Но Айше была не той, о ком она мечтала.
– Ты готова?
Обернувшись, она увидела сзади Серапио.
– Что?
– Мы прибыли, а я обещал провести этот день в Тове с тобой. Ты готова увидеть город?
– Не надо делать этого только потому, что ты обещал, – сердито огрызнулась она.
Серапио нахмурился:
– Я и не собирался. Я… – Он оборвал речь на полуслове, выражение его лица стало обеспокоенным.
– Позволь мне оставить тебя, – сказала Айше, завязывая узел. Проходя мимо Ксиалы, она коснулась ее руки. – Мое приглашение остается в силе. Захочешь меня найти, загляни в «Собаку», рядом с Великим Домом Титиди – тебе подскажут, как туда дойти, – и спроси меня. – Она осторожно сжала руку и ушла, оставив Ксиалу наедине с Серапио.
Та, скрестив руки на груди, ждала, когда он заговорит.
И голос его зазвучал нерешительно, неуверенно:
– Я прошу тебя не потому, что я обещал, Ксиала. Я прошу, потому что хочу провести свой последний день с тобой.
Все отговорки мгновенно вылетели у нее из головы, а сердце дрогнуло.
– Мать Вода, Серапио! – тихо прошептала она. – Зачем тебе это? Зачем? Дядя Айше заботится не о тебе. Эти Одохаа похожи на авантюристов, которые просто хотят использовать тебя. Ты еще так молод. Ты едва выжил. Ты не должен этого делать!
– Это все, на что я способен. Я думал, ты понимаешь.
– Я понимаю, но… – Она прикусила губу, проглотив слова, которые за последние два дня она произносила уже дюжину раз. – О, преисподняя! – пробормотала она. – Кто я такая, чтобы убеждать тебя, что жизнь стоит того, чтобы ее прожить? Я же ходячая катастрофа! Мне нечего тебе предложить, у меня нет ничего за душой! Я даже не могу вернуться домой!
И все это вдруг сразу обрело для нее смысл. Серапио впервые возвращался домой. К людям, которые не знали его, к дому, в котором он никогда не сможет по-настоящему жить, а потому единственное, что он мог сделать для них всех, – это умереть за них. Он будет страдать так, как должен страдать, лишь потому, что на один короткий миг он станет чем-то большим. Он будет всеми Черными Воронами, он воплотится кулаком своего народа, он станет острым клювом и когтями своего бога, и он не будет одинок. А Ксиала очень хорошо понимала, что, когда ты одинок – это не жизнь вовсе.
– Так ты проведешь со мной день или нет? – спросил он.
– Конечно проведу, – сказала она. – И не оставлю тебя, пока ты не попросишь меня об этом.
И он улыбнулся, действительно улыбнулся. И ее сердце снова дрогнуло.
Они оставили своих спутников и по крутым ступеням поднялись в Священный Город. Ксиала, конечно, слышала, что Това парит в облаках, но до сих пор не совсем понимала, что это значит.
– Мать Вода, – прошептала она. – Посмотри вокруг!
Несмотря на слова Айше, что отдыхающих людей будет мало, Титиди всерьез начал праздновать солнцестояние, и улицы района были заполнены людьми. Некоторые были одеты в юбки, окрашенные в ярко-синий цвет летнего неба. На других были меховые накидки с капюшонами, защищающие от холода. На улице играли музыканты, и вечерний воздух наполняли звуки флейт и барабанов.
– Опиши мне все это, – попросил Серапио. – Я хочу знать.
Она улыбнулась: сейчас его голос звучал так же, как в первую ночь, когда он с детским любопытством попросил ее объяснить, как тики ориентируются в море.
И она принялась рассказывать. О людях, о музыкантах и о красоте этого района. О садах, матово-белых от снега. Об окаймляющих дорогу каналах с бегущей водой. О замеченном ею чуть выше и левее огромном водопаде, протекавшем через район.
– Здесь растут какие-то фруктовые деревья – сейчас они, правда, без плодов. На них развешаны разноцветные фонарики всех цветов. Красные, синие, зеленые, желтые и оранжевые. Фиолетовые. Их так много! И, Серапио, на фоне ночного неба они светятся, как звезды.
– А этот запах? Что это?
Она глубоко вздохнула.
– Повсюду костры. То, что ты чувствуешь, – это запах горящего дерева.
– Но он почти сладкий.
Она снова вдохнула.
– Специи и орехи?
– Нет. Я знаю, как они пахнут. Что-то другое.
Она огляделась и наконец заметила, что он, должно быть, учуял, и рассмеялась:
– Шоколад. Ты его имеешь в виду?
– Это то же самое, что какау? Давай выпьем немного?
Она подвела его к мужчине, продававшему напитки, и купила две маленькие цилиндрические чашки, одна из которых была наполнена густым пенистым напитком.
– Что вам добавить?
– Чили.
– И поострее, – согласился Серапио.
Она улыбнулась продавцу.
– Тогда самого острого.
Торговец добавил чили в пустую чашку, которую держала Ксиала, и та принялась раз за разом переливать из одной чашки в другую, смешивая игредиенты. Удовлетворившись полученным, она разлила напиток напополам, сделала глоток из своей чашки и почувствовала, как напиток обжег язык.
– Он очень острый, – предупредила она, но Серапио уже наполовину осушил свою кружку.
– Что думаешь?
– О, – счастливым голосом сказал он. – Это прекрасно. Я когда-то пробовал нечто похожее, но это намного лучше.
– Местные называют это пищей богов.
Он улыбнулся:
– Я знаю. Что дальше?
И она повела его через весь район, мимо бегающих наперегонки детей и танцующих прямо на улицах взрослых. Она описывала ему все происходящее – и смешное, и возвышенное, а он впитывал каждое ее слово как губка. Когда солнце начало клониться к закату, они остановились у столика, за которым стояла женщина, раздававшая засахаренные фигурки, изображавшие солнце. Ксиала взяла одну и отдала половину Серапио.
Он с энтузиазмом откусил кусочек, и по подбородку потек темный мед.
– Осторожно, – предупредила Ксиала, подхватывая пальцем медленно сбегающую струйку, пока та не испачкала ему одежду, и Серапио перехватил ее руку, прежде чем она успела ее убрать. Девушка замерла, чувствуя, как у нее перехватило дыхание.
Он поднес ее руку ко рту и медленно принялся слизывать мед с ее липких пальцев.
По ее телу прошла дрожь.
Он остановился, держа ее большой палец у самого рта.
– Я никогда не получал удовольствия от еды, пока не встретил тебя, Ксиала, – мягко сказал он.
– Серапио…
– Ш-ш-ш-ш, – прошептал он в ответ и продолжил счищать сладость с ее пальцев один за другим.
А она только и могла затаить дыхание.
Закончив, он прижался губами к ее ладони и лишь затем отпустил ее.
Ксиала громко выдохнула.
– Все семь преисподен, – пробормотала она.
– Я хочу дать тебе кое-что.
– Хорошо, – дрожащим голосом сказала она.
– Лодочник рассказывал мне, что рядом есть какая-то гостиница для путешественников. Я хотел бы пойти туда. – Он сказал ей название. – Нужно, чтобы ты нас туда проводила.
– Что же ты творишь, Серапио? – дрожащим голосом спросила она.
Все ее тело ослабло, и она могла думать лишь о том, как его губы касались ее кожи.
– Я делаю тебе подарок. Не отказывайся от него.
Он протянул ей руку, она приняла ее, и они направились в гостиницу.
Ксиала не знала, чего ждать дальше, но такого она в жизни не ожидала. Гостиница для путешественников была построена над естественным горячим источником, и Серапио отвел ее в отдельную комнату, где вода собиралась в глубокий бассейн, а пар поднимался сквозь деревянные планки в полу.
Заперев дверь за проведшим в комнату и удалившимся прочь владельцем гостиницы, Серапио усадил Ксиалу на деревянную скамью в центре комнаты. Осторожно, медленно раздел девушку, отвел ее к бассейну, и она, закрыв глаза, с чувственным вздохом погрузилась в теплую воду, позволив умчаться прочь напряжению, боли и печали последних месяцев.
Сначала, намылив Ксиале волосы взятым с соседней скамьи душистым мылом, он вымыл девушке голову – длинные пальцы ласкали кожу. Закончив, он намочил кусок ткани, добавил еще мыла и тщательно вымыл ей все тело, неторопливо начав с ног и медленно поднимаясь все выше и выше.
Рукава его мантии промокли насквозь, поэтому он стянул ее через голову и бросил в угол. Ксиала любовалась им сквозь тяжелые веки. Серапио был худощав, возможно, даже чересчур худ, но хааханы, покрывавшие его руки, грудь и спину, казались размытыми в тусклом свете ванной комнаты. И она вдруг поняла – хааханы рассказывали историю. Историю потерь, печали и воспоминаний. «Он носит на себе всю боль своего народа, – подумала она, – и это странно красиво».
Но эта мысль заставила ее вспомнить о завтрашнем дне, и сердце ее снова и снова разбивалось вдребезги при одной только мысли, поэтому она закрыла глаза и сосредоточилась лишь на его прикосновениях.
Его руки прошлись вверх по ее телу, массируя икры и бедра, и замерли, когда ткань скользнула между ног Ксиалы, и та, приглашая и подбадривая, раздвинула их шире.
От первого прикосновения его пальцев, горячих и чувственных, Ксиалу словно молния пронзила, а по телу пробежала дрожь. Девушка наклонилась, направляя руку Серапио и показывая, что ей нравится. Он подчинился, и их руки двигались как одно целое. Постепенно ощущение превратилось в теплый, постепенно нараставший фон, достигший своего пика… Волна удовольствия захлестнула Ксиалу, она застонала:
– Серапио…
Схватив Серапио за руку, она попыталась притянуть к себе, но юноша остановил ее, нежно поцеловав в костяшки пальцев. Взял ее дрожащую руку, положил ей на живот и продолжил мыть ее. Обе руки, пальцы от локтя до плеча, всю грудь и, наконец, шею сзади.
Закончив, он выжал воду из ткани и повесил ее на скамью для купания. Ксиала наблюдала, как Серапио подбрасывает угли, чтобы поддержать тепло в комнате, и ставит перед ней чашку с прохладной водой.
Собрав мокрую одежду, он взял посох и мягко коснулся губами макушки Ксиалы.
– Я солгал, Ксиала, – прошептал он. – Это ты сделала мне подарок.
А потом он ушел, и дверь закрылась за ним.
Ксиала опустилась в ванну и заплакала. Слезы капали в воду и превращали ее в соль.