– Я сделаю. Понадобится наносекундный синхронизатор и аппаратура «динго».
– Все, что необходимо.
Глаза Маттера заблестели, он порозовел, начиная оживать.
– Если нас раскусят…
– Не все ли равно? – ухмыльнулся Ландсберг неумело, отчего лицо его приобрело странное выражение детской печали. – Когда-то все равно придется расплачиваться за все содеянное, днем раньше, днем позже…
– Лучше позже. – Маттер вспомнил о жене, помрачнел. Но долго каяться и думать о своих ошибках он не мог. Его ждала увлекательная работа, и это сейчас было главным событием в жизни.
Исследовательская станция Института пограничных физических проблем «Марго-2» подчинялась собственному суточному циклу, поэтому в отличие от других поселений человечества на Меркурии и вокруг него время на станции совпадало с земным европейским на долготе Екатеринбурга. Если сотрудники большинства станций и жители купольных городов еще спали, то экипаж «Марго» уже работал.
Готовился очередной запуск в дыру эйнсофа. Предстояло послать спецгруз – два десятка МК и аннигиляционную бомбу тротиловым эквивалентом в пятьдесят тысяч мегатонн. Если бы такая бомба взорвалась на Земле, человеческая цивилизация прекратила бы существование. Однако санкции на проведение эксперимента были подтверждены на самом высоком уровне: «добро» дали Служба безопасности, СЭКОН и Совет безопасности ВКС. Поэтому команда Ландсберга работала в обычном режиме, словно собиралась запустить в эйнсоф футбольный мяч, а не колоссальной мощности супербомбу.
В семь часов «утра» – по времени станции – последние приготовления к запуску были закончены, и связка «пакмака», на борту которой располагались не только взрывные устройства, но и научно-исследовательская аппаратура, датчики состояния и видеозонды, была выведена на орбиту вокруг Меркурия с таким расчетом, чтобы ее можно было «одним толчком» направить в черный «тоннель» эйнсофа. Видеозонд с добавочным содержимым, установленным заговорщиками – Ландсбергом и Маттером, тоже находился в недрах центрального когга «пакмака», но связь имел только с начальником центра. О его функциях никто из персонала станции не догадывался.
В семь часов четыре минуты все службы провели перекличку и приготовились к запуску. В эфире установилась тишина.
С высоты в пятьсот километров шар эйнсофа, окруженный спиралями призрачного свечения, действительно казался зрачком исполинского глаза, рассматривающего планету под ним и одновременно Солнце и космический флот человечества пристально и угрюмо. Казалось, он знал, что произойдет, хотя людей предупреждать не спешил.
Ландсберг и Маттер, сидящие в рядом расположенных кокон-креслах управления в главном зале станции, посмотрели друг на друга.
Ландсберг поежился; на его обычно властно-презрительном лице поселилась странная неуверенность, и Герхард почувствовал себя неуютно. Попытался улыбнуться:
– Страшно, черт побери!
– Ничего уже нельзя вернуть.
– Да я не об этом. Странно, что мы пошли против…
– Заткнись! Потом поговорим. Возможно, мы делаем большую глупость.
– Если уж что и делать, – хохотнул Герхард, – то как раз большую глупость. Отец теории относительности говорил, что существуют две бесконечности – Вселенная и глупость, но при этом он не был уверен в бесконечности…
– Глупости?
– Вселенной.
– Черт с ним, он жил в другое время, и у него были свои тараканы в голове. Начинаем?
Маттер потер вспотевшие ладони.
– Начинаем!
– Внимание! – повысил голос Ландсберг. – Запуск!
Связка тростинок «пакмака», освещенная прожектором спейсера «Конунг», пришла в движение, начала падать в струящееся марево эйнсофа. А вслед за ним вдруг метнулась неизвестно откуда взявшаяся искорка, то пропадающая, то возникающая вновь.
– Что это?! – удивился Маттер. – Ты еще один зонд решил запустить?
– Увеличение! – бросил оператору озадаченный Ландсберг.
Вариатор вырезал колечко в общем поле изображения, развернул с увеличением в два десятка раз.
– Богоид! – ахнул Маттер.
– Глазастый! – глухо проговорил Ландсберг. – Какого рожна ему здесь надо?
– В свое время Клим Мальгин говорил, что богоид представляет собой нечто вроде контролера вселенской службы безопасности. С другой стороны, это реализованный орилоунами принцип оптимизации высокоэнергетических процессов. Он всегда появляется в тех местах, где предполагается некое нарушение энергоинформационной стабильности вакуума.
– Мы наблюдали за ним не один раз… и ничего особенного не случалось.
– Может быть, не случится и нынче.
– Может быть? Значит, ты не уверен в своих теоретических предпосылках развертки нового «стринга»?
– Я не минер, могу ошибаться поэтому не один раз.
– Давай остановим эксперимент.
– Поздно.
«Пакмак» с грузом разнокалиберных взрывных устройств и с чашей «суперструны» на борту вонзился в черный зрачок эйнсофа, пропал из глаз. Его видеокамеры, показывающие до этого момента приближающийся вихрь свечения и пульсирующую черную сферу, мгновенно перестали передавать изображение, словно их отключили. Перестали передавать информацию и разнообразные датчики полей и излучений. Впрочем, такое случалось каждый раз, как только аппараты землян пересекали некую границу – горизонт эйнсофа, из-под которого не мог вырваться ни один электромагнитный сигнал. В этом плане эйнсоф ничем не отличался от черной дыры, гравитация которой удерживала внутри сингулярности даже лучи света. Хотя черной дырой эйнсоф не был, и его физическая «жадность» имела другую причину.
Начался отсчет времени с момента исчезновения «пакмака».
На цифре «девять» маленькая черная точка над поверхностью Меркурия внезапно увеличилась в размерах, стремительно распухла, поглощая видеозонды самого близкого пояса наблюдения. Непонятная ударная волна, «качнувшая» даже вакуум, прянула от эйнсофа во все стороны, так что сбились с орбит и траекторий практически все сооружения людей, в том числе и станция «Марго-2».
А затем началось феерическое светопреставление, описать которое человеческий язык мог только приближенно.
Гигантская – до шестисот километров в диаметре! – сфера вскипела черными фонтанами. Каждый фонтан достиг высоты в сто и более километров, испустил яркий луч – преимущественно синего цвета. Сфера на несколько мгновений превратилась в подобие елочной игрушки и… лопнула! Космос над Меркурием засверкал, словно некий гигант устроил для наблюдателей красочный фейерверк.
Но это было еще не все.
Шары света унеслись в пространство, сбивая по пути аппараты людей, погасли.
Эйнсоф сжался в необычную ажурную трубу, из торцов которой ударили два призрачно-фиолетовых луча, а по этим лучам, как по струнам, заскользили один за другим черные шары, один меньше другого. Один луч вонзился в поверхность Меркурия, проделывая в его породах глубокую дыру. Второй достиг Солнца, утонул в невообразимо плотном сиянии фотосферы.
Луч, упиравшийся в горный рельеф Меркурия, истончился, втянулся в цилиндр, который начал сокращаться и трансформироваться в шар. Затем этот шар заскользил по лучу вверх – впечатление складывалось такое, будто он был мячиком, а луч резинкой, – и скачком метнулся на «резинке» к Солнцу! А вместе с ним прекратился и гравитационно-электромагнитный шторм, ломающий земную технику в окрестностях Меркурия.
Несколько секунд в эфире царила полная тишина.
Потом на уши руководителей эксперимента обрушился шквал голосов:
– Он исчез!
– Эйнсоф улетел!
– Тревога спасательному флоту! Разрушены станции «Олма» и «АСТ»! Требуется помощь!
– Мы падаем!
– У нас взорвался генератор!
– Прошу помощи!
– Есть жертвы!
– SOS! Мы не продержимся больше пяти минут!..
– Боже мой! – проговорил Маттер дрожащим голосом. – Я не подумал, что он начнет «отстегивать» лишние измерения…
– Эйнсоф исчез? – со странной надеждой в голосе осведомился Ландсберг.
– Не знаю…
И словно в ответ на его слова раздался голос кого-то из наблюдателей:
– Эйнсоф обнаружен! Он застрял в фотосфере Солнца. Даю картинку.
Автоматика вывела изображение светила на центральный виом, притушила его накал, и на зернистой пламенной стене Солнца люди увидели черное пятнышко.
– Он не сколлапсировал… – пробормотал Ландсберг с разочарованием.
– Он и не мог свернуться, я же говорил.
– Ты столько говорил всякого разного, что не знаешь, чему верить.
– Мне самому порой трудно, – признался ученый. – А чего ты ждал от запуска чаши? Надеялся, что эйнсоф превратится в черную дыру?
– Я надеялся, что он исчезнет навсегда.
– Этого не произойдет еще сотни и тысячи лет. Разве Леон не докладывал тебе, что эйнсоф сохранился аж до пятьдесят шестого века?
– Рассказывал… и все же я верил…
– Странный ты какой-то, Казимир, потерянный, как и я. Неужели это Аристарх на тебя так повлиял? Мозги наизнанку вывернул? Если уж на то пошло, довольствуйся тем, что доступ к эйнсофу теперь весьма ограничен. Близко к Солнцу наши спейсеры не подлетят.
Ландсберг вздохнул. В нем боролись два противоположных чувства: сожаление по поводу того, что эксперимент не удался в полной мере, эйнсоф не превратился в черную дыру, и какая-то мстительная радость, что никому больше не удастся этот эксперимент повторить.
Через три часа паника в районе Меркурия улеглась, Спасательная служба эвакуировала всех пострадавших, собрала в космосе обломки разрушенных станций, и в эфир вернулась обычная пульсация человеческих переговоров.
Ландсберг и Маттер не участвовали в спасательных рейдах, они готовили отчет руководству института и СЭКОНа, из которого уже потребовали объяснений по поводу случившегося.
– Итак, давай еще раз уточним, что произошло, – предложил Ландсберг, допивая очередную чашку кофе.
– Образовался странный аттрактор…
– Только обойдись без головоломных терминов, я плохо соображаю.