не пьешь, и я никогда не видела, чтобы ты расслаблялся. А звуки, которые ты издаешь, едва ли можно считать смехом. Ты такой серьезный. И ведешь себя как старик. Кстати, сколько тебе лет?
– Двадцать два.
– О Преисподняя! – пробормотала она. – Я на пять лет старше тебя?
Она шумно вздохнула и прижалась ближе.
Некоторое время они молчали, и он подумал, что вообще не стоит рассказывать ей свою историю, но, возможно, это была их последняя возможность побыть наедине. Как только вернутся их спутники и корабль отправится вверх по реке, такой возможности уже не будет. И он не был уверен, что точно знает, что ждет его в Тове за день до Конвергенции. Так что надо было все рассказать сейчас.
– Я – сосуд, – сказал он.
– Хм?..
– Я… – Ему хотелось объяснить ей все, но он понятия не имел, как это сказать, а потому решил начать сначала. – Я не всегда был слеп.
– Несчастный случай?
– Нет. Это сделали специально. Моя мать.
Он почувствовал, как Ксиала пошевелилась под его рукой, приподнялась на локте и уставилась на него.
– Как? Почему?
– У нее были на то причины. Это сделало меня настоящим сосудом, а мои глаза послужили местом проникновиния божественной силы.
Он почувствовал, как Ксиала плюхнулась обратно. Ее рука легла ему на грудь.
– Я не уверена, что верю в богов, – призналась она. – Не пойми меня неправильно, я имею в виду, с тобой действительно что-то творится. И птицы, несомненно, подчиняются тебе. А солнце… – Она оборвала речь на полуслове.
– Что такое магия, как не божественная сила? – с любопытством спросил он. – Разве твое море – не богиня?
Он почувствовал, как она пожала плечами.
– Тики так не думают.
– А тованцы думают. – Он вспомнил о Наблюдателях, о Жреце Солнца и поправился: – Точнее, Черные Вороны. Те, что верны древнему богу.
– Ну, тикам примерно же столько же лет, как и ему.
– Почему ты не можешь вернуться на родину? Что там произошло?
На мгновение он почувствовал, как Ксиала напряглась, почувствовал, как тревога темной волной поднялась внутри нее.
– Моя мать тоже была жестоким чудовищем, – прошептала она, уткнувшись носом ему в грудь.
Серапио, конечно, считал, что его мать была не большим чудовищем, чем он сам, но понимал, что Ксиала имеет в виду и что ее слова прозвучали признанием, а потому не стал спорить.
– Они с тетей выгнали меня. Сказали мне, что, если я когда-нибудь вернусь, это будет стоить мне жизни. Для тиков изгнание – чаще всего смертный приговор. Мы не очень-то преуспеваем на материке и часто находим свой конец в руках бессовестных людей или просто спиваемся.
– Именно этим ты и занималась? – Еще когда она пришла, он почувствовал, что от нее пахнет спиртным, а сейчас еще и вспомнил бальше, которое она пила во время морского путешествия.
– Я хотела попробовать, – призналась она. Перекатившись на спину, она прижалась к нему бедром, и Серапио придвинулся ближе к стене, чтобы освободить ей место, но двигаться было практически некуда. Они лежали, соприкасаясь кожей на всем протяжении кровати.
– Каково это – возвращаться домой? – спросила она. – Ты ведь возвращаешься к своей семье? Как только мы доберемся до Товы, ты отправишься в Клан Ворон. Как там Луб назвал это место? Одо? И тогда они встретят тебя, как давно потерянного сына своего народа. Интересно, у них у всех будут красные зубы и хааханы, как у тебя?
– Я возвращаюсь не для того, чтобы воссоединиться с семьей. – Он так удивился, что смог только шептать. Вот что она вообразила? – Я же сказал, что иду к Жрецу Солнца, к Наблюдателям в небесной башне.
– Разумеется, – согласилась она, – ну а потом? Что произойдет дальше? Я имею в виду, как только ты встретишься с этим жрецом, ты вернешься в свой клан. Или ты направишься обратно в Обреги? Это будет сложное путешествие для одного дня.
– Ксиала… – Он не знал, что сказать. Ее слова прозвучали столь… обыденно.
Она махнула рукой.
– Не бери в голову. Это было просто предположение. Я уверена, что ты будешь занят тем, чем обычно заняты божественные сосуды, а я… – Она тяжело вздохнула. – Я найду себе что-нибудь. Какую-нибудь работу. Но, как ты думаешь, какую работу может найти в таком месте тик? Мы уже так далеко от моря. Я была в реке, и она не узнала меня, Серапио. Она не признала во мне своего ребенка.
Он успокаивающе погладил ее по голове, провел ладонью по ее длинным волосам и услышал ее тихие всхлипывания.
– Вот дерьмо, – тихо икнула она. – Похоже, я пьяна. И, кажется, забыла ту бутылку кстабентуна у реки.
– Забудь про нее, – сказал он ей. – Просто останься со мной.
И она послушно прижалась к нему, и ее дыхание стало ровным и сонным. И лишь убедившись, что она задремала, Серапио и сам начал засыпать, так и не рассказав ей о своей судьбе, решив, что завтрашний день уже близок.
Глава 31
Горы Обреги
325 год Солнца
(за 5 месяцев до Конвергенции)
И однажды Ворон встретился с Орлом, который сказал ему: «Хэй, господин Ворон! Какие у тебя прекрасные перья! Ты не позволишь мне полюбоваться на них вблизи?» Но Ворон знал, что они с Орлом – естественные враги, а потому и сказал: «Хочешь восхищаться, восхищайся там, где стоишь, но не приближайся ко мне. Я не доверяю тебе, ибо в твоей природе – пожирать таких, как я». И Орел, действительно намеревавшийся съесть Ворона, был наказан.
– Ты убил других наставников? – спросил Поваге.
Они сидели под гигантской сосной неподалеку от старых комнат Серапио, который сейчас практиковался в вызове тени. Вскоре после встречи, произошедшей четыре года назад, Серапио рассказал своему наставнику о трюке с зеркалом, использованным им, чтобы одержать победу над Иди. Поваге выслушал его и усмехнулся.
– Только жрецы да колдуны используют предметы, чтобы направить божественную силу, Серапио. Ты – нечто другое.
– Обьясни?
– Ты – аватар Бога-Ворона. Твоя сила не приходит извне. Тебе не нужно черпать ее ни с неба, ни из костра, ни даже из своей крови, хотя я предполагаю, что использование твоей крови было бы весьма действенно. – Казалось, на мгновение он заснул, погрузившись в раздумья о возможности принесения в жертву Серапио. Это могло бы выбить из колеи любого, но Серапио уже привык к подобному.
– Как бы то ни было, – снова сосредоточился он, – Саайя уже принесла подобную жертву для тебя. Теперь вся эта сила внутри тебя, разве ты не чувствуешь?
И он действительно чувствовал. Казалось, с каждым днем тень все ближе поднималась к поверхности его кожи – живым, пульсирующим существом. И тогда он позволил ей приблизиться, позволил ей сконцентрироваться на кончиках его пальцев, почувствовал, как ледяные пальцы тени пляшут вокруг его собственных, услышал приглушенный рев ее приближения, похожий на шум бьющихся крыльев.