Ничего более умного я не придумал. И не надо было. При виде духа мертвячки королева дрогнула. На одно мгновение. Этого хватило, чтобы моя магия проломила, спалила ее защиту и окутала старушку чернотой. Когда та развеется, не останется даже праха.
Вокруг еще сражались, не понимая, что все закончено. Демон поднялся из-за стола, струйкой дыма воспарил в небеса. Я выудил припрятанную внутри личины бусину телепорта, подхватил упавшую на землю эльфийку и перенесся в сад храмовой школы.
Чувствовал я себя отвратительно. Меня тошнило от эликсиров и переутомления. Болели мышцы, оживающие после исполнения роли зомби.
– Ты же мертвый, – хрипло шептала эльфийка. – Я сама тебя убила по ее приказу, когда ты сошел с ума и попытался убить ее!
Кого? Меня? А-а, короля – внука Найрены! Вот семейка! Я тихо выругался и с радостью скинул личину мертвеца.
– Еще один покойник.
Ее хриплый смех потонул в кашле. На губах выступила кровавая пена. К нам подбежали святоши, но я вскинул руку в предупреждающем жесте, не подпуская их близко.
– Я выжил, Радесса. Я вернулся из ссылки и отомстил.
На душе было горько. Сейчас я не желал ей зла, скорее жалел.
– А я нет. – Она сплюнула кровь на траву. – Меня сожгли. То, что двигалось и служило ей, было трупом. Хотя, о чем я… – Она снова закашлялась. – Мне нравилось убивать, – прошептала она, когда приступ прошел. Нравилось мучить, лгать, предавать. Даже по ее приказу. Я из рода убийц. Я бы сохранила ей верность, будь она чуть мягче.
На ее коже проступил тонкий узор, похожий на древесный срез. Пена на губах позеленела. Пшеничные волосы потемнели. Эльфийка сплюнула кашицу из листьев.
– Старейшины наказали меня за кражу книги, которая не помогла тебе победить. Я сдалась на милость королевы, не стерпела боли. Боль, вот что вело меня. Прости, Лиорсар.
Она улыбнулась. Я же смотрел, как удлинялись, ветвились ее пальцы. Как ноги погрузились в землю. Она дернулась у меня на руках, выпрямилась, потянулась вверх. Коса расплелась, зазеленела густой листвой. Серебристая кора засияла на солнце. Я не помнил названия священного дерева эльфов. Когда-то давно слышал – оно вырастает над прахом тех, кто полностью рассчитался с земными долгами. Теперь одно из них будет расти в парке бывшего дома моей семьи. В память о Радессе.
В горле было сухо и противно. Сердце слабо билось, постепенно оживая после выпитых снадобий. Несколько минут я стоял у дерева без единой мысли, вслушиваясь в собственную пустоту. Потом нашел силы, шагнул вперед, обнял ствол.
– Прощаю тебя. Ты довершила нашу битву, путеводная звезда.
Едва я это произнес, захотелось кричать до хрипоты, до потери голоса. Я не стал сдерживаться. Я прощался с прошлым. С юношеской любовью. С выжигающим душу чувством вины перед Таресом. Собственной болью от игл.
Ветер кружил по саду. Метались тени, невнятные призраки из Запредельного: непроявленные, смутные. Жрецы отступили от меня подальше, выжидая. Я же сам как бы раздвоился. Одна часть меня скорбела, вторая – анализировала недавние события. Столица забурлит, в борьбе за власть поднимется грязь и мусор. Не сомневаюсь, у жрецов есть достойный кандидат. И это не Мишка. Я не желал участвовать в новой войне, возводить на трон кого бы то ни было. Собственная школа фехтования куда привлекательней герцогского замка.
– Позови Карло! – рявкнул я владыке Авмариэлю. – Я возвращаюсь домой.
На лице Луча веры отразилось столько эмоций, что я понял – делиться победой со мной не собирались. Ну, попробуй огрызнуться, борец за мир и счастье. Над моей головой закрутилась воронка силы, стоило лишь шепнуть имена демонов, которым я посвящен, – Нальгерата и Дагеры. Сад наполнился нездешними звуками, голосами. То там, то сям замерцали золотистые облачка – разрывы в Запредельное. Оно все время было со мной, даже с иглами в сердце.
Я скрестил на груди руки, выпрямился, буравя взглядом стервятников в рясах.
– Приведи Ангелину и Мишку. То есть Балу. А вы развлекайтесь без нас. Властвуйте.
– Свяжусь с канцлером, – кивнул Авмариэль, жестом показывая своей своре отбой.
Вот крысиное отродье! Ничуть за полтораста лет не изменились!
Меня оставили наедине с Радессой. Я погладил серебристую кору и отправился переодеваться. Разгуливать между мирами в наряде мертвеца не хотелось категорически.
Ангелина
В нашем распоряжении была целая придворцовая площадь – просторная, светлая, обрамленная светло-серыми домами диковинной для меня архитектуры сплошь в каменных завитушках-кудряшках. Настоятель храма Пути чудом умудрился добыть разрешение выступить среди этой красоты в три часа пополудни, то есть еще не скоро. Но кто мешал семнадцати музыкантам рассесться на складных стульчиках, расчехлить инструменты?
Вот они все – наши воины с гитарами, бубнами, маракасами, подобием земной домры, пародией на ситар и кучей иных инструментов, которые я видела впервые в жизни.
Пока из-за дворцовых стен доносилось негромкое пиликанье оркестра, беспокоиться было не о чем. Я все равно извелась от волнения, вспотела в железном костюме орре. Вчера мы с Мишей распаковали посылку с обновками. На пару продрались сквозь дебри подробной инструкции, испытали костюмы на себе.
Мишка с трудом втиснулся в наряд Апофиса. Сейчас он походил на гламурного инопланетянина-рептилоида. Хоть в пародии на ужастик снимайся. В отличие от грубого наряда киношного железного человека, костюм орре снаружи напоминал медно-красную железную чешую, а изнутри ортопедический корсет со множеством застежек на липучках. Наши наряды легко гнулись во всех направлениях, окутывались магонепробиваемым полем и могли летать. Невысоко, недалеко, но после непродолжительного пребывания на солнце имели возможность преодолеть пять кварталов по воздуху.
Поглазеть на нас, таких удивительных, потихоньку собиралась толпа. Музыканты посмеивались, я нервничала, все боялась – из-за шума мы пропустим условный сигнал. Не факт, что все начнется, едва замолкнет допущенный во дворец оркестр.
За идею условного сигнала надо благодарить меня. Если амулет абсолютной власти многократно усиливает отданный устно приказ, нам понадобится глухой. Я рассказала ребятам про Бетховена. Они одобрили и через полчаса привели глухого флейтиста.
Флейтист не подвел. Едва прозвучали одиночные трели, наш народный оркестр подхватил мелодию. И началось!
Я плохо помню, как все происходило. Музыка как-то воздействовала на восприятие. Помню танцующую вокруг нас толпу, летающего Мишку, взрывы, шум и крики из-за дворцовой стены…
Стоило темному облаку за каменным забором осесть, принц сделал знак своей поп-группе закругляться. Как там Лиорсар? Выжил ли? Я вопросительно уставилась на менестреля. Тот пожал плечами.
– Пойдем-ка в школу. – Он как ни в чем не бывало повесил гитару за чешуйчатую спину, полетел над мостовой.
Его коллеги торопливо зачехляли инструменты, складывали стулья. А набежавшая на необъявленный концерт толпа восторженно аплодировала. Я же терялась в догадках – получилось ли? От умолкшей мелодии до сих пор звенело в ушах. Меня переполняла эйфория, как после концерта самой крутой и любимой группы.
Мишка тащил меня сквозь аплодирующую толпу к машине. Его команда тоже погрузилась в автомобили и покатила следом. Впереди предстояло едва ли не более ответственное выступление.
Навстречу нам мчались машины гораздо богаче, чем наши. Местные чиновники спохватились? Надеюсь, во дворце сейчас слишком жарко, чтобы думать о горстке певунов.
У ворот особняка нас встречали двое – Луч веры Авмариэль и провидица. Старуха хищно глянула на меня.
– Неожиданная помощь. Но весьма своевременная, – задумчиво произнес жрец.
Мне не понравилась интонация его лучезарности. Сердце испуганно забилось. Жив ли герцог? Мишка настороженно оглянулся на свою свиту, вооруженную гитарами, флейтами, скрипками. Высыпавшие в сад жрецы тоже не радовались музыкальному спецназу. Но Авмариэль выкрутился:
– Уверен, Творец направил вас в сегодняшнем благом деле. Каждому воздастся за дела его в этой жизни и посмертии. Лина и Балу, мы вас ждем.
Я недоверчиво оглянулась на Мишку. Тот не спешил отпускать группу поддержки.
– Каковы гарантии, что мы выйдем из этих стен живыми и невредимыми? Что ваша драгоценная спутница не поработит Лину, что мне не перережут глотку воины Храма? – спросил он напрямую.
– Слово верховного жреца, Луча его света, уже не гарантия? – возмутился было Авмариэль.
Не вышло. С грохотом и звоном вылетела оконная рама на втором этаже. Наружу хлынула тьма, засверкали молнии. Из нее на газон спрыгнул Лиорсар с криком:
– Беги, Лина!
Следом выскочили Рэй и трое воинов. Все обстреливали некроманта изумрудно-зелеными молниями.
– Миша, играй! – скомандовала я.
Полтора десятка музыкальных инструментов вступили почти одновременно. Из музыкальной какофонии постепенно выстраивалась мелодия военного марша. Вовремя я рассказала сказки про Садко, про гусли-самогуды! Жрецы маршировали на месте. А Миша замедлил темп и, будто былинный Садко, отправил врагов в пляс. Всех до единого. Даже старая карга притопывала, кряхтя и ругаясь.
Лиорсар, прихрамывая, подошел к нам. Расцарапанная щека сочилась кровью, на левом рукаве рубашки пропаленными краями чернела внушительная дыра.
– Миша, внуши им что-нибудь доброе. Пусть людей миру и всепрощению учат. Пусть детям и старикам помогают, – наклонилась я к уху менестреля.
Он кровожадно усмехнулся и запел. В песне не было рифм. Скорее мои слова, подстроенные под мелодию. Странным образом другие певуны его услышали и запели хором. Лиорсар прислушался и показал нам большой палец.
Когда музыка стихла, зачарованные святоши застыли с блаженными улыбками на лицах. Провидица осела на землю и разрыдалась.
– Прости меня-а-а, Ангели-ина-а! Я править хотела через тебя! Я достойна! Куда достойней Найрены!
Я брезгливо попятилась от нее.
Менестрели подходили к нам, желали удачи и уезжали.