етке, к нему спиной, сидели мужчина и женщина. Обнимались. Были видны их головы. Потом голова женщины скрылась из вида. Кабаков взобрался на переднюю палубу и лег у лобового стекла так, чтобы рубка загораживала его от пирса. Стекло было наглухо задраено. А вот и люк.
С помощью отвертки Кабаков вынул из крышки люка пластину толстого прозрачного пластика, служившую иллюминатором. В образовавшееся отверстие как раз проходила рука. Засунув ее внутрь, он отпер замок и стал ощупывать края люка, пока не обнаружил контакты датчиков сигнализации. Мысленно он старался представить себе, как идут провода, а тем временем его пальцы прощупывали эти провода под мягкой обивкой внутренней стороны крышки. Переключатель находился на комингсе[43], и выключенным его держал магнит на крышке люка. Значит, надо отсоединить магнит от крышки и подержать его точно над переключателем. Только бы не уронить! Теперь осторожно откроем люк. Только не зазвони, не зазвони… не зазвони!
Он спрыгнул во тьму передней каюты и закрыл люк, вернув иллюминатор и магнит на место.
Кабаков был доволен. Боль от поражения, которое он потерпел в доме Музи, несколько утихла. При свете карманного фонарика он отыскал блок управления сигнализацией и отключил батареи. Сэпп установил на катере тщательно продуманную систему охраны. Таймер позволял ему уходить с катера, не выключая сигнализацию, а управляемый магнитом переключатель на обшивке катера — спокойно взойти обратно на борт.
Теперь Кабаков мог свободно передвигаться по судну. Быстрый осмотр передней каюты не выявил ничего необычного, кроме целой унции высококачественного кристаллического кокаина и специальной ложки, чтобы его нюхать.
Он выключил фонарик и открыл люк, ведущий в салон. Свет фонарей, освещавших пирс, проникал сюда сквозь иллюминаторы, так что здесь было не так темно. Неожиданно в руке Кабакова оказался «парабеллум» со взведенным курком — до выстрела оставалась малая доля секунды.
Что-то в каюте двигалось. Вот движение повторилось снова — едва заметное, но настойчивое, вот опять… Что-то темное мелькало у самого иллюминатора. Кабаков лег на пол у сходного трапа, чтобы получше рассмотреть движущийся силуэт против идущего из иллюминатора света. И улыбнулся. Это был маленький сюрприз, приготовленный Сэппом для непрошеного гостя, явившегося на катер с пристани: очень дорогой электронный сканер новейшей модели. Он бдительным оком оглядывал кокпит, готовясь в любую минуту включить сигнализацию. Кабаков подошел к нему сзади и выключил.
Он обыскивал катер целый час. В потайном отделении у штурвала он обнаружил бельгийскую автоматическую винтовку и револьвер. Но здесь не было ничего, что доказывало бы, что сам Сэпп или суденышко Сэппа замешаны в перевозке пластиковой взрывчатки.
И только в отделении для морских карт он нашел то, что искал. Глухой удар о нос катера прервал его поиски. Шлюпка! Сэпп возвращается. Кабаков проскользнул в переднюю каюту и протиснулся в самую узкую часть носового отсека.
Наверху открылась крышка люка. Появились ноги. Сэпп не успел спуститься — голова его оставалась еще снаружи, когда Кабаков нанес ему удар каблуком в солнечное сплетение.
Когда Сэпп пришел в себя, он обнаружил, что лежит на одной из двух коек, связанный по рукам и ногам, а рот у него заткнут носком. Фонарь, подвешенный к потолку, бросал вниз желтый свет, от него шел сильный запах керосина. Кабаков сидел на койке напротив, курил сигару и чистил ногти штычком, которым Сэпп колол лед для напитков.
— Добрый вечер, мистер Сэпп. Как ваша голова — прояснилась? Или, может, мне вас водичкой облить? Все нормально? Двенадцатого ноября вы забрали груз пластиковой взрывчатки с сухогруза неподалеку от побережья Нью-Джерси. Мне нужно знать, кто был с вами и где теперь эта взрывчатка. Никакого другого интереса к вам лично я не испытываю.
Если вы все мне расскажете, ничего дурного с вами не случится. Если нет — я вас так отделаю, что будете мечтать о смерти. Останетесь слепым и немым калекой. Как думаете — стоит мне сейчас причинить вам боль, чтобы убедить вас, что я говорю серьезно? Полагаю — не стоит. Сейчас я вытащу носок у вас изо рта. Если вы закричите, уверяю вас, я сразу же дам вам повод закричать еще громче. Вы меня поняли?
Сэпп кивнул. Потом стал отплевываться.
— Кто вы такой, черт бы вас побрал?!
— Это вас не касается. Расскажите про взрывчатку.
— Я про это ничего не знаю. У вас на меня компромата нет.
— Не надо рассуждать, как законники, мистер Сэпп. От меня вас никакой закон не защитит. Кстати говоря, люди, на которых вы работали, не связаны с уголовниками. В этом смысле вам незачем их покрывать.
Сэпп ничего не ответил.
— Вас разыскивает ФБР по обвинению в контрабанде. Очень скоро к списку добавится и обвинение в массовом убийстве. Там было много взрывчатки, Сэпп. Она убьет множество людей, если вы не скажете мне, где она. Смотрите на меня, когда я с вами разговариваю!
— Поцелуй меня в задницу!
Кабаков встал с койки и снова затолкал носок в рот Сэппу. Схватил Сэппа за волосы и прижал его голову затылком к деревянной переборке. Острие штычка слегка прижалось к уголку выпучившегося от страха глаза Сэппа. Из груди Кабакова вырвался рык, когда, убрав штычок от глаза, он с размаху вонзил его Сэппу в ухо, пригвоздив мочку к перегородке. Лицо Сэппа стало белым как мел, и каюту заполнил отвратительный запах.
— Вам в самом деле следует смотреть на меня, когда я говорю с вами, — сказал Кабаков. — Вы готовы сотрудничать? Моргните, если да. Умрите, если нет.
Сэпп моргнул, и Кабаков вытащил носок.
— Я не был там. Я не знал про взрывчатку.
Кабаков верил, что это скорее всего правда. Сэпп был ниже ростом, чем тот человек, которого описал помощник капитана «Летиции».
— Но ваш катер там был, — сказал он.
— Да. Но я не знаю, кто на нем ходил. Нет! Не надо! Честное слово, я не знаю. Послушайте, мое дело — ничего не знать, бизнес у меня такой. Я и не хотел знать.
— Как с вами связались?
— Какой-то человек позвонил мне в конце октября, на последней неделе. Он хотел, чтобы я подготовил катер. Чтоб он был готов к отплытию в любой момент в течение недели начиная с восьмого ноября. Он не назвался, а я и спрашивать не стал. — Сэпп поморщился от боли. — Ему надо было узнать несколько вещей про катер. Не очень много. Спросил, сколько движки прошли и есть ли какая новая электроника на борту.
— Новая электроника?
— Ага. Я сказал ему, «Лоран»[44] у меня не работает… Ради Бога, вытащите эту штуку из моего уха!
— Ладно. Проткну другое, если поймаю на вранье. Этот человек, который звонил, он что, уже знал ваш катер?
— Уф-ф! — Сэпп помотал головой и скосил глаза, словно пытался разглядеть свое ухо. — Думаю, он знал мой катер, по разговору похоже было, что знал. Чтобы катер снять, ему один задаток в тысячу баксов обошелся. Я деньги через два дня по почте получил, в баре «У Суини», в Асбери-Парке.
— Конверт сохранился?
— Нет. Обыкновенный простой конверт. Нью-йоркская марка.
— Он еще раз звонил?
— Ага. Уже в ноябре. Числа десятого. Катер ему нужен был на двенадцатое, во вторник. Деньги были доставлены к Суини в тот же вечер.
— Сколько?
— Две тысячи за катер, шестьдесят пять — залог. Все чистоганом.
— Как их доставили?
— Таксист привез их в корзине для пикника. Сверху еда лежала. Через несколько минут опять по телефону позвонили. Тот же парень. Я ему объяснил, откуда катер забрать.
— Вы так и не видели, как он его забрал, как вернул?
— Нет.
Сэпп описал эллинг на Томз-Ривер.
В рюкзаке у Кабакова была с собой фотография Фазиля и фоторобот женщины, запаянные в резиновую перчатку. Он вытащил их и показал Сэппу. Взглянув на них, Сэпп отрицательно помотал головой.
— Если вы все еще думаете, что я выходил с ними на катере, то у меня на этот день алиби есть. Зубной врач мне зубы лечил. В Асбери-Парке. У меня квитанция имеется.
— А как же, конечно, имеется, — сказал Кабаков. — Давно у вас этот катер?
— Давно. Восемь лет.
— А другие владельцы у него раньше были?
— Мне его на заказ построили.
— А как вы залог вернули?
— Положил деньги в ту же корзинку и оставил в багажнике моей машины рядом с супермаркетом. Ключ от багажника под ковриком в салоне оставил. Кто-то корзинку забрал.
На карте прибрежных вод Нью-Джерси, которую Кабаков обнаружил в ящике для морских карт в рубке Сэппа, аккуратной черной линией был проложен курс до места встречи, отмечено время отплытия, а рядом с черной линией — время прохождения каждого отрезка пути. Здесь же — карандашные записи пеленгов, взятых по двум радиомаякам — по три отсчета на каждый.
Держа карту за края, Кабаков поднес ее под фонарь, так чтобы Сэппу было ее хорошо видно.
— Это вы помечали карту?
— Нет. Я не знал, что она здесь, на катере, не то я бы от нее избавился.
Кабаков достал из ящика другую карту — прибрежные воды Флориды.
— А на этой вы курс прокладывали?
— Да.
Кабаков сравнил карты. Почерк у Сэппа был совсем другой, и он брал только по два пеленга на каждый маяк. На карте Сэппа было помечено восточное время. На карте прибрежных вод Нью-Джерси время встречи с «Летицией» было намечено на 21.15. Это озадачивало. Кабаков знал, что катер береговой охраны заметил быстроходку рядом с сухогрузом в 17.00 по восточному времени. Она к этому времени должна была простоять там уже несколько минут, перегружая взрывчатку к себе на борт, так что встреча могла начаться в 16.15 или 16.30. А на карте она помечена пятью часами позже, чем на самом деле имела место. Почему? Время отплытия от Томз-Ривер и время прохождения отдельных участков курса тоже указаны на пять часов позже. Бессмыслица какая-то. Да нет, не бессмыслица! Человек, которого разыскивал Кабаков, пользовался не восточным временем, а средним гринвичским — штурманским, каким пользуются летчики!