Капитан вновь поднес бинокль к глазам. Лоцман увидел, как поджались губы иранца. Ибрагим внимательно осматривал ночную гладь Каспийского моря, переходящего в дельту Волги.
Скоро Косач понял, в чем дело. Впереди показался небольшой буксир, который шел сближающимся курсом.
Внезапно Косач увидел: на палубе сухогруза несколько раз вспыхнул и погас фонарик.
– Что такое, Ибрагим? – с тревогой спросил Косач.
– Небольшая контрабанда, – улыбнулся капитан. – Ты не волнуйся, Петр. – Он тут же полез в карман и протянул Косачу бумажный пакет. – Вот то, о чем я говорил. Я думаю, этого будет достаточно, чтобы ты забыл номер буксира и что мы передали на него груз.
Пакет был тонкий. Косач принял его и развернул. Луна осветила край пятидесятидолларовой купюры, а их в пакете было столько… Трясущейся рукой лоцман спрятал пакет в карман и спросил:
– А что вы перегружать собрались?
Капитан посмотрел на лоцмана выразительно – давая понять, что отсутствие всякого любопытства тоже уже оплачено.
Стоя у борта, лоцман и иранец смотрели на воду. Там быстро и точно происходило то, что уже давно было запланировано.
Пришел в движение бортовой кран, которым был оборудован сухогруз. Из носового трюма подняли и перегрузили на буксир длинный дощатый контейнер. Затем кран повернулся, и на буксир пополз второй точно такой же контейнер.
– Персидские ковры, – смилостивился Ибрагим. – Ручная работа. Спецзаказ для одной фирмы из Москвы.
Он с улыбкой посмотрел на Косача, похлопывая рукой по столу. Косач посмотрел на его длинные пальцы, размеренно выстукивавшие замысловатый ритм.
– Тяжелые что-то ковры, – с тревогой произнес Косач.
И вновь капитан улыбнулся белозубо. В глазах иранца читалась насмешка, словно он говорил: «Тебя это, дядя, уже не касается. Ты свое получил – и захлопни рот».
– Серьезная фирма, вместительный офис, – наконец сказал он. – Ты же сам понимаешь – такие люди на мелочи не размениваются. Это тебе не рыбу в затоне глушить. Какие у них клиенты, какие связи! Нам, Петр, такое и не снилось.
– М-да, – промямлил лоцман.
– Ах, Петя, Петя, – блеснул улыбкой иранец. – Что такое персидские ковры – ведь это же восточная сказка. Знающие люди за такой ковер, какой везем мы, готовы любые деньги отдать. В него ведь мастера всю душу вкладывают.
В душе лоцмана бурлили противоречивые чувства. Ведь если бы тут была обычная контрабанда – это одно. Но многолетний опыт подсказывал лоцману, что не так это все просто. Грыз Косача червячок сомнения, нарастало в душе беспокойство. Но конверт, пусть тонкий, лежавший в боковом кармане куртки, приятно согревал. Косач иногда опускал руку в карман, большой палец пробегал по купюрам, и это успокаивало душу.
Буксир, блеснув огоньками, вскоре пошел назад. Капитан, довольно ухмыльнувшись, достал из глубокого кармана большой носовой платок. Вытер им вспотевший лоб и сказал:
– По-моему, Петя, у нас там еще оставался ром? – Саламеджад щелкнул пальцами, два из которых были унизаны красивыми перстнями тонкой работы. – Настоящие моряки не могут себе позволить пропадать такому напитку. Пойдем, друг!
– Пойдем, – пробормотал Косач и послушно поплелся за капитаном.
Два человека вели телефонный разговор: один находился в двадцати километрах от Баку, второй – в Тегеране. Оба держали в руках одинаковые мобильные телефоны.
Рафик Мустафов развалился в глубоком кресле. Перед ним на низком столике с прозрачной стеклянной столешницей стояли бутылка коньяка «Апшерон», маленькая рюмка. Горкой чернела икра в хрустальной розетке. Из икры торчала алюминиевая столовая ложка.
– Ну что, Адиб, – воскликнул Рафик Мустафович, – наш московский друг сделал все, как я говорил! У меня информация, что сухогруз уже в низовьях Волги!
– Я все же был бы более осторожен, – отозвался глухой голос из трубки. – Тем более что до конца основной операции нужно сделать немало.
Мобильные телефонные аппараты, которыми пользовались собеседники, имели специальные встроенные блоки, создававшие помехи против прослушивания. Поэтому собеседники могли разговаривать, ничего не опасаясь.
Телефон с блоком против прослушивания Рафику Мустафову подарил перед отъездом генерал иранской разведки Адиб аль Саади.
– И все равно я настаиваю на том, что принес пользу нашему общему делу, – веселился Рафик. – Ты не против, если я увеличу свою долю?
Он налил коньяку в рюмку, выпил, зачерпнул из розетки полную ложку икры и отправил в рот.
– Погоди, нужно еще разобраться с лоцманом, – зловещим голосом произнес иранец.
Ночь убаюкивала и никуда не спешила. Думая о своем, уставший Косач крутил баранку машины и рассеянно поглядывал по сторонам. Фонари то освещали его лицо, бесстрастное, словно маска, то уступали место тени. «Сейчас приеду, – утомленно думал Косач. – И сразу в кухню. Шуметь не буду, Клавка небось спит, стяну бутылку и тяпну коньячку граммов двести. Я знаю, эта корова прячет коньяк за пакетами с гречкой». Жену свою Косач без зазрения совести называл коровой, она была женщина полная и к тому же скандальная, держала мужа в ежовых рукавицах. Расслабляться Косач мог только тайком, и перед возвращением домой он всегда испытывал упадок духа.
Сейчас он просто обязан был расслабиться. Он провел по фарватеру иранское судно и даже получил за это небольшую премию.
Косач включил радиоприемник. Зазвучала песня в исполнении популярной группы. Косач поморщился и уменьшил громкость, а потом и вовсе выключил радио. Было не до того. Настораживала фраза, брошенная иранским капитаном при расставании: «Может быть, этот раз последний, когда ты рисковал». Что это значит? Что означала улыбка, которая появилась на губах капитана? Иранцы скоро пригонят новый корабль и заплатят за проводку без контрабанды?
Кварталы ночной Астрахани бежали навстречу.
На перекрестке внимание Косача привлекла авария. Черный автомобиль «Вольво» уткнулся в бок зеленой «БМВ», заставив ту отлететь в сторону. На всеобщее обозрение были выставлены помятый передок и безнадежно изувеченные двери. Водители и пассажиры стояли между автомобилями, судя по их виду, готовые к драке.
– Куда вы смотрели, уроды? – пропел Косач.
Ему вдруг стало очень весело. Парень в пестрой рубашке схватил обеими руками за отвороты куртки амбала с короткой стрижкой, ярко накрашенная девчонка взяла парня за рукав, пытаясь оттащить в сторону.
Косач прибавил скорости и, проезжая мимо машин, попавших в аварию, стукнул по звуковому сигналу. Парни отскочили в сторону.
А вот ему не надо было так напрягаться, чтобы получить свое! Он двадцать лет водил корабли по фарватеру Волги и знал, где сказать слово и где промолчать, чтобы деньги попали к нему на блюдечке с голубой каемочкой.
Настроение поднялось. Косач представил себя запуганным зайцем из сказки, которого испугались лягушки. Может, в самом деле все не так уж плохо?
Свернув с ночного проспекта, Косач переехал мост через реку. До дома оставались считаные кварталы. Ленинская, Садовая, Баграмяна. Вскоре он уже въезжал во двор родной пятиэтажки, густо заросший кленами и акациями. Косач остановился и заглушил двигатель. Посидев некоторое время в салоне, Косач наконец взял сумку и вышел из машины. Открыв багажник, достал пустую корзину и двинулся к подъезду.
Двор даже ночью жил своей жизнью. На лавочке у соседнего подъезда сладкая парочка замерла в поцелуе. Девушка была в мини-юбке, стройные ноги притягивали взгляд. Дальше под кленом подвыпившая группа подростков, звеня стаканами, горланила под гитару песню. Все как всегда, особенно в такую приятную ночь, когда в жилах играет молодая и здоровая кровь и хочется нацеловаться и накуролесить. Косач прекрасно помнил времена, когда был помоложе и ради подобных девчонок готов был сворачивать парням скулы. Но былые времена ушли, Косач, которому досталась Клава, почувствовал, что его здорово «ломанула» жизнь.
Ведь это ради нее он вступал в сговоры с такими, как иранец. Все делалось ради того, чтобы удовлетворить жену, расплывшееся тело которой так и выпирало из-под поношенного халата, в котором она всегда ходила дома. Куда приятней было рассуждать о незнакомых девушках!
Сжав зубы, Косач заставил себя окончательно расстаться с воспоминаниями. Он набрал код и распахнул дверь подъезда. Лестница была скупо освещена. Порывшись в кармане и выудив ключ, он отпер почтовый ящик. Там лежали газета и несколько рекламок. Достав газету и смахнув рекламки на пол, Косач оглянулся.
Он не поверил глазам. Дверь подъезда, которую он только что отпустил, медленно закрывалась, и вот тонкие белые пальцы, на одном из которых блестел серебряный перстень, схватились за край и отвели дверное полотно от рамы. В подъезд вошла девушка – та самая, которая сидела только что у соседнего подъезда и исступленно целовалась с ухажером. Косач хорошо запомнил ее полосатый свитер и стройные ноги в колготках. Девушка встретилась с ним взглядом и улыбнулась. Косач улыбнулся в ответ, но тут же нахмурился. Он запер ящик.
Про себя он отметил, что незнакомка держится, как королева на выходе: величественно и с легкой полуулыбкой. На высоком плече висела кожаная сумочка, украшенная витыми змейками. В руке был длинный зонтик.
«И к кому же ты, красавица, направляешься?» – озадаченно думал Косач, прокручивая в голове всех возможных кандидатов-счастливчиков. Обитателей своего подъезда Косач более-менее знал, среди соседей такая девушка явно не значилась. К кому же она пришла? Наверное, к Хмельницкому, этому музыканту?
«Неплохой выбор», – подумал Косач, останавливая на незнакомке долгий взгляд. Он осмотрел зонтик. Зонтик был как зонтик, сегодня пасмурно, вот девушка и захватила его с собой. Зонтик подходил к ее образу и делал впечатление совершенно законченным. А оно было очень даже ничего – от каблучков до алых губ. «Забавно было бы покувыркаться с такой красоткой в постели, – подумал Косач. – Моя корова по сравнению с ней – никто». Он с тоской припомнил рыхлое белое тело жены.