Но главное, чему научилась Гульсум у психолога, — это метко стрелять, ловко драться, проникать в глубину души собеседника, сохранять самообладание в любой ситуации, демонстрировать те эмоции, которые были необходимы в данный момент. Причем для этого ей не нужно было обладать сверхвысокими разрядами по стрельбе или образованием психолога. Нужно было, воспользовавшись теми ассоциациями, представить себя на нужное время тем, кем она хотела стать.
Если стреляешь по определенной цели, сначала нужно мысленно обязательно попасть в нее, если дерешься, заранее в своих фантазиях наносить удары сопернику в конкретные места, причем делать это резко, хлестко. Ну а чтение мыслей вообще теперь для Гульсум не составляло никакого труда. Надо было только внимательно следить за мимикой собеседника. Смотрит влево вверх — значит врет, вправо вверх — вспоминает, вниз — занят своими ощущениями Жесты руками также говорили о многом. Гульсум теперь знала, как пройти по улице, не избегая прохожих, так, чтобы они тебя не заметили. Как накопить силу, когда чувствуешь полное бессилие, как взбодриться с помощью одного дыхания и с помощью холотропного дыхания вызвать полный relax, вплоть до получения ощущений кайфа… Такие упражнения использовал психолог Станислав Грофф, когда ему запретили экспериментировать с ЛСД.
Оставшиеся десять дней в лагере прошли легко, несмотря на все трудности, которых было не меньше, чем вначале. Гульсум их как будто не замечала. Когда все девушки стонали от усталости, она была готова к новым упражнениям. В рукопашном бою ей теперь не было равных.
— Тебя где держали два дня? — восхищенно спросила Лена, когда Гульсум легко отразила ее удар и в броске через бедро положила ее на обе лопатки. — К тебе теперь просто так не подойдешь. Круто! Меня научишь?
— Попробую, — чуть заметно улыбнулась Гульсум, и улыбка не ускользнула от острого взгляда Лены. Она встала и отряхнулась. — С тобой определенно поработали на славу, — сказала блондинка. — Ты очень изменилась. Теперь с тобой хочется общаться, разговаривать. Ты, Гульсум, стала очень симпатичной, красивой даже. Ты, конечно, всегда была красивая, но когда человек злой, этого не замечаешь.
Гульсум оставила восторженные слова Лены без комментариев. Пора было переходить к стрельбе. И тут она поразила всех своими результатами. Гульсум начала стрелять последней, и все ее выстрелы попали в десятку.
— Слушай, серьезно, ты где была? — спросила вконец заинтересованная Лена, когда они ложились спать.
— У психолога, — спокойно ответила Гульсум, раздеваясь догола. Лена откровенно любовалась ее фигурой. Надо же, она теперь меня совершенно не стесняется, как будто подменили девушку. Видно, психолог неплохо поработал, думала про себя блондинка. Фигурка у нее просто супер. Ничего себе мусульманка! Похоже, она тоже любуется своим телом.
— Что он там с тобой такого сделал, Гульсум? Кстати, мужчина или женщина?
— Женщина.
— Молодая?
— Да нет, около сорока, я думаю.
— И что она с тобой делала, эта женщина?
— Да ничего особенного. Тесты, вопросы, психологические упражнения.
— Ничего особенного! Уж мне-то лапшу на уши вешать не надо, ладно? Я же вижу — ты стала совершенно другим человеком. Ну, может, ты отчасти и была такой хорошей. Но они с тебя сбросили твою мрачность. Ну и, конечно, не только это. Тебя что, стрелять там учили и драться?
— Нет, этому не учили, хотя… Может быть, и учили, только не напрямую.
Вот и я говорю. Тебя дрессировали по самым новейшим технологиям. Неплохо, неплохо. Расскажешь потом, а сейчас не могу, спать хочу. Это у тебя, я вижу, энергии столько, что ты можешь теперь не есть, не спать и вообще стала сверхчеловеком. Все, я сплю.
Гульсум еще некоторое время подумала над словами Лены, а потом заставила себя моментально заснуть. Теперь она и это умела. Она научилась управлять своим телом и своим сознанием. И могла направить его в любое русло. На ближайшее время ее цели были четко определены — месть за семью. Исчезло тупое животное желание жестоко отомстить, на смену ему пришла твердая спокойная решимость. Гульсум была готова к войне. Теперь это был смысл ее жизни, вполне осознанный. Другого пути в жизни она для себя не видела.
Наступил последний день обучения в лагере. Никаких торжеств по этому поводу, как и ожидала Гульсум, устроено не было. Девушкам накануне сообщили, чтобы они собирали вещи и готовились к возвращению домой. Они пытались пообщаться напоследок, но Хасан резко пресек все попытки девичника, строго приказав разойтись по комнатам. Гульсум направилась к себе, обратив внимание на то, что Лена осталась с Хасаном. Понятно, прощальный вечер. Арабы любят блондинок, спокойно подумала она.
Лена вернулась глубокой ночью и шепотом позвала Гульсум. Гульсум сделала вид, что не проснулась, хотя прекрасно слышала, как Лена нежно позвала ее «Гуля-а-а». Лена с сожалением вздохнула и тут же уснула. В комнате стоял запах секса, пота и мужчины. Гульсум чувствовала его очень остро и долго не могла заснуть. Или не хотела, призналась она себе, представляя блондинку Лену в объятиях араба. Когда Гульсум почувствовала, что эти мысли возбуждают ее, она быстро прогнала их, закрыла глаза и тут же уснула. Ей снилась Алиса, которая занималась любовью с Королем. Утром, открыв глаза, Гульсум вспомнила сон и решила, что, если подобные сны будут возникать, она займется мастурбацией. Она не позволит сексуальному напряжению от воздержания вторгаться в ее строго организованное сознание. Кажется, психолог учила и этому тоже. Хотя она такого не помнила. Но она провела под гипнозом не один час, и кто знает, что еще в нее вложили? Пока те изменения, которые она в себе замечала, не вызывали протеста. Она стала более выносливой, более гибкой в общении, стала умнее. Она могла полностью управлять собой.
Четыре часа их везли на двух джипах по пустыне. В маленьком аэропорту, расположенном вдали от цивилизации, они сели на военный самолет, который через два часа высадил их в аэропорту Дубая — новом и шикарном, теперь Гульсум его разглядела как следует. После необходимых формальностей она оказалась в салоне самолета, следующего рейсом Дубай — Москва. Она сидела с двумя загорелыми парнями студенческого вида, которые смотрели на нее с любопытством. Один из них хотел пообщаться с ней, начал расспрашивать, кто она такая, откуда, где отдыхала. Гульсум сказала, что она чеченка, и тактично дала понять молодым людям, что не расположена к общению, что очень устала и будет спать. Закрыла глаза и откинулась на спинке стула. Молодые люди больше ее не беспокоили.
В аэропорту, как только она прошла паспортный контроль, ее встретил мужчина в кожаной куртке, джинсах. Он назвал ее по имени и сказал, что они земляки и он специально приехал за ней. По виду не кавказец и никакого акцента. Волосы темно-русые, лет сорок, ничем не примечательная внешность, таких миллион. Он сказал, чтобы Гульсум звала его Борис. Он теперь ее куратор. Девушка и не спрашивала, а только кивнула головой. Он будет курировать ее, помогать ей, давать ей деньги, рассказывать об операциях, в которых она будет участвовать. На поджидавшем такси они добрались до Домодедова и через два часа летели рейсом Москва — Владикавказ. В самолете куратор не расспрашивал ее о лагере, как она предполагала, он только спросил Гульсум, не против ли она и дальше жить в Гудермесе. Нет, она не против. Куратор передал ей пятьсот долларов, пятнадцать тысяч рублей и спутниковый телефон. Мобильная связь в Чечне не работала. Гульсум знала, что такой телефон стоит от пятисот до семисот долларов, но взяла без слов. Теперь она полностью себе не принадлежит, надо с этим смириться.
Во Владикавказе их встретила машина и повезла в Гудермес.
— Почему ты ни о чем не спрашиваешь? — сказал Борис.
— А что вы хотите, чтобы я спросила?
— Да нет, с одной стороны, это хорошо, конечно, но как-то странно. Ты даже не интересуешься, где будешь жить, куда мы едем.
— К Марьям?
— Нет, о Марьям пока забудь, тебе будет не до нее. — Почувствовав недовольство Гульсум, он тут же поправился. — Ну, первое время можешь пообщаться, отдохнешь пару дней, а потом тебе не до этого станет. Хотя даже если тебя не будут долго беспокоить — и такое возможно, то не думай, что это навсегда. Не зря же заплатили за твое обучение.
— Я и не думаю.
— Ну и хорошо. У тебя отдельная квартира в Гудермесе. Туда и едем.
— Хорошо.
Квартира оказалась однокомнатной, в центре города. Комната чистая, светлые обои, ничего лишнего. Кухня, ванная комната с туалетом. В комнате — журнальный столик, диван, два стула, встроенный шкаф. Ну кухне — гарнитур светло-серого цвета: стол, две табуретки, шкафчик. Современная газовая плита. Чайник, посуда, холодильник.
— Там кое-какие продукты, — сказал Борис, показывая на холодильник. — Остальное пойдешь сама купишь. Сейчас в магазинах все есть.
— Хорошо.
— Как было в лагере?
— Нормально.
Борис с интересом посмотрел на нее и сказал:
— До связи.
— До связи.
Куратор ушел, а Гульсум приступила к обследованию ванной комнаты. Небольшое зеркало, новые красивые краны и душ, мыло, шампунь, губка, зубная щетка, паста — все это в пластиковом стаканчике, даже крем для тела и для лица. Большое махровое полотенце, махровый халат. Да, обо мне тут заботятся, видно, делают на меня большие ставки. Ну что ж, наши интересы совпадают, удовлетворенно подумала Гульсум и пустила воду. Она набрала воды, полежала в ванне, вымыла голову, помылась, нашла в шкафу постельное белье, расстелила диван и легла под чистое прохладное одеяло на белую простыню. Глубокий сон тут же навалился на нее. Гульсум отсыпалась два дня, вставая, чтобы взять из холодильника сыр, съесть бутерброд, выпить чаю и снова спать, спать, спать.
Саша проснулся от ярких лучей солнца, открыл глаза и зажмурился. Он посмотрел на часы — девять. Вот и хорошо, что не проспал до полудня, как собирался. Солнце ярко светило в лицо — шторы он вчера закрыть не потрудился. Губы сами растянулись в улыбке. Такого настроения с похмелья у него еще никогда не было. И он знал почему. Во-первых, вчера пили все-таки качественные итальянские напитки, при этом много и хорошо закусывали. Но самая главная причина была, конечно, не в этом. Внизу, в саду, его ждал новый синенький «Фиат», на котором он мог объездить хоть всю Италию, — машину ему дали в полное личное пользование. Еще до конца не проснувшись, он вскочил с кро