– Только не у меня, Микаэль, так и можешь передать Мансуру! Перспектива отправиться в место сборки меня не пугает, давно уже не пугает!
– А твою сотрудницу? Мы можем повторить попытку.
– Можете, но такова жизнь, – спокойно парировала Сессилия.
– Твои племянники?
– Племянники моего мужа, я отношусь к ним с симпатией, но не больше. – Собеседница Родригеса была абсолютно невозмутима.
У него пересохло в горле: «Проклятая Сэс!»
– Итак, я повторяю мои условия: я передам Кафрави зеркало из рук в руки!
– Зеркало у тебя?
– Да, только мне нужно время.
– Ты блефуешь?
– Докажи, – равнодушно заявила Сессилия.
У Микаэля вспотели руки.
– И еще, – Сессилия говорила, словно вбивала гвозди, – мне нужна вся сумма!
– А моя доля?
– Я тебе заплачу твои гонорары, хватит на скромную жизнь в течение года.
– Я не хочу скромной жизни! – возмутился Микаэль.
– Придется привыкать в любом случае, после можешь вполне попросить социальной помощи.
У Родригеса в глазах потемнело:
– Как ты смеешь!
– Смею, Микаэль, смею! Ты знаешь, жизнь меня очень хорошо научила играть в крестики-нолики. Если я для кого-то нолик, то я умею вовремя поставить на этом человеке крестик! И на тебе крестик я поставила давным-давно. Ты знаешь мои условия, других не будет, об организации встречи мы договоримся позже.
– Ты мне мстишь, но ты же знаешь, что я не мог остановить Мансура!
– Это все прошлое, я тебе сказала, что я давно перевернула страницу. Сейчас мы говорим о делах, и бизнес есть бизнес.
Микаэлю было не по себе от уверенного тона Сессилии. Надо было решить, как действовать. Судьба явно насмехалась над Микаэлем Родригесом. Сэс решила оставить его с носом! Старуха и в молодости-то была своенравной, что уж говорить о сегодняшнем дне! А Кафрави не уймется, пока не получит свое. И какой черт его дернул участвовать в забеге? Но ему срочно понадобились деньги, большие деньги.
Микаэлю не впервой было оказываться на мели. Деньги он любил, но считать их не умел. Тем более в жизни было столько соблазнов. Родригес любил все, что стоило не просто дорого, а очень дорого. Он любил самые лучшие отели, предпочтительно на островах, самые большие яхты, самые изысканные рестораны, самые уникальные вина, самую дорогую одежду, самых роскошных женщин… Список можно было продолжать и продолжать. Поэтому кошелек Микаэля был с огромными черными дырами.
Услышав об охоте, он решил, что вот он, его шанс. До этого больше двух лет ловил ветер, как корабль в паруса, но ничего не получалось. То ли корабль жизни разворачивался в ненужную сторону, то ли паруса судьбы заклинило. Он уже растратил все свои нехитрые запасы и приготовился к худшему. Непривычные мысли вроде той, что он просто-напросто неудачник, лузер, случайный гость на празднике жизни, зашевелились в голове. Все переменилось в один миг, как только он услышал о поисках Кафрави. Связался с Мансуром и понял, что тот готов на все.
Теперь же звонить Кафрави и передавать ему условия Сессилии не хотелось, но выбора у него не было.
Микаэль тряхнул головой, подбадривая себя. У него появилась неожиданная идея.
«Ну что ж, Сэс, мы еще посмотрим, кто кого!»
Москва, сентябрь 1589 года
На воротах имения стояли два стражника. Увидев Федора, они поклонились и пропустили его внутрь, Арина пронеслась вперед. Навстречу им попалась молодуха, увидев вошедших, она только всплеснула руками:
– Ой, барин, страх-то какой!
Во дворе столпилось непривычное количество народу. На лицах людей читалась какая-то странная оцепенелость. Слышались всхлипы, взволнованные голоса, и глаза всех были направлены к конюшне. Без слов Басенков прошел в широко распахнутые двери. Первым увидел стражников, надежно державших конюха. Руки Степана были заломлены за спину. Синяк, медленно растекающийся по всей правой стороне лица, взлохмаченные волосы, распухшая нижняя губа и полуоторванное ухо конюха говорили о том, что не так-то просто было его скрутить. Труп Семена застыл в неловкой позе неподалеку.
Федор, не говоря ни слова, подошел к погибшему. Посмотрел на остекленевшие глаза, приоткрытый рот с засохшей струйкой крови и страшную рану на груди, оставленную, по всей видимости, вилами. Оглядел внимательно конюшню, пытаясь запомнить все детали. Но ничего особенного ему в глаза не кинулось. Вилы, послужившие орудием убийства, были небрежно брошены рядом с трупом слуги Шацких. Вокруг все было перевернуто вверх дном и натоптано так, что никаких особенных следов было не различить.
Подьячий разочарованно вздохнул. Перевел взгляд на конюха, который, еле шевеля распухшими губами, ошарашенно твердил:
– Не убивал я, не убивал!
Толоконников же, поклонившись Федору, неторопливо, словно забивая гвозди, произнес:
– А кто же, как не ты?! Противники вы известные, вот, видать, и не сладил сам с собой. На конюшне ты один!
– Надо сначала выслушать Степана, а потом решать, – твердо заявил Басенков.
Степан, подбодренный неожиданной поддержкой, нашел в себе силы внятно проговорить:
– Неправда ваша, любой человек мог на конюшню зайти! Да и не было меня тут, я лошадей ходил поить, любого спросите.
Дворовые загомонили. Один из них, пожилой мужик с обвисшими седыми усами и багровым носом, осмелился все-таки вступиться за конюха:
– Все видели, как Степан коней поить водил. Когда он уходил, Семена живым видели, – глухим басом забубнил он, – и Степка после того, как Семена нашли, вернулся.
– Ты, Гриня, сказки не рассказывай.
– И вовсе не сказки. А правду я говорю, – не сдавался дворовый.
Смерды загомонили, и Толоконников, чувствуя, что теряет инициативу, заметно растерялся.
– Я думаю, что вина Степана не доказана, – настойчиво повторил Федор, – тем более если слуги могут подтвердить, что он отсутствовал в момент смерти.
– Они с Семкой враги известные, – все-таки попытался Никифор Щавеевич настоять на своем.
– Насколько мне известно, обожателей у Семена было немного, а вот врагов больше чем достаточно. – На этот раз голос Федора прозвучал гораздо жестче, Арина с благодарностью посмотрела на него, но сама держалась в стороне.
Толоконников возражать не посмел и нехотя сделал знак рукой стражникам:
– Отпустите, – и добавил, обращаясь к Степану, – твое счастье, подлец, да только гляди у меня!
– А я и гляжу! – с откровенной ненавистью парировал конюх.
– Расскажите, что произошло? – приказал Федор.
Дворовые снова загомонили. Из обрывков фраз и спутанных ответов Федору удалось понять, что Семена все видели живым в последний раз после обеда. Никто не знал, что он делал на конюшне. Хотя учитывая то, что Степан ушел поить лошадей, конюшня была идеальным местом для тайного свидания. Оставалось узнать: с кем? Кроме того, настойчивость, с которой Толоконников пытался засудить невиновного, Федора насторожила. Но, с другой стороны, вражда двух дворовых стала уже притчей во языцех, и ничего удивительного в выводах управляющего не было.
Федор еще раз окинул взглядом помещение. Задерживаться здесь не имело смысла. Бросив последний взгляд на то, что осталось от Семена, он развернулся и вышел из конюшни. Толоконников последовал за ним, оставив Агафью наводить порядок.
– Что прикажете делать? – подобострастно поинтересовался он.
– Пока ничего, уберите тело и наведите порядок, а я писаря моего пришлю, он со всех показания и снимет.
Толоконников поклонился и удалился. К Федору приблизилась Арина:
– Спасибо, что отозвался, – схватила она его за руку, – пойдем, а то лица на тебе нет, устал совсем, накормить тебя надо.
Федор так удивился, что кто-то, кроме дяди, собирается о нем заботиться, что без слов дал себя завести в небольшую горницу, примыкающую к трапезной.
– Садись за стол и подожди, сейчас вернусь, – почти приказным тоном заявила девушка, а ему это даже понравилось.
Действительно, через несколько минут Арина вернулась с подносом в руках, следом за ней с кувшином следовала Настя Шацкая. Девушки быстро поставили перед Федором посуду с кусками холодной курицы, положили ломти смазанного смальцем хлеба, сметану и пироги с брусникой.
– Здравствуйте, вот откушайте, не обидьте, – мягко произнесла Настя, – и спасибо вам за Степана, выручили вы его, и за Аню спасибо!
– А за Аню-то за что? – удивился Федор, только сейчас почувствовавший, насколько он проголодался.
– Что родителям ее секрет не выдали, – краснея, произнесла Настя.
– Она тебя в монастырь понуждает идти, а ты ее все защищаешь! – возмутилась Арина.
– Кто кого понуждает в монастырь идти? – поинтересовался Федор, уплетая за обе щеки удивительно вкусное мясо и свежий хлеб.
– Да Анька все не знает, как Настю с рук сбыть! – возмущенно проговорила Арина.
– А, так поэтому ты тогда под дверью подслушивала? – рассмеялся Федор.
– Да, я ее понимаю, Аню-то, – грустно произнесла Настя, – не виновата она, что ко мне сваты не едут. И Егора она пуще жизни любит. Почему тятенька упирается? Не хочет младшую раньше старшей выдавать, а по мне, так какая разница. Каждому свой срок, и у каждого своя судьба! Никакого позору в этом нет. Правда ведь?
– Так оно и есть, – согласился Федор, – у каждого своя судьба.
– Не везет мне, да только в монастырь я не могу. Туда же надо идти, если ничто земное тебе не любо и хочешь ты принцу небесному свою любовь отдать, а не потому, что сваты не едут! Может, счастье мое запоздало или заблудилось, а уйду в монастырь, так и вовсе меня не найдет, а я ведь очень сильно буду моего суженого любить, всю себя без остатка отдам, какой бы ни был… – всхлипнула Настя и вытерла рукавом покатившиеся из глаз слезы.