Тральщик подоспел к месту катастрофы спустя четверть часа. Казалось, помощь появилась поздно.
Капитан третьего ранга, поднявшись по сходням на мостик, жадно приник к биноклю, обозревая водную поверхность. Он старался не упустить ни одного метра.
Довольно быстро было определено место взрыва – там плавали обломки водного мотоцикла, белела брюхом оглушенная рыба, покачивались на водной поверхности вырванные и обгоревшие стебли тростника, куски ила. Матросы, стоя на носу корабля, также принимали участие в осмотре места происшествия.
– Якимов, гляди вон там, это что у правого борта? – крикнул Истомин.
– Сейчас, товарищ командир. Нет, не он!
Тральщик взял курс левее места взрыва.
– Будьте внимательней, ребята, – сказал командир тральщика. – Не может быть, чтобы этот чертяка погиб.
Почти вся команда, кроме тех, кто был в машинном отделении, сгрудилась возле правого борта. Нет, ничего. Однажды наблюдателям показалось, будто они видят что-то, напоминающее человеческое тело. Но при ближайшем рассмотрении подозрительный объект оказался большим клубком спутанных водорослей, поднятым взрывом со дна.
– Твою мать! – чертыхнулся капитан третьего ранга.
Над тральщиком вились чайки, их не оставляла надежда поживиться. Оглушенная рыба могла утолить голод птиц, но мешал корабль.
Истомин вспоминал, как видел последний раз Сергея Павлова. Они тогда попивали водку из чайных чашек. «Ты когда решил, что мне можно доверять?» – спросил Павлов. «Во время учений, – ответил Истомин. – Только настоящий мужик может промолчать, когда на него наезжает всякая сволочь». – «Ты меня считаешь настоящим мужиком?» – улыбнулся Павлов. «Посмотрим! – ответил Истомин. – Тебе надо разрулить это дело – если ты выдвигаешь против Ставрогина такие серьезные обвинения».
Капитан третьего ранга вздохнул. Поиски продолжались, но Полундры нигде не было.
Наконец Истомин опустил бинокль.
– Хорошо, парни, всем по местам стоять, полный ход, – скомандовал он. – Надо завершить одно дельце.
Вихри воды взлетали по обоим бортам моторной лодки. Бунчук, сидя за рулем, сосредоточенно поглядывал по сторонам. Впереди препятствий не было, он дал мотору максимум оборотов.
На лице застыла жесткая гримаса, губы были сжаты в тонкую полоску. Дочь, сидевшая на передней банке, смотрела назад. Между ними лежало несколько сумок и тюков.
– Думаешь, уйдем? – с тревогой произнесла Анжелика.
– Уйдем, если заткнешься! – огрызнулся Бунчук. – Сколько раз говорил – не лезь под руку!.. Не будешь молчать, сброшу тебя, как балласт! – Он бросил взгляд на дочь, которая сжалась, словно после тяжелого удара, и добавил помягче: – Нам бы добраться до поворота на Камышовку, а там нас уже ищи-свищи, за Камышовкой много рукавов, настоящий лабиринт, не найдут!
Глаза девушки вдруг стали круглыми – она увидела, как из-за поворота реки показался силуэт тральщика.
– Папа! – взвизгнула Анжелика.
– Что? – встрепенулся Бунчук. Он оглянулся назад, снова посмотрел на Анжелику и вжал голову в плечи. – Мать их… Держись, девочка! Если уйдем живыми, всю жизнь в золоте купаться будем, запо-о-омни! – Последнее слово он почти пропел, как всегда делал в минуты большого напряжения или волнения.
Несмотря на все старания Бунчука, расстояние между лодкой и грозным военным кораблем сокращалось. Анжелика уже могла различить силуэты людей, стоявших на носу тральщика.
Весело тарахтел мотор, брызги воды, разрезаемой носом лодки, мочили Анжелике волосы.
– Эй, на лодке, – раздался голос, усиленный мегафоном. – Приказываю заглушить мотор и остановиться!
– Нате, выкусите! – Анжелика в отчаянии вскинула руку, сложила из наманикюренных пальчиков кукиш.
– Второй и последний раз повторяю – остановиться! – летевший с борта тральщика голос капитана третьего ранга Истомина был уверен и спокоен. – В случае вашего неповиновения будет открыт огонь на поражение. Даем предупредительный залп!
Как бы в подтверждение прозвучавших слов из носового орудия вылетела короткая очередь. Она прошла над головами беглецов и оказалась более чем убедительной.
Бунчук оскалился – деваться было некуда. По реке уже не уйти, сзади навис тральщик, с обеих сторон шелестели многометровые заросли тростника.
Застопорив ход, лодка еще некоторое время плыла по инерции, и серый корабль неумолимо догонял ее. Беглецы сидели в лодке, опустив головы, – покорно ожидали своей участи. Бунчуку было стыдно перед дочерью, Анжелика избегала смотреть на отца – никогда не видела его в таком состоянии.
Моторную лодку баграми подтянули к борту тральщика, спустили веревочный трап. Под прицелами автоматов Бунчук и Анжелика были вынуждены подняться на борт тральщика.
Через несколько минут они, окруженные вооруженными матросами, шагали по палубе. Ноздри Анжелики раздувались, она бросала вокруг бешеные взгляды, чувствуя желание наброситься на любого, кто позволил бы себе в эту минуту произнести хоть слово. Бунчук шел, низко опустив голову, обветренное лицо его оставалось хмуро и безучастно.
Пленников остановили. Перед ними появился молодой капитан третьего ранга, стал задавать какие-то вопросы. Бунчук поднял тяжелый взгляд, но не произнес ни слова. Анжела посмотрела на отца – и губы ее, готовые исторгнуть ругательства, сомкнулись.
– Пусть посидят в кубрике, – произнес капитан третьего ранга. – Опасности не будет никакой, Суриков за ними присмотрит. Дадим парню автомат – и в порядке.
– Что дальше? – спросил матрос, видимо, тот самый Суриков.
Капитан третьего ранга посмотрел на часы.
– Через полчаса передадим их военной прокуратуре.
Задержанных отвели по трапу вниз, открыли перед ними дверь. Отец и дочь переступили порог. Дверь захлопнулась, повернулся замок.
Бунчук плюхнулся на диван. В душе царила какая-то странная апатия, не хотелось ни анализировать, ни думать о чем-либо. Рядом бесновалась дочь, выкрикивая проклятия. Он не слушал ее, уставившись в стену.
Яркий солнечный свет бил в окно. Перед самым окном рос клен, и его крона то приоткрывала кусочек неба, давая доступ солнцу, то снова солнце заслонялось резными листьями, игравшими на ветру. Эти листья и увидел первыми Полундра, когда открыл глаза.
Он лежал в больничной палате. В отличие от клена за окном, вокруг все было белым: и стены, и потолок, и постельное белье, и даже тумбочка рядом с ним. Он был один, вторая койка в палате пустовала.
Одеяло, укрывавшее Полундру по самую шею, приятно ласкало кожу. Отогнув одеяло здоровой рукой, Сергей попробовал приподняться, но застонал и откинулся на белоснежную подушку, пахнущую крахмалом. Лучше бы он лежал неподвижно! Боль в раненой руке давала о себе знать, разлилась по телу свинцом.
Дверь отворилась, вошла медсестра. Эта совсем молодая девушка чем-то напоминала танцовщицу Анжелику, однако та была блондинка, а из-под шапочки медсестры виднелись черные волосы.
– Как вы себя чувствуете? – спросила девушка.
– Ничего, бывало похуже, – с трудом улыбнулся Сергей.
– Я сделаю вам укол, – сказала медсестра. – Вам станет легче. – В руках ее появились одноразовый шприц и ампула с жидкостью.
– Снотворное? – спросил Сергей.
– Обезболивающее.
В голове мелькнула мысль – а куда же она будет делать укол? Сергей попытался перевернуться на живот, действуя уже осторожнее, оберегая руку. Медсестра тем временем положила шприц на тумбочку, обернула ватой ампулу, отломила ее верх, набрала лекарство в шприц.
– Без моей команды не переворачиваться, товарищ старший лейтенант! – с легкой иронией скомандовала она. – Забыли флотскую дисциплину? Вы находитесь в морском медицинском учреждении, извольте подчиняться.
– Слушаюсь, – моргая, протянул Полундра. – Что мне делать?
– Сейчас я поверну вас. Достаточно, чтобы вы лежали на боку.
Полундра терпел, пока девушка хозяйничала с его телом. Про себя он думал: как хорошо, что есть места, где ему не надо принимать решения – все решают за него.
Медсестра сделала укол, причем очень аккуратно, и Сергей почти ничего не почувствовал.
Потом она ушла, Сергей остался один. Перед его глазами проносились, как в калейдоскопе, события недавних дней. Жирной точкой в их серии был взрыв… Дальше память не фиксировала ничего, как Полундра ни напрягался.
За дверью послышались голоса. Белая дверь тихонько открылась, в проеме показались две фигуры.
– Ура, папка, ты живой! – в палату смерчем ворвался Андрейка.
В руках у него была модель корабля. Увидев перебинтованную руку, сын замер как вкопанный. Полундра поманил его здоровой рукой.
– Давай, давай, не бойся, не развалюсь.
Мальчишка подошел ближе и осторожно приник к груди отца. Приблизилась к больничной койке и Светлана, жена.
– Ну что, Сергей, расскажешь, как все было? – спросила жена после паузы, во время которой во все глаза рассматривала мужа. И глаза ее светились такой радостью, какой Полундра давно не видел.
Он тоже не мог оторвать взгляд от своей красивой супруги. Пауза затягивалась. Она, наверное, длилась бы вечно, если бы снова не влез сын.
– Да, папка, расскажи, расскажи! – в голосе мальчишки смешались радость, восхищение и жалость к отцу-герою, которым сын гордился больше всего на свете. И, как всегда, он был уверен, что другого такого отца в мире больше нет и быть не может, и потому просто требовал, чтобы отец приоткрыл ему свои секреты.
– Работа, сынок, обычная работа. – Полундра посмотрел на модель военного корабля, которую сын перед тем, как прижаться к нему, поставил на тумбочку. Андреевский флаг гордо реял над эсминцем «Грозный». – Это что у нас?
– Он мне всю душу выел – давай возьмем да давай возьмем, – рассказывала тем временем Светлана.
– Так как же прошли испытания? – Полундра сурово сдвинул брови.
– Испытания прошли отлично, товарищ старший лейтенант! – весело отрапортовал мальчишка. – Неполадок и нарушений в работе корабля и команды не обнаружено! Все готово к выполнению боевых задач, – Андрей выпалил все это на одном дыхании и счастливо засмеялся.