Посмотрев в зеркало, я ужаснулась. По лицу текли две струйки крови. Аптечку в самом деле нашла в шкафчике, причем не простую, а расширенного состава. Судя по содержимому, Багиров не исключал пулевого ранения. Я поняла это по прилагаемым к препаратам указаниям по применению, написанным от руки. Вот с этого небольшого, наполненного какой-то прозрачной жидкостью шприца следовало снять колпачок и вколоть содержимое как можно скорее после ранения. А вот этими препаратами рекомендовали обрабатывать раны.
Но я пошла старым испытанным путем. Промокнула ватку спиртиком и приложила к кровоточащим ссадинам, потом решила воспользоваться американским препаратом, затягивающим ранки тонюсенькой пленочкой, которую практически не видно. Сама покупала как-то раз в ближайшей к дому аптеке, весь использовала, а на второй тюбик все жалею деньги. Уж очень дорого стоит. Хотя, надо отдать должное достижениям американской фармацевтической промышленности, под этой пленочкой ранки заживают очень быстро.
– Оля, – приоткрылась дверь в ванную, – я перехожу в другую комнату. В спальне ничего нет.
– Я сейчас вам помогу.
Закрыв шкафчик, ванную покинула, свет выключила, отпечатки пальцев решила не стирать. Ну кто подумает, что я тут обрабатывала ссадины? Да и некогда было. И Надежда Георгиевна ведь не помнит, заходила я в Лешкину ванную во время экскурсии по их апартаментам или не заходила.
Я не смогла сдержаться и сунула нос в туалет, находившийся рядом. Спустила воду – и услышала танец маленьких лебедей. Да что это за мода такая пошла? И почему обязательно нужно издеваться над классической музыкой? Или теперь так приобщаются к прекрасному? Концерт в консерватории или филармонии не высидеть, а тут… Хотя Лешке, по-моему, лучше подошло бы что-нибудь из тяжелого рока. Ах нет, он же бальные танцы любит.
Но думать на эту тему было некогда. Не за этим сюда пришла. Последовала за Сашей-Матвеем в гостевую спальню. Но какую же комнату бывший называл своей? Я точно помнила, что он сказал «у меня в комнате». Или врал? Вот будет неудобно перед журналистом…
Подключилась к нему, и мы на коленях облазали весь пол в гостевой спальне.
– Думаю, что осталась только гардеробная, – заметил журналист. – В танцзале навряд ли.
Я придерживалась того же мнения. Тем более Лешка говорил «у правого окна». А в танцзале их было не два, и даже не пять…
В гардеробной мы сразу же сели под правым окном. Саша-Матвей дернул одну половицу, другую… Третья поддалась.
– Вот! – воскликнул он.
Я вздохнула с облегчением. Мы быстро сняли три соседних половицы, открыв полость. В ней лежало два пакета. Саша-Матвей вытянул оба, дал один мне, сам заглянул во второй. В моем лежали аудиокассеты (обычные и диктофонные), видеокассеты и какие-то фотографии. Рассматривать их не было времени. У журналиста оказалось то же самое, правда, еще имелись компьютерные дискеты и диски.
«Багиров знает, с какой стороны к компьютеру подходят?» – хотелось спросить мне, правда, было не у кого. Хотя ведь должен же он играть в компьютерные игры? Как же парниша без звездных войн? Как раз занятие по его уровню развития.
Но рассуждать об этом нам опять же было некогда.
– Быстро все закрываем и сматываемся, – прошептал Саша-Матвей.
Отложив пакеты в сторону, мы установили все половицы на место, причем журналист протер каждую носовым платком. Затем все тем же носовым платком он протер весь пол вокруг тайника, до которого мы могли дотрагиваться руками. Колени в брюках отпечатков не оставляли. И то радость.
– Подождите меня у окна пару минуток, – сказал Саша-Матвей, подхватывая спортивную сумку с инвентарем и вручая мне пакеты.
– А вы? – удивленно спросила я.
– Неужели вы думаете, что упущу такую возможность? Сейчас поставлю везде приборчики. Потом будем слушать, сидя в редакции. Тут же совсем рядом. Аппаратура все возьмет.
Я понимающе кивнула, подхватила пакеты и двинулась в сторону спальни, через которую мы влезали внутрь. Меня совершенно не интересовало, в каких местах журналист установит свои приборчики, микрофончики, фотоаппаратики и что еще он там может установить.
Подойдя к окну, я с ужасом посмотрела на болтающуюся веревку. Как я полезу по ней наверх? Неужели нельзя придумать какого-то другого способа?! Кажется, я бы все на свете сейчас отдала, чтобы найти другой путь.
В это мгновение я услышала, как где-то в квартире распахнулась дверь. Окно с грохотом захлопнулось у меня перед носом.
Я застыла на месте, не понимая, что происходит.
В спальню влетел Саша-Матвей и прошипел:
– Быстро! За мной!
Второго приглашения мне не потребовалось, и я, держа в руках пакеты, понеслась за журналистом. Правда, мы далеко не забегали: Саша-Матвей выбрал гардеробную, где раскрыл дверцу гигантского шкафа-купе, занимающего полностью две стены. Отдельный шкаф занимал половину третьей стены. На четвертой стене находились окна, у свободной части третьей стояли кресла. Мы юркнули в большой шкаф и закрылись изнутри.
– Кто там?.. – прошептала я, приложив губы к Сашиному уху.
– Не знаю. Открылась входная дверь, – точно так же ответил журналист и предложил на всякий случай разойтись по разным концам шкафа. Он также попросил отдать ему один из пакетов. Я отдала и сама тронулась в другом направлении, стараясь не создавать никакого шума.
Притормозила у какого-то меха. Багиров что, шубы носит? По-моему, мужик в шубе – это извращение, но у богатых свои привычки.
Я присела на корточки. Шуба спускалась до пола. Ну ничего себе… Хотелось бы мне взглянуть на бывшего в этом наряде. Или тут Надежда Георгиевна свое барахло держит? Ей своей квартиры не хватает?
А в комнате уже слышались чьи-то шаги. Довольно тяжелые. По-моему, так ходит Багиров. Но точно я не помнила: развелись-то мы давно. Хотя мужчина он крупный и грузный.
Шаги направились в сторону окна. Как бы мне хотелось сейчас выглянуть наружу! Но я предпочла сидеть, как мышка рядом с норкой (в смысле укрытием, а не мехом – этот имел гораздо более длинный ворс, чем норка. Вроде бы лиса? Но определить в полной темноте я не могла).
Послышался какой-то треск. Потом еще. Затем трехэтажный мат. Багиров. Точно он. Голос бывшего я узнала. Судя по смыслу высказываний, он был недоволен пропажей содержимого тайника и спешил сообщить об этом всему миру, к которому имел некоторые претензии.
Затем, опять же судя по звукам и личным комментариям, Алексей Владимирович стал вскрывать весь пол. Правда, быстро остановился: руки у него всегда росли из места, расположенного в задней части организма. В ярости Лешка направил какой-то тяжелый инструмент в зеркало, украшавшее шкаф-купе, в котором я находилась. Послышался звук падающих на пол осколков.
«К покойнику», – успела подумать я. С другой стороны, порадовалась, что инструмент не пробил дверцу, не убил меня, не покалечил и мое присутствие в комнате так и осталось для Лешки тайной.
Лешка продолжал материться, круша все вокруг. Э, да так он и до нас доберется! А как я смогу ему противостоять? Ведь при виде меня и тем более пакета в моих руках он свернет мне шею…
Нет, пакет я успею куда-нибудь сунуть. Под шубу, например. Она по полу волочится, все закроет. И вообще мне пора в нее залезть. Не боясь, что меня услышат снаружи, я проскользнула внутрь и притаилась. Как раз вовремя. Лешка раскрыл дверцу шкафа недалеко от того места, где я стояла, и, воя, как раненый слон, стал стягивать с вешалок костюмы и сбрасывать их все на пол. Это я могла видеть в щелочку между полами шубы. Багиров сгребал несчастные, ни в чем не виноватые вещи и со злостью кидал их об пол. Ну эти хоть не разобьются, подумала я, хотя, наверное, думать следовало о другом, например, о том, как я отсюда выберусь. В особенности если Лешка найдет альпинистский крюк.
Хотя он вполне может решить, что грабители уже ушли. Но крюк снимет. Как же я тогда выйду из квартиры?!
Мои размышления прервал робкий голос:
– Леша?
За ним последовал крик:
– Леша!!!
– Это ты, дура старая, все забрала?! – ответил яростным воплем Багиров. – Куда ты все дела?! Отвечай!
Сын обматерил родную мать последними словами. Ему с таким лексиконом не нефтяную компанию возглавлять, а под забором или в канаве валяться.
А вообще я удивилась: Надежда Георгиевна уже вернулась с Кипра? Хотя я ведь не знала о ее точных планах…
– Лешенька, сынок, ты жив? – Надежда Георгиевна рыдала в голос. – Какое счастье! Но почему, почему ты обманул меня? Ты не представляешь, что я пережила! Я думала, что моя жизнь закончилась…
– И правильно думала, – резко оборвал сынок. – Зажилась ты на этом свете, дура старая! Давно пора на кладбище. Вот и похороним тебя вместо меня! Ты же меня в закрытом гробу хоронить собиралась? Сама в него и ляжешь.
– Леша, что ты такое говоришь? – прошептала Надежда Георгиевна.
Мне было ее искренне жаль, и я с трудом сдержалась, чтобы не выскочить из шкафа и не высказать этому негодяю все, что о нем думаю. Но сдержалась. Чтобы меня тоже не положили в гроб на пару со свекровью. Или вместо нее.
– Леша, почему ты меня так ненавидишь? – тем временем спрашивала мать, продолжая рыдать. – Я же жизнь на тебя положила, я все для тебя делала. Вся моя жизнь – для тебя. Ты помнишь, сколько раз тебя выручала? Я же решала все твои проблемы, договаривалась со всеми. Да если бы не я, ты бы уже сгинул в тюрьме! Лешенька, сынок, скажи, что ты хочешь?
– Чтобы ты наконец дала мне жить моей жизнью! Чтобы ты в нее не лезла! Ты мне никогда не давала и шагу ступить без присмотра! Ты всегда указывала мне, что делать! Я в состоянии сам решить свои проблемы! А ты никогда меня и в грош не ставила! Ты всегда считала, что я ни на что не способен! А я способен! И теперь буду жить без тебя!
Судя по звукам, я поняла, что Надежда Георгиевна опустилась на пол. Затем она завыла – по-бабьи. Я никогда не ожидала услышать такого плача от свекрови. Но в такой ситуации… Кто бы мог подумать?