Брок откашлялся и покраснел:
— Понял… Был неправ…
Гилл застыл на пороге комнаты Маркуса. Она была небольшая и совершенно необжитая: голые стены, заправленная по-военному узкая кровать, рабочий стол, утопавший в бумагах, электрическая лампа зеленого стекла, плотно зашторенное окно — через открытую форточку доносились звуки ночной, неспокойной Аквилиты: кто-то кричал о вернийцах и сигналах, раздавались полицейские свистки и звуки драки — еще не погромы, но уже близко, очень близко.
Маркус сидел за столом и что-то быстро писал. В простой рубашке (в комнате было душно) и домашних штанах он совсем не походил на грозного инквизитора. Гилл вздохнул — иногда реальность очень обманчива, как, например, в случае с Марком. Тот, услышав скрип двери, отложил в сторону автоматическое перо и развернулся на стуле к Гиллу: «Добрый вечер. Проходи!»
Гилл прищурился и сказал, проходя в комнату и садясь на кровать — больше в этой аскетичной комнате сидеть было негде:
— Недобрый вечер. Тебе нестыдно?
«За что? — не понял его Маркус, быстро копаясь в мыслях друга. Гилл даже чувствовал скорость, с которой они просеивались и откидывались в сторону. Или это, скорее всего, его мнительность. — А, за это… Нет, нестыдно»
Гилл качнул головой:
— Иногда я жалею, что успел тогда… Очень жалею. — прозвучало это очень горько. — Зачем ты так, Марк?
«Надо», — коротко ответил Маркус, снова разворачиваясь к столу и берясь за ручку. Гилл не выдержал и эфиром вырвал её из рук друга:
— Марк, поговори со мной!
«Не умею, Эвирок!» — отрезал мужчина.
— Ты все прекрасно понял. Зачем ты заставил отца Корнелия солгать на совещании? Ты же прекрасно понимаешь все последствия этой лжи. Хейг явно поверил… Он расскажет Мюраю, и тот обнадежится. Ты хоть знаешь, как чувствует себя человек, когда потерял все, и вдруг блеснул лучик надежды?! Ты хоть понимаешь, что почувствует Мюрай, когда поймет, что это была ложь… Что никто не снимет с него клеймо предателя? Мое слово против трех показаний — мне не перебить в суде при пересмотре дела показания Блека, Фейна и Шекли.
Маркус подвинул бумагу, которую писал перед приходом Гилла, на край стола: «Подписывай!»
— Что это? — Гилл взял документ и принялся внимательно читать.
Маркус любезно пояснил: «Твои заверенные эфиром показания, что Мюрая под пытками заставили оговорить себя. И не забудь заверить эфиром.»
— Не поможет, Марк. — но вопреки своим словам, он тут же расписался и заверил эфиром.
«Показания трех офицеров против одного Шекли?»
— Трое? Я, Блек… И? — Гилл нахмурился, пытаясь понять, что же происходит. — Думаешь, кто-то поверит, что Ривз так был опечален случившимся с Мюраем, что перед смертью написал признательные показания?
«Фейн. Он уже заверил бумагу у нотариуса. Шекли заткнется и на все согласится. Мюрая оправдают. И я знаю, что чувствует человек, который поверил в спасение и вдруг понял, что ошибся — ты постоянно об этом мне напоминаешь.»
Гилл приложил правую руку к сердцу и покаянно склонил голову:
— Прости, Марк. Я был неправ. Я… Мой юношеский максимализм вернулся во всей красе.
«Прощен», — Маркус положил подписанный Гиллом документ в папку и убрал её в сейф, потом вернулся за стол и развернул стул к Гиллу. Тот сидел, уткнувшись в пол, и переживал. Маркусу пришлось вновь повторяться: «Кайл, я серьезно — я не злюсь. Я знаю — я отнюдь не добро, но насмехаться над Мюраем не входит в мои планы.»
Гилл оторвался от осмотра носков своих туфель и поднял глаза на Маркуса:
— Ты пойдешь ради Мюрая против главы своего храма?
«Изыди, атеист!»
Гилл скривился, но вопрос повторил:
— Ты пойдешь ради Мюрая против короля? Ведь Мюрай — шпион Вернии. Это совершенно точно. Ты солжешь королю?
«Главой моего храма может быть только Сокрушитель. Только боги — основа храма, а отнюдь не король и Защитник веры. Я держу отчет перед Сокрушителем, и перед ним я чист. Мюрай хотел лишь одного — мира. Он хотел предотвратить войну. Так что перед богами он чист. Пусть будет чист и перед людьми. Ты веришь моему слову?»
— Да! — твердо сказал Гилл. — Значит, ты и в его мозгах покопался… В чьих еще?
«Неважно. Что-то еще, Кайл?»
— Ты куда-то спешишь?
Маркус обвел руками свой стол: «У меня много работы.»
— Хорошо. Тогда еще одна новость — Фейн явно собрался штурмовать катакомбы в поисках потенцита — он весь день пропадал в музее Естествознания у знаменитого макета… А еще Фейн очень расстроен новостями, которые с городского собрания принес Шекли. Особенно его задела новость о пересмотре дела Мюрая. С чего бы?
«С того, что он шантажировал неру Ренар. И она по глупости согласилась — а ведь вроде умная женщина. Пришлось вмешаться.»
— Именно поэтому отец Корнелий и высказался о Мюрае, — задумчиво сказал Гилл. — И в мозгах неры Ренар ты тоже покопался… Заодно с мозгами отца Корнелия… Марк, ты не много ли себе позволяешь?
«Не больше, чем обычно»
Гилл, к сожалению, знал: усовестить Марка практически невозможно. Как же, сверхчеловек, которому дано больше, чем другим…
— Значит, следим за Фейном? За ним, кстати, кто-то ходит — кто, я не понял…
«Сержант Одли. За тобой, кстати, тоже ходит парочка — охрана, а не топтуны. Так что не вздумай сбрасывать с хвоста!»
— Дожил — боевой офицер ходит по городу с охраной! Ниже падать некуда.
«Падать всегда есть куда — это ты зря. И по поводу новостей о возможном теракте в отношении Особого управления — это утка, её запустила полиция. Можешь не бояться подрыва.»
— Одной головной болью меньше.
«И за Фейном я пойду один.»
— С чего бы?
«С того, что я так решил.»
Гилл пристально посмотрел в алые глаза Маркуса — и ведь не передумает, считает, что раз менталист, то справится со всем.
— Хорошо. Тогда я дожму Шекли.
«Не смей трогать Шекли.»
— Но сколько можно тянуть? Раз в катакомбы идет Фейн, то Шекли безопасен.
«Мы можем ошибаться. И в катакомбы Фейн может идти как раз из-за Шекли. Тягу к наживе тоже легко подогревать, как и тягу к насилию. Мы до сих пор не знаем, кто точно: Шекли или Фейн — наложил проклятье на Ривза. Так что сидишь и ждешь моего возвращения, боевой офицер.»
— Я не ребенок, Марк. Я не нуждаюсь в защите и помочах. Я справлюсь!
«Напомнить, что ты, такой не нуждающийся в защите стал тварью, которой все равно, что в подвале убивают человека?»
— Я там был самый вменяемый…
«Ты не полезешь к Шекли!»
Гилл прищурился:
— А иначе..?
Маркус чуть наклонил голову вниз, заглядывая Гиллу в глаза, и тот рухнул, как подкошенный, на кровать. Инквизитор в последний момент эфиром удержал его голову, не позволяя удариться о стену.
…Привычно тошнило. Голова гудела, как… Как… Как всегда после чистки. Гилл застонал — опять! Только поверишь, что Марк — человек, а он опять проклятая нелюдь, которая считает себя выше всех. Сверхчеловек, чтоб не попал к своему Сокрушителю, а горел во тьме без богов…
Чья-то рука… Хотя, почему чья-то? Рука Марка подлезла под шею, помогая повернуться на бок.
«Таз на полу. Если тошнит — смело наклоняйся вниз…»
— Иди в пекло… — прошипел Гилл, сглатывая вязкую, едкую слюну. Каждый раз он надеялся, что привыкнет, что реакция организма притихнет, но нет — каждый раз, как первый. Хорошо, что не ел — рвать его было не чем, хоть желудок снова и снова содрогался в болезненных судорогах. А эта белоснежная тварь еще и придерживала за плечи, еще и стакан с водой подала: «Выпей — станет легче!»
— Катись откуда выполз…
«Кайл…»
Гилл оттолкнул и стакан, и руку, его удерживающую. Вода окатила рубашку, впрочем, та и так была мокрая от пота.
— И что в этот раз ты стер? Чего я лишился?!
«Кайл, прости. Я сделал это ради твоей защиты.»
— Катись… В пекло… — Гилл все же смог сесть. Марк тут же отошел в сторону. — Вот поэтому… Вас и убивают во время становления дара…
«Да, я помню, ты до сих пор жалеешь, что успел тогда.»
Маркус сложил руки на груди и прислонился спиной к столу, разглядывая Гилла — тот прикрыл глаза, его до сих пор штормило. В голове бил, не переставая, колокол боли. Тошнота ворочалась в животе, утихомириваясь.
— Так… Проклятье Ривза помню. Визит к Ренарам помню. Похороны Ривза… Нет… Отправка тела в Олфинбург… Не помню. Блек — помню. Ты его арестовал… Фейн? Шекли? Не помню…
«Ты не помнишь, потому что ничего важного и не было. Тело Ривза до сих пор тут. На Фейна и Шекли ничего нет. Продолжаем следить. Близко к ним не подходим — помнишь же, что это опасно?»
— Так… Душитель? Ничего не помню… Что с Душителем?
«Ничего. Ты хотел привлечь к расследованию неру Ренар, но мы посовещались и решили, что это преждевременно. Что-то еще?»
Гилл открыл глаза и встал, чуть пошатываясь:
— Ответь на один простой вопрос…
«Слушаю.»
— Кто сторожит сторожей, Марк? Кто?!
Тот честно ответил: «Сторожей сторожу я.»
— А кто сторожит тебя?
«А меня сторожат боги, совесть и ты. И да, я помню — ты жалеешь, что тогда успел. Твое право прикончить меня, когда я зайду слишком далеко по твоему мнению, у тебя по-прежнему есть. И я по-прежнему обещаю, что не буду сопротивляться.»
Гилл с трудом дошел до двери:
— Катись ты… Никогда больше не подойду к тебе…
«Подойдешь — ты единственный, кто остановит меня, когда я свихнусь, а я свихнусь, как все эмпаты и менталисты — невозможно жить в постоянном ментальном шуме и сохранить разум. Нельзя знать, что ты — венец эволюции эфира, и не попытаться это воплотить в жизнь.»
— Катись в пекло, Марк… — Гилл протянул руку к дверной ручке, но дверь открылась сама. На пороге стоял секретарь Маркуса Брендон:
— Отец Маркус… Вам телефонировали из полиции. Нер комиссар Ренар просит вас прибыть на Малого брата — там обнаружено логово чернокнижника. Велеть разогревать котел паромобиля?
Маркус качнул головой: