о должно произойти, он очень легко принял свою судьбу. И даже когда Ксиала ругала его на борту баржи, он не дрогнул. Но сейчас, в этот момент, ему вдруг захотелось… иного. Он хотел быть Серапио.
Но он не был им с двенадцати лет. «Сосуд», – напомнил он себе. Не личность, не человек. Оружие. Он заставил себя сделать глубокий вдох, позволяя запаху собственной крови наполнить нос и рот. И сомнение оставило его, сменившись решимостью и целеустремленностью.
– Я – Одо Седох, – прошептал он.
Серапио почувствовал, как он раскалывается на миллион кусочков, ощутил, как тьма наполняет его, разрывает на части и собирает обратно – в его истинную форму. Он закричал от переполнившей его эйфории – и мир содрогнулся от его приближения.
Толпа внизу перестала петь, и он скорее почувствовал, чем увидел их замешательство. Замешательство, которое сменилось ужасом, когда Одо Седох двинулся к ним и начал резню.
Взмах посохом – и кость раздробила кость. Движение справа, и он пригнулся и повернулся, перехватив посох одной рукой и сбивая людей с ног широкими взмахами. В какой-то миг посох уткнулся в мягкую ткань. Чуть оттянуть назад, ударить вперед – и эта мягкость сменилась скользкой влагой. Закричала женщина.
На пути встали новые противники, но он учитожил и их. Тень, окутавшая его, росла, и, прикасаясь к павшим, пожирала их, оставляя после себя лишь пепел и кости.
Теперь он чувствовал запах страха, слышал учащенное, паническое дыхание, знал, как дрожат их руки, держащие не способное спасти их оружие. Он усмехнулся, упиваясь их ужасом, и темное удовлетворение наполнило его сердце.
Солдаты кланов разбежались, и он позволил им скрыться с места боя – его целью были жрецы.
А затем бой приняли Ножи. И когда они оказались достаточно близко, он отбросил посох и обнажил свои клинки.
Тцийо напали, как стая бешеных собак, готовых разорвать его плоть на куски. Но он знал, на что способны они и их ядовитые клинки, и предвидел каждую их атаку. Он был слишком быстр, слишком непредсказуем. Он превратился в вихрь. Недосягаемый. Непознаваемый. Неизбежно ведущий к гибели.
Он прикончил их всех.
А затем перерезал горло жрецу в белом, и она рухнула, ударившись головой о камни.
Жрец в черной маске попытался бежать, и он полоснул его по коленям, а затем прыгнул ему на спину, раз за разом вонзая клинок ему в череп, пока жрец не замер.
Жрец Ножей сражался до последнего и на мгновение даже смог отбросить его назад, но он рванул тень к себе и бросил ее. Нож ослеп. И он ударил жреца ногой в грудь, отшвырнув его на спину, а затем на коленях скользнул к Ножу, не давая тому оправиться, и одним взмахом вскрыл ему брюхо от бедра к бедру.
Остался лишь Жрец Солнца.
На миг он представил, что видит перед собой жрец. Бог-Ворон явился, чтобы отомстить за своих детей, его зубы красны, а щеки и волосы запятнаны кровью. Его тело изрезано воспоминаниями, а глаза бесконечны, как озера теней.
Жрец сорвал маску с лица, карие глаза расширились от ужаса. Он что-то говорил, но слова сейчас не имели значения. Он закричал, но на Скале не было никого, кто мог бы его услышать.
– Мой старый враг, – прошептал Одо Седох голосом тысячи крыльев. – Я долго ждал часа мести. Прости, если я смакую этот миг. – Он глубоко вздохнул, чувствуя разливающийся запах смерти. Недавно зародившееся темное удовлетворение теперь расцвело во всей полноте. Он не смог сдержать широкой улыбки.
Сотканное из тени щупальце силы, подобно острому лезвию, пронзило грудь жреца, выискивая внутри сущность Бога Солнца. Но внутри ничего не было.
Его ноздри раздулись. Черные вены на шее напряглись, и тьма потекла из глаз, подобно смоле.
– Ты не Жрец Солнца. – Его голос был громом, темным от ярости. Криком, от сорвавшегося убийства. – Ты – подделка!
– Пожалуйста!
Он склонил голову набок. Она была где-то здесь. Не слишком далеко, если мерить полетом ворона, да и спряталась не так уж хорошо – найти ее было бы легко. Но времени было мало, а тело, в котором он находился, потерпело неудачу. Нужно было подумать.
Что-то остро ударило в бок. Он чуть повернул голову: фальшивый жрец смог отломить луч от своей золотой маски и этим ножом ударил его в живот.
Он извлек это орудие, осмотрел его и отбросил в сторону.
Фальшивый жрец упал на колени, и – за нанесенное оскорбление и за ложь – Одо Седох отрубил ему голову обсидиановыми ножами.
Глава 40
Город Това 325 Год Солнца (день Конвергенции)
Умный тик способен пережить шторм, но мудрый тик и вовсе избежит штормов.
Ксиала стояла на балконе «Собаки» вместе с другими посетителями и смотрела, как затмение прячет заходящее солнце. Прислуга сновала по комнате, гася все огни – как смоляные лампы, так и факел. На улице происходило то же самое, и с наблюдательного пункта на балконе было видно, что это распространялось и на следующую улицу, и на следующую, пока весь район не погрузился в темноту. А затем соседний район, едва видный через каньон, и даже Солнечная Скала.
Ксиала поежилась в темноте. Окружающий пейзаж напоминал ночное море, скрытое под черной тучей, – разница была разве что в тончайших красных полумесяцах, которые светились по обе стороны черной дыры, бывшей когда-то солнцем. Люди вокруг нее начали кричать, призывая солнце вернуться.
Она похлопала ближайшую женщину по плечу.
– Что случилось? – спросила она. – Почему погасили все огни?
– Это часть церемонии, – объяснила женщина. – Когда заканчивается год, должны быть потушены все огни. Но не бойся. Уже сейчас Жрец Солнца зажигает новый костер на Солнечной Скале. Гонцы доставят огонь во все четыре района города, и этим огнем будут зажжены все новые костры. Наступит новый год!
Ксиала благодарно кивнула и отошла. Ее руки дрожали, когда она сделала глоток из припасенной бутылки. Она пила с тех пор, как проснулась и пришла сюда, полная решимости найти Айше и забыть прошедшую ночь. Но спросить о подруге у нее не хватило духу, и единственное, что осталось в голове, – лишь воспоминания о руках Серапио на ее теле, о его губах, собирающих мед с ее пальцев, о прикосновении его губ к ее голове.
Она попыталась вспомнить, почему отпустила его. Почему она не боролась за него? Она ведь тик, а тики упрямы! Тики не сдаются! И у нее была Песнь, столь могучая, что она могла подавить человеческую волю. Почему она не проигнорировала его возражения и не заставила его остаться?
Толпа запела новую песню, и кто-то начал нетерпеливо топать ногами, призывая солнце вернуться. Она оглядела всех этих незнакомцев. Когда-то она любила толпу, любила кантины, но теперь все это казалось ей мрачным. Пустым.
– В преисподнюю это, – сказала она. Ксиала схватила за руку ближайшего гостя – человека в цветастой накидке – и сунула ему бутылку. – Вот. Угощаю.
Мужчина поначалу смутился, но видя, что Ксиала улыбается и настаивает, он взял бутылку и поблагодарил.
Ксиала пробралась сквозь толпу на балконе и спустилась по ступенькам на улицу. В темноте и у костров собирались толпы людей, ждущих, когда их разожгут новогодним огнем. Глаза Ксиалы привычно расширились, пытаясь уловить больше света, но было так темно, что девушка с трудом видела даже собственные ноги. Толкаясь плечами и бормоча извинения, она пробиралась сквозь толпу, обходя препятствия и толком не понимая, куда идет, пока вдруг не оказалась на площадке моста, ведущего к Солнечной Скале.
Она заколебалась, глядя на простор перед собою. На Скале что-то происходило. Тьма, еще более темная, чем фальшивая ночь вокруг, клубилась над плоскогорьем, подобно живому существу. Ей показалось, что она слышит крики, слабые и отдаленные, хотя уверенности в этом не было из-за звучащего вокруг пения. Женщина на балконе сказала, что по мосту пройдет гонец с факелом, поэтому она прищурилась, вглядываясь в темноту, выискивая любой признак приближающегося света.
И что-то действительно приближалось. Что-то большое и бурлящее заставило мост закачаться. Толстые плетеные канаты раскачивались и натягивались на каменных основаниях. Крики – теперь она была уверена, что слышит именно их, – становились все громче.
Бурлящая толпа появилась внезапно. Десятки, нет, сотни или даже больше людей бежали вперед, толкаясь и давя друг друга, пытаясь перебраться через мост. Ксиала с ужасом увидела, как огромный пролет накренился и женщина, одетая в ярко-голубое платье, рухнула в пропасть. За ней последовало еще одно тело, слишком темное, чтобы его можно было опознать.
Ксиала моргнула. Все произошло так быстро, что она не была уверена, видела ли это на самом деле. Даже учитывая ее улучшенное зрение тика, тени были слишком густыми, и вдобавок никто не остановился и не закричал. Толпа была все ближе, и Ксиала успела отпрыгнуть в сторону как раз в тот момент, когда с моста хлынули бегущие. Окровавленные наряды, одетые в честь солнцестояния, были разорваны, а в широко распахнутых глазах светился страх.
Она все пыталась осознать это, понять, что происходит.
– Серапио, – прошептала она. Все эти люди, без сомнения, пытались скрыться от него.
Она протиснулась в толпу, изо всех сил борясь с потоком. Но людей было слишком много, и ее поволокло прочь от Скалы, обратно в Титиди.
Нет! Она будет бороться. Она потянулась за своей Песнью, и та, дикая и яростная, сорвалась с ее губ, ударила острым клинком, пробивая дорогу сквозь толпу.
Люди вокруг остановились, будто застыли, но те, кто был дальше, не могли слышать ее Песнь, и они мчались вперед, топтали остановившихся… И те пали без жалоб, раздавленные ногами.
Ксиала задохнулась от ужаса и попыталась изменить Песнь, смягчить приказ, понизить тон, чтобы успокоить, а не ранить. Она подумала о ласковых водах и звездных ночах. Она подумала о смехе и хорошей еде на песчаном берегу. Она подумала о детских сказках, поведанных благодарному слушателю. И это сработало. Люди замедлились, успокоились. Она Пела так громко, как только могла, и везде, куда добралась ее Песнь, люди затихли.