Ведущий Михаил Козырев долго говорил о том, какие молодые талантливые группы будут выступать на фестивале, как радио, которое он представляет, их открыло, потом прочитал свои стихи и, увидев, что публике не терпится начать слушать музыку, представил наконец первую группу. На сцену вышла группа «Люмен» и под восторженный рев толпы запела свой главный хит:
Мы с тобою будем вместе,
как Сид и Нэнси, Сид и Нэнси.
— Кто это — Сид и Нэнси? — спросил Дима. Приходилось кричать, чтобы было слышно.
— Сид Вишис — лидер легендарной панк-группы «Секс пистолс», а Нэнси — его любовь, его подруга, — ответила Гульсум. — Я спущусь в танцпол, — улыбнулась она Павлу и Кате, хочу рассмотреть поближе.
Дима поцеловал ее, и Гульсум ушла.
Надо же, даже «Секс Пистолс» знает, подумал Павел. Повернулся к Диме, чтобы похвалить ее, но вдруг увидел такой встревоженный взгляд брата, смотрящего не на сцену, а в толпу, что спросил совсем о другом:
— Ты что? Что с тобой, Дим?
— Я? Нет, ничего, все в порядке, — натянуто улыбнулся Дима. — Не отвлекайся. Когда, кстати, Шурик выйдет?
— Где-то в середине должен. Сказал, что у него самое престижное время. Где-то до или после «Сплина» и «Аукцыона».
Дима нашел наконец глазами Гульсум. Она пробиралась к правому краю тусовки, он понял: она ищет.
Гульсум искала, но найти не могла. Лены не было. Даже несмотря на такое скопление людей, Гульсум была уверена, что найдет ее. С тех мест, где они сидели с Димой, все было видно, было видно каждого зрителя танцпола. Лены не было. Оставалось ждать. Гульсум заняла такое место, откуда был наилучший обзор, и стояла, покачиваясь в такт музыке, со всей толпой.
Вышли «Ночные снайперы».
Я покидаю столицу,
раненой птицей… —
запела Диана Арбенина, и ее поклонницы запустили бумажные самолетики. Это был обычный ритуал фанатов «Снайперов», и Гульсум слышала о нем, когда училась в университете. Ее часто звали на рок-концерты, и она не имела ничего против, но ей не хотелось идти с теми, кто ее приглашал, а идти одной — это уж слишком. В одиночестве она предпочитала ходить в консерваторию.
И вот она на рок-концерте, но совсем по другому поводу. Ей не до музыки. Хотя музыку она прекрасно слышит. И даже как-то отчетливо слова рок-певцов врезаются в сознание. «Ночные снайперы» закончили выступление, и вышла группа «Би-2».
Где же Лена? Гульсум опять заметалась в толпе. Время шло, и оно работало против нее. Оно работало против всех. Слова песен, которые доносились до нее сквозь ее волнение и ее воспаленный мозг, звучали символично. Лева из группы «Би-2» манерно пел, и весь зал подпевал ему:
«Сокол» не вышел на связь —
что-то с тобой приключилось…
Может, ты просто меня разлюбила?
«Сокол» не вышел на связь.
Смелым — секретное средство:
способ остаться в живых — бегство.
Нет, это не подходящий способ, спокойно ответила Гульсум вслух группе «Би-2». Плохой и нереальный. Она должна найти Лену. Вперед! Время еще есть. Гульсум протискивалась сквозь толпу, толкая юношей и девушек. Никто не говорил ни слова, никто не толкал ее в ответ, не грубил. И в этом не было ничего необычного. На хороших рок-концертах в танцполе всегда толпа, и кому-то всегда не стоится, не танцуется на одном месте. Шастают взад-вперед с пивом, с кока-колой. При этом остальная публика держится в отношении беспрестанно снующих толерантно. И такова культура рок-концертов. Это идет еще от первых крупных концертов на Западе, от хипповских рок-фестивалей. Современная молодежь интуитивно подхватывает давно сложившуюся культуру отношений.
Поэтому никто не удивлялся бесконечным перемещениям Гульсум, не злился на туда-сюда снующую брюнетку. Она пробиралась между публикой. Молодые люди, к которым она тесно прижималась, улыбались ей, девушки смотрели с интересом — таких восточных красоток на рок-концертах они видели нечасто.
Гульсум была вся мокрая от пота. Но усталости она не чувствовала. Она не могла сориентироваться, сколько прошло времени, и только удары сердца отсчитывали ей время. Они раздавались все громче и громче, и никакие децибелы не могли их заглушить.
Зачем топтать мою любовь?
Ее и так почти не стало.
Я разбиваю руки в кровь,
я не сошел с ума — так надо, —
пели «Смысловые галлюцинации», а Гульсум судорожно думала: а может, это она сошла ума? Может, все это зря? Никакой Лены нигде нет, а она мечется как сумасшедшая по «Лужникам». Скоро охранники обратят на нее внимание.
«Смысловые галлюцинации» запели свой знаменитый хит «Вечно молодой, вечно пьяный», на сцене вспыхнули фонтаны фейерверка, публика завизжала, и в свете вспышки перед Гульсум вдруг высветилось знакомое лицо. Что это? У нее глюк? Да это же Марьям! Марьям!
Гульсум бросилась к ней. Марьям стояла, слегка покачиваясь и глядя прямо перед собой.
— Марьям! Ты меня слышишь? Это я, Гульсум!
Марьям медленно перевела глаза на Гульсум. На лице появилось подобие улыбки. Но времени у Гульсум не было. Надо было продолжать поиски.
— Стой здесь, не теряйся, я вернусь к тебе! — крикнула Гульсум и опять исчезла в толпе.
Пробираться стало гораздо трудней, потому что на сцену вышел «Сплин». Ряды тусовки стали еще плотнее. Но Гульсум все же удавалось протискиваться сквозь потные тела. Тела дергались быстрее, толкая Гульсум. Парень посадил свою девушку на плечи, и ее нога ударила Гульсум в щеку. Но боли не чувствовалось. Где же она? Где?
Думают люди в Ленинграде и Риме,
что смерть — это то, что бывает с другими,
что жизнь так и будет крутить и крутить колесо.
Слышишь: на кухне замерли стрелки часов?
Гульсум остановилась. Все поплыло у нее перед глазами. Колени задрожали и подкосились. Но она настолько была плотно прижата к мокрой спине спереди и такой же мокрой груди сзади, что не упала. Она хотела крикнуть, но крик застрял в груди. Голова кружилась. Все кружилось перед ней. Она закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Эти остекленевшие глаза, этот взгляд в никуда. Марьям…
Все это ложь…
Что-то случилось, но нам ничего не сказали.
Женщину в зрительном зале
бросило в дрожь, —
слышала Гульсум. Васильев пел о ней, только ее бросило не в дрожь, а в холодный пот. И в ужас.
Кто-то летает кругами над детской площадкой,
весь начиненный взрывчаткой.
Весь начиненный взрывчаткой. Начиненный взрывчаткой. Марья-а-а-а-м!
Лица мелькали перед ней, как фантомы. Локти, плечи, кулаки, груди, лица. Доносились крики боли — Гульсум орудовала всем своим ловким телом, как могла. Кто-то испытал на себе ее ловкость и решительность и теперь, согнувшись, ловил ртом воздух. И вот наконец она, Марьям.
— Где?!! — закричала Гульсум.
Марьям молча смотрела на нее и улыбалась. Гульсум со всего размаха ударила ее по щеке.
— Где, Марьям?!!
Толпа хоть и была плотной, но, как могла, отстранилась от сумасшедшей девицы, которая напала на свою подругу.
Марьям приложила руки к груди.
— На тебе? На тебе пояс?! — закричала Гульсум.
Марьям покачивала головой в такт песни.
Тянутся долго и долго секунды,
тянутся долго и долго секунды.
Ты меня ждешь?
Гульсум вдруг подумала о Диме. Как давно она его не видела!
Гульсум приложила ладони к глазам Марьям и сильно надавила пальцами на глазные яблоки. При этом крикнула ей в ухо:
— Марьямчик, сейчас мы спокойно выходим отсюда и идем в туалет. Ты очень хочешь в туалет. Пошли со мной. — Гульсум взяла ее за руку. — Марьямчик, ты держишь меня за руку и идешь за мной.
Рука Марьям крепко сжала руку Гульсум. Гульсум опять стала пробираться сквозь толпу. Теперь она пыталась улыбаться тем, кому опять не давала спокойно наслаждаться музыкой. Гульсум чувствовала руку Марьям. Они пробирались к выходу. Становилось все свободнее. Гульсум посмотрела туда, где должен был быть Дима и увидела его, стоящим и высматривающим ее. Она уже вышла из толпы, и Дима увидел ее. Гульсум подняла руку, сложив пальцы кружочком: все о’кей, не волнуйся. Дима кивнул, но продолжал стоять и смотреть на нее.
Перед самым выходом предстояло пройти охранника. Он не должен был их остановить — зрители выходили в буфет, покупали пиво в пластиковых бокалах и возвращались. Охранник давал им контрамарку, чтобы их впустили назад. Гульсум не сомневалась, что все будет чисто. Марьям пребывала в трансе и под гипнозом, она легко подчинялась ей. Пояс шахида сам по себе, если его не привести в действие, не взорвется.
Охранник протягивал контрамарки. Гульсум взяла и оглянулась на Марьям. Охранник протягивал ей контрамарку. Марьям, непонимающе глядя на него, взяла контрамарку. Охранник смотрел на нее с подозрением.
Они вышли в фойе, и Гульсум облегченно вздохнула. Она оглянулась на охранника. Он смотрел им вслед. Они по-прежнему держались за руки.
Гульсум успела подавить крик от неожиданной боли в запястье. Марьям вырвалась и бросилась к дверям.
— Марьям! Стой!
Но ее подругу остановил милиционер, встав перед ней грудью. В два прыжка Гульсум подлетела к выходу и одним резким ударом заставила милиционера согнуться в поклоне перед ней.
— Марьям!
Но та уже бежала по большой площадке, направляясь к железным воротам. Гульсум успела заметить только кабель телевидения, о который споткнулась Марьям.
Гульсум отбросило взрывной волной на несколько метров. Она открыла глаза и увидела милиционера, который, сидя на коленях, о чем-то говорил по телефону. «В воздухе тают осколки разбитой посуды, тянутся долго и долго секунды», — вспомнила Гульсум все ту же песню, посмотрев на разбитые взрывом стекла.