бые стороны? Он не знает, что опасен?
Фейн обернулся на укутанный темнотой город — возвращаться и вправлять Блеку мозги не ко времени. Может, Гилл возьмет на себя эту обязанность? На него смерть Ривза подействовала отрезвляюще. Проклятье, Блеку придется самому со всем разбираться — ему сейчас не до того.
Он отдавал себе отчет — ему очень крупно повезло. В отличие от Ривза или Блека, Гилла и многих других, погибших в Олфинбурге во время отладки прибора, он сам выбрал свой порок. За него не выбирали — он выбрал сам. Слушок в одном месте, случайный крупный проигрыш в другом, спешно проданная фабрика по бросовой цене — Фейны могли себе это позволить, и вот, слухи о банкротстве поползи сами. Да, ему будет стыдно, когда придется вспоминать, чем он занимался в Аквилите… Да, ему будет стыдно, что он шантажировал и выдавливал деньги… В качестве извинения перед нерой Викторией он найдет ту тварь, которая заставила её выйти из вагона в Серой долине. Он найдет ту тварь, которая заткнула рты дорожным полицейским. Да, так себе искупление, но что поделать? Он хотя бы никого не калечил и не убивал, как другие. Он старательно отгонял прочь ненужный сейчас вопрос: как жить? Как жить после такого… Он потом найдет гипнотизера или модного нынче психиатра какого-нибудь и… ему поправят мозги, хотя он и так понимал — другого выбора у него и его семьи не было. Как только Ривз пришел к его отцу с вопросами о возможности создания прибора, воздействующего на чувства, выбора у их семьи не было.
Он снова похлопал себя по нагрудному карману — бумаги были там. Пусть новая фобия, пусть новая зависимость, но эту он хотя бы заработал сам. Это хороший страх, потому что этот страх — его, а не навязанный каким-то Шекли и его прибором.
Надо двигаться. Надо идти через усталость и презрение к самому себе. Он потом подумает о своем поведении. Сейчас перед ним другая задача. Он в последний раз обернулся на Аквилиту. В свете полной Луны сияла петля широкой и вольной Ривеноук. Верния была ближе. Там больше ученых, но он совсем не Мюрай. Он выбирает мир, но мир на условиях своей страны, а не как Мюрай.
Удивительное дело, что Аквилита все еще стояла. Все прогнозы генералитета гласили, что именно тут будет решающее сражение. И где оно? Почему Аквилита еще стоит? Хотя пусть стоит и дальше, пусть неведомые боги хранят её от боевых действий. Фейн не знал, что дирижабли были в пути уже вторые сутки, передвигаясь под маскировкой.
Проводив Эвана в дорогу, Вик заставила себя хотя бы чуть-чуть не думать о службе — дома была Полин, которой она обещала семью и любовь, и о которой она непростительно забыла. Они прогулялись с Полин в саду, в темноте полюбовавшись беснующимся океаном, потом они играли в доме, потом Вик читала ей книжку, помогала принять ванну, играя в уточек, а потом Полин, как обычный ребенок, счастливо заснула в кровати. Простые, безыскусные домашние заботы и развлечения. Быть может, это и есть главное предназначение Вик? Дом, дети, игры и прогулки. Придерживайся она этого, то Эвана не ждала бы участь Душителя. Хотя Элайзу такое поведение не защитило. И вот как понять, как найти в этом мире свое место? Место, которое принесет тебе и окружающим счастье. Может, важнее создавать тепло, отдавать любовь, которую ей щедро дарил Эван эти оставшиеся им дни? Забыть о службе и подарить Эвану дом, о котором мечтал бы каждый лер. Вик встала с кровати Полин и вышла в коридор. И как жить? Как дальше жить… Две седьмицы. Она вытерпит их ради Эвана дома? Или к бешенным белочкам такую жизнь?! Если не она, то кто остановит Душителя и Гордона? Или, как говорил Дрейк, это и есть гордыня?
Она медленно шла по коридору. Домашние туфли утопали в ворсе ковра, скрадывая все звуки. Как прожить эти две седьмицы? Даря Эвану праздник или полностью погрузившись в расследование в надежде остановить Душителя? А если не получится? Будет ли она всю жизнь потом сожалеть, что в жажде закончить расследование забыла об Эване, не посвятила себя ему и его жизни? Две седьмицы. Две седьмицы до новолуния. Левую ладонь жгло напоминанием, что она точно выживет, а вот её Душитель нет.
В холле первого этажа гулко и неожиданно раздался дверной звонок. Все, кто был дорог Вик, знали телефонный номер. Неужели что-то случилось с Эваном?! Она стремглав рванула на первый этаж, заставляя себя не думать о плохом.
Это был Одли. Это всего лишь приехал Одли, привезший с собой Брока и уставшего, замотанного Николаса — тот вообще впервые за этот год вернулся из госпиталя ночевать домой.
Брок и Ник послушно разошлись по своим комнатам, потому что Одли выглядел крайне выразительно: его распирала какая-то новость, которую он не смог доверить даже Броку — вот же неожиданность! Вик знала, что у Брока почти нет секретов от Одли, а вот у Одли такой секрет нашелся…
Усталый и встревоженный мужчина заговорил только в кабинете Эвана — из-за отъезда Гордона введенные утром правила Вик отменила.
— Вик… — Одли отказался садиться, продолжая мяться и теряться даже в кабинете.
— Да? — Вик заставила и себя стоять, хоть и устала за этот длинный день. Горящая на столе масляная лампа скупо освещала кабинет, убаюкивая и уговаривая расслабиться.
Одли все же решился:
— Помнишь, ты просила следить за офицерами из Тальмы?
— Да, конечно. — она удивилась, что это всплыло именно сейчас, когда эпопея с офицерами и возмездием за Брока уже закончилась.
— Я… Я договаривался с одной телефонной нериссой в гостинице… До этого ничего интересного, чтобы заслуживало твоего внимания не было, а вот тут…
— Что не так?
Одли дернул ворот мундира и признался:
— Я себя предателем Брока чувствую, если честно. Но не показать не могу.
— Давай уже… — она без просьбы Одли достала из кошелька золотой и подала ему: — передай, пожалуйста, нериссе в качестве благодарности.
— Кх… Вики…
— Купи конфет или лент, или какую-нибудь красивую мелочь… Не мне тебя учить, Вин.
— В общем… — Одли достал из внутреннего кармана мундира помятый лист бумаги. — Читай сама. Это часть записи разговора Грега. Час назад состоялся.
Она взяла распечатку, подошла к столу и принялась читать.
«— …не бойся, тебе недолго осталось это терпеть. Бомбисты Аквилиты…
— Если хоть одна фиксограмма просочится в прессу, я тебя лично прикажу взорвать!
— Еще раз, отец, я…
— Или ты сам решишь этот вопрос, ты сам знаешь как, или его решу я, и тогда тебе не поздоровится. Лучше ты сам выберешь свою смерть, или это сделаю я. Ты — ничто. Будущее Тальмы — все. И ты ему сейчас, позорище, мешаешь!»
Она нахмурилась:
— Это…
— Лер Грегори Блек-старший, глава Нижней палаты парламента.
— Мне же не показалось, что…
— …Вики, никому не показалось — кажется, Блеку конец. Не взорвут наши — папаша прикончит.
— Какие чудесные родственные отношения. Значит, нельзя допустить появления фиксограмм…
— Еще бы знать — куда и кому они уплыли, Вики. Пока все глухо. А Блек — проклятый лер и офицер. Эти идиоты стреляются и по меньшим поводам. Я от Брока чего-то подобного ждал, но, кажется, Грег будет раньше.
Глава 60 Все зло от газет
На рабочей седьмице так трудно вставать на службу. И все утренние предупреждения: шуршание щетки в топке, стук выкладываемых дров, шорох зажигаемой спички, случайное звяканье ведра — идут мимо сознания, не будя и не мешая спать. Даже грохочущий механит-будильник лишь заставляет поглубже забиться под подушку и спать: хоть на миг подольше задержаться в теплой кровати. Сложно открывать глаза, еще тяжелее выкапывать себя из-под теплых одеял, идти куда-то в темноту и холод… Утро в будни — зло. Зато в единственный свой выходной Вик проснулась, почти как положено: в шесть утра — и уже не смогла сомкнуть глаз.
В камине весело плясал огонь, прогревая спальню. Вик представила, как холодно в остальной части дома, и поежилась. Пришлось себя буквально заставлять вставать — умываться, причесываться и, не дожидаясь помощи Анны, заменявшей ей по утрам горничную, одеваться — впрочем, Вик предпочла накинуть теплый халат поверх свежей сорочки и в таком виде пошла вниз. Её грело обещание Эвана телефонировать, как только доберется до Олфинбурга. Вик понимала, что это обещание из тех, которые не совсем выполнимы: вряд ли Эван, действительно, телефонирует в пять-шесть утра — побоится её разбудить, но… Эван никогда не нарушал данного слова, есть надежда, что он телефонирует, просто чуть позже, в более подобающее, с его точки зрения, время.
Джейн, девочка-поломойка, столкнулась с Вик в коридоре — она несла ведро угля для камина в спальне Николаса. Видимо, вчера её не предупредили, и она не успела протопить его комнату. Вик поджала губы — она знала по себе, как тяжело ведро с углем. Надо будет решать вопрос модернизации дома, переводя его на паровое отопление, а пока попросить Джона помогать девочке — за отдельную плату, конечно. Это не входит в его обязанности — носить тяжести. Сделав неловкий книксен, Джейн прошмыгнула в спальню Николаса, тихо затворяя за собой дверь.
В холле камин был уже растоплен. Пламя плясало в топке, робко освещая погруженное в полумрак помещение. Из-за танца огня казалось, что тени в холле ожили — они двигались, шуршали, переговаривались друг с другом. Они что-то ждали. Печать на ладони ответила теплом, пугая Вик. Предложенная Брендоном защита неведомым лоа пугала не меньше участи стать жертвой Душителя. Тени словно почуяли страх Вик — стали плотнее и с тихим шорохом, ознобом отдавшимся в спине, помчались к ней по лестнице на миг застив глаза. Вик еле успела вцепиться пальцами в перила, чувствуя, как мир становится нереальным и зыбким. Казалось, что даже ступени стали растворяться под её ногами, как топкое болото засасывая её ноги вместе с туфлями. Запахло серой, и ладонь нагрелась сильнее. Заодно проснулся Брок, тут же согревая Вик своим теплом и чутко прислушиваясь к тому, что вырвало его из сна.
Поттер при виде замершей на лестнице Вик тут же встал с кресла, где до этого устало сидел, и поклонился, разбивая тишину: