– Размышляю, как дальше мне быть.
– А что думать, как сказал тебе Григорий Борисович, так и делай! Они там, наверху, сами разберутся!
– А с правдой тогда как же?
– А что ты можешь сделать?! С волками жить – по-волчьи выть, милый, никуда не денешься. Кто, по-твоему, за Стольским стоит?!
Федор сперва вскинулся, потом головой покачал, дядя только подтвердил его собственные подозрения. Как ни крути, но вряд ли Стольский решился бы на такое в одиночку, за ним так и маячила фигура всесильного Годунова, придумавшего простой и действенный способ обложить купцов дополнительной пошлиной!
– Вот то-то же, а против такой силы не попрешь! Да и кто они тебе, купцы?! Братья, отцы? А уж с иноземцев грех подати не собрать, они вон не стесняются, гоголями ходят, словно все в Москве до последней корки купили! На Руси на каждом шагу подворья свои понастроили, пошлин не платят, местных купцов совсем зажали. Не продохнуть! Сказал тебе Васильчиков в дело не лезть и забыть, вот и забудь. Так, глядишь, дьяком станешь, а там и до судьи рукой подать! Сказал он тебе с убийством сказителя разобраться, вот и разберись, раз на месте не сидится!
– Это сказка быстро сказывается!
– А что сказка, раз не Толоконников убил, то другого ищи. Мелентьевна вон сказала же тебе, что по любви его убили!
– Словно его любить-то было можно! – отмахнулся Федор, вспомнив похожего на грызуна сказителя.
– Да бабье сердце разве поймешь! Потемки одни!
Внезапно обрывки фраз завертелись в голове Басенкова, особенно одна, произнесенная Ариной, не давала покоя. От такой круговерти у него в глазах потемнело, а потом мозг пронзило ясной, как луч солнца, идеей. Он вскочил и заходил по комнате. Дядя внимательно наблюдал за племянником, но ни слова не говорил. Понимал, что лучше молчать.
– Так говоришь, что бабье сердце не поймешь?! Очень даже его поймешь! – торжествующе произнес Федор, схватил шапку, кафтан и выскочил вон.
В поместье Шацких навстречу ему вышел сам боярин. Шацкий был явно перепуган, хоть и пытался держаться с достоинством. Челюсть его дрожала, а плечи согнулись еще пуще. Но увидев, что Федор явился один, он приосанился:
– С чем пожаловали?
– Дело довести до ума надобно!
С крыльца спустилась боярыня и, увидев Федора, тут же пригласила его в дом. В хоромах усадила незваного гостя. Тут же на столе появились мед и пиво с закусками. Федор не сопротивлялся. Слово за слово разговорились. Видно было, что Марфа рада-радешенька:
– Спасибо вам за Настю, сваха Хлопская рассказала, как вы судьбу ее устроили. И жених нам нравится! Ты что как воды в рот набрал? – обратилась она к мужу, смущенная его молчанием.
– Тиуна Толоконникова вчера увели, сказали, что по приказу дьяка Стольского! – сообщил он и махнул рукой. – Да вам, наверное, это ведомо.
– Знаю, – только и кивнул Федор.
– Говорят, что он шайки атаман был, да только не верю я этому!
«Правильно, что не веришь!» – подумал Федор, но вслух произнес другое:
– Вроде сам признался.
– На дыбе в чем только не признаешься! – горько сказал боярин и пожаловался: – Без Щавея как без рук!
– Выживем, – поджала губы Марфа, – Степана-конюха на место Щавея поставишь, он хоть в грамоте и не силен, но дворня его уважает. Ты лучше о свадьбе думай! Степанида Парфеновна вон сказала, что завтра сватов встречать!
Похоже, судьба Толоконникова настроение ее не омрачала.
– Ой, я со своими думами совсем забыла, вы мне сказали, что каморку Фрола осмотреть желаете. Подождите, сейчас Агафью вызову, она вас туда и проводит, – спохватилась боярыня и позвала ключницу.
Агафья появилась, по своему обычаю, бесшумно. Поклонилась и заскользила тенью, Федор только успевал поспевать за ней. В каморке Фрола он стал методично осматривать пол, потолок, стены. Наконец руки нащупали, а глаза разглядели незаметную на первый взгляд дощечку. Выдвинул ее, в маленькой нише лежал грязно-белый лоскут. Вытащил его и разочарованно выдохнул – лоскут был пуст, только когда разворачивал, на пол упала и покатилась маленькая жемчужина. Федор поднял ее. Судя по описаниям англичан, ручка черного зеркала была отделана жемчугом. Все сходилось, только зеркала в тайнике больше не было.
Агафья внимательно наблюдала за ним. Он поднялся наверх. Боярин с боярыней ждали его, сзади стояли дочери Настя с Анной и упрямо смотревшая в сторону Арина. Подальше в дверях толпились дворовые и слуги. Федор оглянулся в поисках Агафьи, но та куда-то пропала.
– Где ключница? – обратился он к боярыне.
– Здесь я, – раздался сухой голос за спиной, – что вам еще надобно?
– Хочу, чтобы рассказала, за что ты Фрола убила!
Шацкие охнули, дворовые закрестились. Только Агафья стояла спокойно, словно заявление Федора ее никоим образом не касалось.
– А, наконец-то догадались, – равнодушно заявила она.
– Итак, говори, за что ты убила сказителя?
– Как за что! За измену коварную!
– Он был твоим мужем, не так ли, Агафья Капищева?
Та даже не вздрогнула, как стояла, так и осталась стоять. Федор смотрел на ключницу и словно видел ее впервые: с суровыми складками вокруг высохшего рта, бесцветными, рыбьими глазами, набухшими на висках венами. Неужели она могла любить, быть страстной, молодой, смеющейся от переполнявших ее чувств? Агафья как будто мысли его услышала. Глаза ее загорелись, и вдруг оказалось, что они были голубыми. Черты лица разгладились, губы задрожали. Женщина распрямилась, гордо закинула голову.
– Я на Фролку всю жизнь положила! Мы ведь перед Богом венчаны, а он все говорил, мол, забудь, кому мы как муж и жена нужны! Сколько раз без копейки и весь в долгах как в шелках возвращался. Карман дырявый, да до девок и до зелья был охоч. Сколько я кабатчикам да менялам, которые деньги в рост давали, платила?! – голос Агафьи дрогнул, и на лбу выступили капельки пота. Но она не останавливалась:
– Он мне сначала про зеркало это ведьминское рассказал и показал. Только в него смотреться не велел, мол, опасное оно, это зеркало. У Снегирева с Хлопониным купил, он их давно знал, пьяницы и бездельники, ни к какому делу не способные! Они-то толком и не поняли, что в руки им попало! А Фрол про то зеркало слышал и цену ему знал. Вот припрятал и ждать стал. А тут про дом услышал и пристал, дай денег, а я на старость копила! На чужих всю жизнь работала, ни своего угла, ни ложки, ни плошки, случись что с боярыней, кто меня держать будет! Вот и копила! А Фрол-то знал! Говорит, не бойся, Толоконников денег даст, он у меня, мол, в кулаке, не вырвется, я все про его делишки знаю! Узнал он его, он ведь в Пскове в Снетогорском монастыре бывал. А потом, говорит, зеркальце купцам продам, а будут кочевряжиться, покупателя всегда найти можно. Он мне как про дом рассказал, так у меня душа от счастья запела! Наконец-то своим домом зажить, а не на чужих горб гнуть! Я обняла его тогда и говорю: «Спасибо, Фролушка! Вот не надеялась!» И деньги ему тут же дала! А он деньги взял, задаток отдал, а вечером мне и говорит, ты чего это, Агафья, на чужой пирог рот раззявила! Ты-то тут при чем? Я молодую себе жену нашел! За деньги, говорит, не беспокойся, с наваром получишь! При чем тут деньги-то?! У меня все в глазах тогда потемнело, словно деревом придавило, я в тот момент и умерла, словно душа моя враз высохла.
– И тогда ты решила его отравить?
– Бабка моя была знахаркой, от нее я всем травам и научилась. Приготовила отвар и говорю, выпей, мол, Фролушка, это зелье любовное, силы дает, он как раз к Палашке собирался… – Как ни странно, именно в этот момент самообладание изменило Агафье. Голос ее дрогнул, лицо исказила гримаса боли, она зашаталась, закрыла глаза руками. Марфа ринулась было к ней, но Федор остановил ее властным жестом. Тем временем Агафья выпрямилась, и минутной слабости как не бывало. Она победно улыбалась.
– А Семен?
– А того и вовсе не жалко! Знал он обо мне и Фроле, да и про интерес Фрола к Палашке знал. Вот и догадался, стал деньги от меня требовать, много, все, что накопила! Я на конюшню ему сказала прийти, он рад-радехонек прибежал. С мужиком, может, и осторожничал бы, а бабы чего бояться?! Так пока он головой крутил, вилы подхватила, и все!
– Где зеркало, Агафья?
– А зачем вам оно, разбила я его, это зеркало треклятое, и по лесу развеяла с молитвой, чтобы добрых христиан не смущать.
Она говорила убедительно и разглядывала подьячего с явным чувством превосходства. Только Федор ни капельки не верил.
– Кому ты его отдала?
– Говорю, разбила я его!
– Как хочешь. Посмотрим, что ты, когда тебя на допрос отведу, расскажешь! – как можно тверже проговорил Федор, которому совершенно не хотелось отводить ключницу к пытошных дел мастерам Богше и Данилке, но служба есть служба.
– А никуда вы меня не отведете, господин хороший! Нет у вас на меня власти! – Она закашлялась и через силу продолжила: – Думаете, я весь отвар Фролке дала?! Нет, я его и для себя приберегла, а зачем мне жить-то! Хватит, отмучилась, а Господь меня простит! Так что считайте, что вы наказали виновную… – голос Агафьи был уже еле слышным, и внезапно тело ее задрожало, лицо перекосила судорога. К ней кинулась Настя Шацкая, но ключница уже извивалась от немыслимой боли на полу. Через несколько минут все было кончено. Все молчали. Настя обняла мертвую Агафью и зарыдала, заплакали и Марфа с Ариной.
Федор смотрел, как убивается Настя, и в его голове промелькнула неожиданная мысль. Но в этот же момент почему-то ему расхотелось доводить дело до конца. Отдать в руки Годунова зеркало? А вдруг оно и на самом деле волшебное? Мелентьевна сказала, что оно в хороших руках, в тех, которые никому беды не причинят, вот пусть оно в них и остается!