Мальчишка и рад был стараться. Припустил, только пятки засверкали. Дорога на самом деле оказалась короткой. За третьим углом показался аккуратный, но стоявший чуть в стороне от остальных домишко.
– Там Мелентьевна живет, – задыхаясь, проговорил мальчишка и рванулся продолжать прерванную потасовку.
Федор постучал и, услышав приглашение войти, толкнул дверь, не забыв перекреститься и прошептать слова молитвы. Дом был совершенно не похож на жилище колдуньи. В горнице было чисто. По углам и под потолком были развешаны связки ароматных трав, все стены занимали полки с горшочками разной величины, а в красном углу, как и полагалось, висела икона Богоматери с горящей лампадкой. Сама Мелентьевна оказалась нестарой еще женщиной. Хотя в волосах серебристыми ниточками мелькали седые пряди, да только лицо было молодое, полное и румяное. Владела ли ведунья секретом молодости, трудно было сказать.
Она посмотрела на Федора и боязливо выглядывавшего из-за его спины Василия, усмехнулась:
– А вы, господин Федор, скажите дяде своему не бояться. Порчу на него наводить я не буду и даже дьяволенка для забавы не напущу.
– Откуда тебе известно мое имя? – напрягся подьячий.
– Догадалась, – с оттенком иронии ответила знахарка.
Василий боязливо перекрестился, покосился на икону и уже более смело вступил в разговор.
– Чать, на лбу у него не написано? Колдовство все это!
– Да никакого колдовства в этом нет. Дурак бы и тот догадался. Слухами о вас Москва полнится, а таких, как я, вы и вовсе не замечаете, мимо пройду – не обернетесь. Присаживайтесь, в ногах правды нет, – показала Мелентьевна глазами на расставленные вдоль длинного стола табуреты. Но Федор садиться не стал.
– Может, тогда догадаешься, зачем я к тебе пришел?
– Нет, в чужую голову проникнуть никакое узорочанье не поможет. Тут другим ремеслом владеть надо, а его я не знаю.
– Тогда я сам скажу. Знаешь ли ты Фрола Капищева, сказителя?
– Конечно, как не знать. Фрол частенько ко мне заходил. Когда по делу, когда сказку рассказать. Живу я одиноко, людей много ко мне ходит, но все со своими заботами, а иногда и просто так поговорить хочется.
Мелентьевна отвечала спокойно, как на духу, глаз не прятала и слова не подыскивала. У Федора возникло ощущение, что ворожея не врет, хотя выводы было делать рано.
– Ты знаешь, что Фрола убили?
– Москва всегда слухами полнилась, – кивнула колдунья.
– Так вот, боярин Шацкий, в доме которого Фрола убили, отправлял сказителя зачем-то к тебе. Я не ошибся?
– Нет, не ошиблись, господин.
– Что боярину от тебя понадобилось?
– Что и другим.
Мелентьевна разговорчивостью не отличалась.
– Отвечай, добром не захочешь, силой вынужу, – жестко прикрикнул Федор, церемониться со знахаркой он не собирался. Она вздрогнула и отшатнулась, подьячий тут же устыдился собственной суровости, что на него нашло? Нашел кому силу показывать!
– Тебе меня нечего бояться, если правду расскажешь, – более мягко добавил он.
– А зачем мне врать, у каждого своя забота, а боярин Фрола отправлял ко мне спасения от Талалеева проклятия искать. Поэтому сегодня и сам пришел.
– Кто такой Талалей?
– Ворожей и чернокнижник.
– А за что боярина проклял?
– Не его, а род свой и потомков своих.
– То есть Шацкий Талалею родственником приходится?
– Вроде бы, – пожала плечами пришедшая в себя Мелентьевна.
– Расскажи-ка ты мне всю историю, от начала и до конца, – присел наконец Федор, Василий тоже опасливо пристроился на уголок скамьи. Любопытство оказалось сильнее страха.
– Хорошо, твоя воля, господин. Расскажу тебе про Талалея. Правду ли, ложь говорят, да только равного ему в познании тайных сил тогда не было, да и по сей поры нет. Мог диким зверем или легкокрылой птицей обернуться, медную полушку в золотую монету превратить, а неприятеля в один момент в лягушку или муху оборотить. Хотя злым Талалей никогда не был, наоборот, сердце имел доброе и по натуре был кротким. И, по преданию, приходился он Шацким дальним родственником. Только долго ли, коротко ли, пришла Талалеева смерть. Талалей стал искать, кому свои чары и Черную книгу передать. Так положено, что мог он передать только тому, с кем связь имел кровную. А если не передаст, то не будет ему на том свете покоя. Да только никто из родственников его книгу взять не осмелился. Закручинился Талалей, но настаивать не посмел. На такое дело только вольной волей пойти можно, заставить никого нельзя, – задумчиво проговорила колдунья и странно усмехнулась, – так вот, собрал тогда своих и сказал, что один у него выход: уйти за тридевять земель, чтобы после смерти семью свою не беспокоить. Всем ведь ведомо, что чернокнижник, силу свою не передавший, каждую ночь в дома своих близких приходит, в окна стучит, шарится везде, а когда и весь домашний скот истребляет. А Талалей не хотел зла никому причинять, вот и придумал уйти куда глаза глядят. Да только в тот момент дед Шацкого смеяться начал: мол, чего тебе, старик, далеко ходить. Мы твоей силы не боимся. Как умрешь, мы тебя в гроб ничком положим, пятки подрежем, а между плеч осиновый кол вобьем, и никакая твоя сила против того не устоит! Услышал то Талалей, побледнел, осерчал. И в ярости своей наложил порчу вековечную, проклятие неисцелимое на смельчака и все его потомство.
– Значит, Еремей Иванович у вас исцеления от посмертного гнева Талалея искал?
– Искал, да предание преданием, а нет ни над ним, ни над родом его никакого проклятия. Я ему так и сказала, что нету на них никакой порчи, не вижу я. Может Талалей, если и в самом деле правду люди говорят, когда гнев его остыл, сам порчу снял, только страх оставил. Вот страх боярина и ведет.
– Страх не одного Шацкого ведет, – задумчиво произнес Федор, – или страх, или любовь.
– Правда ваша, господин, только разной она бывает, любовь-то. – Ведунья замолчала и потом задумчиво проговорила: – А что Фрола касательно, то кажется мне, что секрет смерти его тоже в любви. Не знаю почему, да могу и ошибиться. Ты сам, господин, правду найдешь, и не только для других, но и для себя, – посмотрела она на него долгим взглядом, словно заглядывая внутрь. Федор торопливо отвел глаза, колдунья понимающе усмехнулась.
– А что про зеркало черное знаешь?
– Которое на Москву заморские купцы привезли?
– И это тебе известно, – констатировал подьячий, – опять скажешь, что Москва слухами полнится?
– Это я из первых рук знаю.
– И тебя англичане стороной не обошли?! – удивился Федор.
– Да, главный их приходил с толмачом, расспрашивал, неведомо ли мне что-то о том, у кого в руках это зеркало.
– И тебе известно?
– Нет, ничего, кроме… – начала было она и резко замолчала.
– Говори, раз начала, – приказал Федор, угроз повторять не стал, он почему-то понял, что смысла угрожать знахарке нет.
– Не в плохих руках зеркало это.
– Что значит – не в плохих руках? – удивился Федор.
– Не злой человек этим зеркалом владеет, в хороших руках оно, в тех, которые никому беды не причинят, вот пусть оно в них и остается… – Знахарка задумалась и как-то странно сосредоточилась.
– А могу ли я тебя о чем-то спросить? – вмешался в рассказ неожиданно осмелевший Василий.
Мелентьевна не ответила, словно не услышала вопроса. Ее мысли были далеко. Внезапно, словно рябь по воде, по лицу ведуньи пробежал страх. Она прошептала что-то и только потом опомнилась:
– Что ты хочешь узнать? – обратилась она к Василию.
– Правда ли, что секрет вечной молодости знаешь? Говорят люди, что износу тебе никакого нету.
– А ты как думаешь?
Василий пожал плечами:
– Люди зря говорить не будут.
– Люди говорят много и зря! – почти резко ответила Мелентьевна, и в ее голосе прозвучала застарелая обида.
– Тогда почему, когда Мелентьевна совсем старая становится, на смену ей молодая, веселая появляется?
– Ничего в этом колдовского нет. Это все людские побасенки. Никакой вечной молодости нет, просто когда момент придет мне уходить, на смену мне придет моя дочка.
– У вас есть дочка? – удивился Федор.
– Конечно, у всех Мелентьевн до меня была дочка. И моя мать для всех была Мелентьевной. Так нам на роду написано, а почему, никто не ведает.
– Значит, у каждой из вас только одна дочка рождается?
– На большее мы право не имеем. Только дочери и только одной можем наше умение передать. А теперь мне больше нечего сказать! Уходите! – Тон Мелентьевны неожиданно стал сухим и резким, и она отвернулась.
Так ничего и не поняв, Федор с Василием оказались за порогом казавшегося таким приветливым домика. Переглянувшись, молча отошли на достаточное расстояние и только потом осмелились заговорить.
– Говорил тебе, нечего нам делать у лихой бабы.
– Ну не обморочила же она нас, сам видел! – спокойно возразил Федор. У него из головы не выходили слова Мелентьевны о смерти Фрола Капищева.
– Откуда нам знать, порчу разве сразу почувствуешь! – перекрестился дядя и забормотал слова спасительной молитвы.
– Ничего, завтра на воскресный молебен сходишь и отмолишь! Только попоститься не придется, мы на обед к купцу Емельяну Пореченкову званы! – отстраненно произнес Федор, мысленно прокручивая все полученные за сегодняшний день сведения.
С утра с Касей на связь вышел Бодлер:
– Ты просила меня фейсбуковские профили сотрудников проверить, я проверил.
– Ну и что?
– У одной сотрудницы аккаунт такой же фейковый, как и у тебя!