— Да, слушаю. Да. — Дима закрыл глаза и откинулся на стуле. Посмотрел на Самвела.
— Федорыч? — спросил тот.
Дима кивнул и выключил телефон.
— Передали из комендатуры. Груз 200 и груз 300. Машину взорвали. Федорыч — насмерть. Водитель тяжело ранен. — Дима опустил голову на руки. Так, без движений, он сидел минут пять. Потом резко встал из-за стола.
— Вы куда, Дмитрий Андреевич? — Татьяна испуганно посмотрела на врача.
— Мне надо ехать на место преступления. Я же должен отчитаться перед Москвой.
— Я с вами, — сказал Самвел.
Дима кивнул.
Они вышли из домика. Подошли к охраннику.
— Нам надо ехать, Андрюш, — сказал Дима сержанту белгородского ОМОНа.
— Не могу. Дмитрий Андреевич, я вас не выпущу. Извините, но это приказ коменданта. Никого с территории госпиталя не выпускать.
— И меня? — Дима тупо смотрел на молодого милиционера.
— Вас в первую очередь. Сразу о вас и было сказано. Комендант так и заявил: доктор молодой — он первый в бой будет рваться. Так вот за него головой ответите, под трибунал пойдете, если выпустите. Так что простите, Дмитрий Андреевич. Никак не могу.
У Димы зазвонил телефон.
— Да. У меня груз 200 и 300. Да, Алексей Федорыч, он поехал вместо меня в министерство, я оперировал… — Дима помолчал. — Я хотел сделать именно это и именно сейчас, но комендант издал приказ никого не выпускать даже с территории госпиталя. Что значит, мои проблемы? Они такие же мои, как и ваши! Вот и связывайтесь с комендатурой, пусть они вам отчеты пишут! Некогда мне с комендантами выяснять отношения и отчеты писать! У меня больные… — Он помолчал, послушал, что ему говорят. Немного успокоился. — Хорошо. Жду звонка.
— Слышал? — Дима показал на трубку сержанту. — Это из Москвы. Мне угрожают чуть ли не судом.
— Ничего не могу сделать, Дмитрий Андреевич, при всем к вам уважении, — развел руками сержант.
— Ладно, Самвел, пошли работать.
Дима пошел вперед, а Самвел подмигнул охраннику и сделал характерный одобряющий жест: молодец, что не выпустил.
Но через десять минут сержант пришел в операционную и доложил, что комендант дает разрешение главврачу покинуть территорию госпиталя. Он даже выделил машину с шофером. «Газик» ждет его.
За рулем сидел молодой парень в военной форме, из-под которой виднелась тельняшка.
Дима протянул руку и представился:
— Дмитрий.
— Леха, — ответил солдат крепким рукопожатием и молча тронулся с места. Включил музыку. Шевчук пел «Последнюю осень».
— Что вы должны сделать, доктор?
— Если бы я знал, — вздохнул Дима, но тут же спохватился. — Раненого отвезти в госпиталь, убитого — в морг.
— Где это?
Дима сказал.
— Что-то они активизировались. Сначала ментовку взорвали, теперь вот машину, это те же самые, жопой чую, — сказал Леха. — Ну, ничего, мы вас найдем, ребятки, раз вы показались. Наши гаубицы по вам плачут.
Они въехали в поселок.
— Все, доктор, приехали, вот она, машина.
Они выпрыгнули из «газика» и бросились к машине. В кабине двое парней лет по четырнадцать копались в поисках, чем бы поживиться. Леха вскинул автомат, крикнул:
— Пошли вон, крысы!
Подростки тут же выскочили из машины и бросились бежать.
Дима просунул голову и то, что он увидел, даже у него, хирурга, вызвало нервную дрожь. У Федорыча было снесено пол-лица. Оставшаяся половина угадывалась в крови. Водитель откинулся в кресле и моргал, глядя перед собой. Он был ранен и к тому же находился в состоянии сильного шока.
— Я сбегаю за подмогой, — сказал Леха.
— И воды принеси, — крикнул Дима ему вдогонку.
Леха ушел, а Дима решил заняться водителем. Он полез в аптечку, чтобы достать нашатырный спирт, как вдруг ощутил на своем плече дуло автомата:
— Руки за голову!
Дима подчинился и обернулся. Господи, да это же наш, федерал! Он что, не видит, что перед ним врач? Хотя я же не в халате, а небритый, говорят, похож на чеченца, сообразил Дима. Но в этот момент он еще не осознал, какая опасность ему угрожала.
— Свои, опусти автомат.
— Я тебе опущу, я тебя самого сейчас опущу, понял, чеченская морда?
В другой момент Дима бы рассмеялся, если бы не шок от того, что он увидел в машине.
— Я главный врач из Гудермеса, бригада медицины катастроф, — устало сказал Дима.
— Да? Как интересно, — усмехнулся военный. — И что, документы соответствующие имеются?
— Имеются.
— Доставай.
Дима достал удостоверение. Солдат, держа автомат одной рукой, раскрыл книжечку.
— И что, ты хочешь мне сказать, что это ты?
— Ну а кто же? — Дима чувствовал приближение опасности. Да, небритый он немного похож на кавказца, но сейчас в этом ничего смешного не было. В машине труп, машина чеченская, он в ней копается, перед ним федерал с автоматом.
— А ну, пошли, — сказал солдат.
— Куда?
— А вон туда, подальше от дороги, сука.
— Зачем? — Дима все понял, спросил, чтобы выиграть время.
— Сейчас узнаешь, гад.
— Подожди секунду, послушай…
— А говорить уже без акцента научились, падлы. Что мне слушать? Ну ладно, скажи что-нибудь, так и быть.
— Я врач, я оперирую каждый день. Ты из какого отделения?
— Из семнадцатого. Иди вперед. Ну!
— Сейчас. Сейчас пойду. Подожди! — Дима лихорадочно вспоминал. От того, вспомнит ли он кого-нибудь из семнадцатого отделения, зависела его жизнь. И он вспомнил. И не кого-нибудь, а командира, которому вправлял вывих.
— У тебя командир Серега, из Брянска, слышишь, ты?! Я ему вывих вправлял. Молодой такой, чуть постарше тебя.
Солдат прищурился. Он внимательно смотрел на Диму.
— Когда вправлял?
— Недели две назад. Ну, было же такое?
— Ладно, пошли.
— Куда?
— К командиру. Вон у тебя и машина. Поехали.
— Но я должен быть с водителем. Он жив, я должен оказать помощь.
Солдат включил рацию. Дима слышал, как он произносил условные имена и связался с командиром.
— Доктор? Да, Кочетков, но не очень похож на фото, товарищ капитан. Дать ему рацию?
Солдат протянул Диме рацию.
— Дмитрий Андреевич, простите дурака, но, сами знаете, мы должны быть бдительны, — услышал Дима. — Он вам поможет, все сделает, что надо.
Солдат развел руками. Но извиняться не стал. Спасибо, хоть автомат опустил. Дима глубоко вздохнул, чтобы унять дрожь в коленях. Солдат протянул ему фляжку.
— Глотните, доктор, у вас руки трясутся.
Дима опрокинул в рот фляжку. Жидкость обожгла ему горло. Коньяк! Он никак не ожидал, что это окажется коньяк.
— Спасибо, — Дима протянул флягу, удивленно глядя на солдата.
— Стресс-то надо снимать, — сказал тот. — Армянский, три звездочки. В Грозном купил. Я помогу. Сделаю что надо. А это кто? — он увидел приближающегося Алексея.
— Это со мной, Леха, из комендатуры.
— Понятно. Ну, что будем делать?
Леху федерал Мишка, как он представился, тоже угостил коньяком. Дима привел в чувство водителя. Они втроем перетащили его в «газик», потом перетащили туда тело Федорыча. Выпили еще по глотку коньяка за помин души Федорыча, на этом настоял федерал. Дима с Лехой поехали в Грозный.
Вернулись в госпиталь они поздно вечером, трижды остановленные по дороге военными. Но Диме уже ничего не было страшно: после того как он впервые был на волосок от смерти.
Татьяна разогрела еду и поведала главному врачу Дмитрию Кочеткову о том, что из тех отправленных в Моздок милиционеров пятеро вернулись и сказали: будут долечиваться здесь, в их госпитале. Причем ожидаются и остальные. Им не нравится там, где они находятся, а нравится здесь.
— Ну что ж, отказать мы не можем.
— И где же мы их разместим?
— Найдем место. Они и помогут. Это же местная власть.
— Да, вы правы, Дмитрий Андреевич, они сказали, что вас будут на руках всю жизнь носить, чтобы вы ни шага без них не делали. Если куда поехать надо, они сами отвезут. Что наша охрана — это на десять минут. — Татьяна пошла за чайником.
— Ну, на десять — это вряд ли. У нас ребята крутые, так быстро их не возьмешь. Ладно, понятно. В общем, у нас еще одна охрана появилась. Да, Танюш?
— Точно, — просияла медсестра. — Они так и сказали. У вас теперь, говорят, вторая охрана есть. И с ней вам, то есть нам, ничего не страшно, вот. Чай или кофе?
— Чай.
Татьяна встала из-за стола, чтобы взять чайник. Когда она повернулась к главному врачу, он спал, откинувшись на спинке стула и опустив голову на грудь.
Гульсум вышла из прохладной комнаты психолога на горячее солнце. Ей казалось, что за эти три дня она сильно изменилась. Она отвечала на сотни вопросов, решала десятки психологических задач, подвергалась гипнозу — в этом она не сомневалась — и участвовала в научных экспериментах Катрин, которая собирала их, решила Гульсум, для своей научной работы. Одну задачку она долго не могла решить. Тогда Катрин закрыла шторы, создав в комнате полумрак, попросила Гульсум расслабиться и закрыть глаза. А потом говорить первое, что придет ей в голову. Сначала у Гульсум не получалось, но Катрин ей помогла, и ассоциации потекли рекой. Катрин только иногда, когда возникали паузы, вставляла свои ассоциации и останавливала Гульсум, если та, вместо того чтобы говорить о том, какие предметы и явления она видит в своем воображении, начинала вдруг оценивать их по типу хорошо — плохо. Катрин прерывала ее и направляла свободные ассоциации в правильное русло.
Так продолжалось около 30 минут. Когда Гульсум открыла глаза, она чувствовала себя свежей и отдохнувшей. Катрин усадила ее за компьютер. На этот раз Гульсум сразу справилась с задачей, причем решила ее, как сказала Катрин, оригинальным, нестандартным образом. Нужно было придумать, как приподняться, чтобы вкрутить лампочку в комнате, где нет никаких предметов, на которые можно встать. В прыжке тоже нельзя — не успеешь. И вот Гульсум предложила разлить на полу воду и заморозить ее. Она так и сказала: встать на воду. Катрин захлопала в ладоши. Она была довольна. Метод свободных ассоциаций сделал свое дело.