— А, ясно. — она снова обернулась на неприкаянного мужчину, замершего среди бурной деятельности по разбору завалов и подготовке к новым обрушениям. Лера эээ Кто?!
Громко хлопнула, заставляя вздрагивать, дверца паромобиля. Патрульный доложил:
— Старший инспектор, котел прогрет, можно ехать.
— Клер…
Она повернулась к Броку — ему-то она дала шанс на разговор, она смогла переступить через воспоминания о катакомбах, давая ему шанс все объяснить, которым он не воспользовался в кондитерской… Она даст шанс и Грегу. Чем он хуже? Она переживет леру эээ Я-всем-скажу-кто-ты, а вот неизвестность она не переживет.
— Я на минуту отойду, хорошо?
— Хорошо… — Брок нахмурился, но ничего больше ничего говорить не стал. Клер же пошла обратно к Грегу, слишком хорошо заметному на фоне ярко-освещенного пролома. В своем алом мундире он напоминал птицу кардинала. Глупо вспомнилось, что эта птица — символ мужества и надежды перед лицом невзгод. Небеса, о чем она сейчас думает!
Брок за спиной Клер залихватски свистнул, заставляя Грега оборачиваться — забота по-броковски ужасна! Мужчина заметил Клер и тоже сделал шаг, и еще, и еще, а потом даже побежал ей навстречу.
— Элизабет, что-то случилось? Вас обидели? Вам нужна помощь? — он замер перед ней, тяжело пытаясь отдышаться. Совсем побелел от усталости, пот тек по лицу, оставляя за собой чистые дорожки на пропыленном лице.
Она тихо спросила:
— Мне нужен ответ, Грег. Вы сказали неру Ренару, что я лера эээ Кто?
— Простите? — не понял её Грег.
Она вновь напомнила:
— Вы сказали Ренару, сразу же после того, как мы поднялись на поверхность, что я лера эээ… Лера — кто?
Он нахмурился, явно прокручивая в голове события этой ночи:
— Я чуть не выдал вашу тайну, Элизабет. Хотя нет, выдал — Мю… Де Фору.
Она отмахнулась:
— Он знает, кто я. Так лера эээ?
Грег склонил голову, рассматривая носки своих пыльных, грязных ботинок:
— Элизабет. Я забылся и чуть не назвал вас по настоящему имени. Лера Элизабет. Это было крайне неловко, я осознаю, и я извинился…
— Надо всегда разговаривать! Надо всегда разговаривать! — простонала Клер, старательно давясь ругательствами — они сейчас были ни к чему. — Грег, прости, пожалуйста…
Она сделала шаг вперед и обняла его — отчаянно хотелось его утешить и поддержать. Ему пришлось отчаянно плохо сегодня. Даже не сегодня — все время после ареста Брока. Эмпат хорошо поиздевался над ним. Брок сам принял решение о пытках Хейга, Грег — под давлением эмпата, и это колоссальная разница.
Он осторожно прижал её к себе:
— Лиззи, ты понимаешь, что сейчас рушишь свою репутацию? Я не могу сейчас наложить плетение невидимости, у меня просто нет для этого сил.
— Да лаааааан! — фыркнула она куда-то в его мундир. — Сейчас рушится только твоя репутация. Ночь. Темно, а ты обнимаешь мальчишку, Грег.
— Я это как-нибудь переживу. Я беспокоюсь только о тебе — тебе и так пришлось тяжело. — Его пальцы осторожно легли ей на шею, снова рисуя знакомое плетение — медленно стали уходить прочь усталость и головная боль. — Лиззи, как жаль, что я так поздно встретил тебя, и теперь уже ничего не изменить.
Она напомнила, отстраняясь:
— Еще недавно ты радовался, что встретил меня поздно.
Грег слишком серьезно сказал:
— Все относительно, Лиззи. Прости.
— И ты прости мой злой язык. — она глубоко вдохнула и сказала: — пойду я — мне еще Броку сегодня взбучку устраивать.
Грег дернул уголком рта:
— Взбучку?
— Заслужил, — твердо сказала Клер. — Или ты о том, откуда я знаю такие слова? Я и похуже знаю — привыкай. И ты спрашивал про книгу, помнишь? Я буду ждать её…
Блек качнул головой:
— Прости, Элизабет, в сложившейся ситуации это бессмысленно…
— А я буду ждать… И… Все, я пошла. Береги себя.
— И ты, Лиззи. И ты…
В тепле салона паромобиля Клер все же сморило. Она сонно сказала Броку:
— Я должна кое-что сказать тебе…
Он послушно кивнул:
— Скажешь, конечно, скажешь. Но только утром — когда воздействие эмпата пройдет. И… Клер, мне вызывать Грега на дуэль или заставить на тебе жениться?
Глаза Клер после целебного плетения слипались, но все же возразить она успела:
— Леры выходят замуж, Брок.
— О, точно, извини. Значит, не дуэль… — последние слова Клер не слышала, она уже спала.
Глава 53 Ненастное утро лер и нер
Зола проснулась, когда её безвольное тело бережно перекладывали с кровати на каталку. Она сонно заметила, что за зарешеченным окном идет дождь. Крупные, редкие капли били в стекло и стекали вниз, как слезы. Что-то текло и по щекам, но не может же дождь идти в палате?
Откуда-то издалека раздался радостный голос — над головой возникла слишком благостная, слишком приторная физиономия профессора Манчини:
— Как ваше самочувствие, нера Аранда? Вам стало лучше?
— Я… Хочу… Домой… — каждое слово приходилось с силой вырывать у заторможенного лекарствами мозга.
— Ну-ну, полноте, не плачьте. Хотите домой — завтра ваш муж обещал вас забрать…
Что-то скользнуло по щеке. Что-то шершавое, что вытерло дождь. Только он полился снова.
— Все будет хорошо, нера, это просто нервное… Сейчас вам сделают укольчик, и все сразу станет проще и легче.
— Куда… Меня… Везут?
Глаза болели от резкой смены картинки перед ними: свет-тьма, свет-тьма, всего лишь потолок и светильники…
— Небольшая операция, это нестрашно…
Зола где-то это уже слышала. Она дернулась, но смирительная рубашка была завязана на совесть, как и ремни, удерживающие её на каталке.
— Полноте, нера Аранда, не стоит так бояться. Чуть-чуть поспите, а потом проснетесь, и поймете, что выздоровели. Вы же умная женщина, вы все понимаете. Это не страшно, это хорошо — излечиться.
Она снова дернулась, ища в себе хоть капли эфира, но тот молчал. Пришлось разлеплять онемевшие губы и снова выталкивать из себя слово за словом:
— Я… Не… Хочу…
Мужская ладонь ласково погладила её по голове — профессор, действительно, волновался за неё, как и за любую свою пациентку. Только благими намерениями вымощена дорога прочь от богов.
— Тут не вы выбираете лечение. Лечение назначаю я. Вы же знаете, что лечение разрабатывает ваш муж. Неужели вы думаете, что он хочет вам зла? Он у вас гений, нера Аранда. Все будет хорошо… — и куда-то в сторону он бросил: — увеличьте вдвое дозу релитанита — она странно реагирует на успокоительное…
Кто-то тут же ответил:
— Да, конечно, профессор.
А свет все так же сменял тьму, а потом свет затопил Золу — её ввезли в операционную, и над женщиной включили бестеневую лампу.
Запахло тошнотворно лекарствами. Где-то искрило и шипело электричество — проверяли новейшее изобретение — операционный коагулятор.
Зола орала.
Она вырывалась, как могла.
Она тянулась к эфиру изо всех сил — она не хотела быть куклой. Она не хотела, чтобы в неё вшили какую-то дрянь, которую придумал её Рауль. Нет, не её Рауль… Она же любила кого-то другого, кто не мог отправить её в этот кошмар, он не мог запереть её тут, он обещал весь мир у её ног. Это точно не мог быть Рауль. У неё… У неё был её солнце. Точно! Её солнце! Он где-то ждал её, а она тут лежала и не могла себя защитить.
Как она могла забыть! Она должна была прийти к нему, она обещала вернуться, она обещала, что всегда будет приходить и никогда его не бросит.
Она должна вернуться!
Магблокиратор сожгло за пару ударов сердца. Обе печати слетели тут же. Алый эфир затопил Золу и все вокруг — она вернется к нему! Она обещала!
Кожаные ремни лопнули.
Смирительная рубашка сгорела, обжигая кожу. Зола птицей слетела с каталки, кулаком разбивая нос профессору, и эфиром откидывая несущегося на неё санитара. Потом она сделала шаг, еще шаг, а потом была тьма, когда со спины на неё обрушился удар…
…
…она очнулась только вечером. Низ живота болел, было больно кашлять и смеяться. Впрочем, смеяться она давно разучилась. Она не смогла вернуться к солнцу. Она уже никогда не вернется к нему. Он… Он её предал.
Её губы упрямо прошептали:
— Я… Вас… Всех… Все… Равно… Убью…
Другого смысла в её жизни не осталось. Впрочем, его и раньше было не особо много.
Брок отнес спящую Клер в свой кабинет — укладывать её спать в общей зале ему показалось неподобающим. Хотя и в собственном кабинете — так себе решение, если только собрать свои вещи, кучу бумаг, скопившихся на столе, и самому отправиться в общую залу? Но, небеса и пекло, он уже отвык от работы под общий гул и гам… Он взлохматил свои волосы, тут же чихая от пыли — надо бы принять душ.
Клер что-то застонала во сне, съежившись на старом, немного скрипучем диване — Брок его даже застелить не смог: не нашел никого по дороге в кабинет, кто бы помог с этим. Пришлось класть так. Брок достал из шкафа плед и бережно укрыл им Клер. Она что-то сонно прошептала — Брок не смог разобрать. Он осторожно, чтобы не потревожить Клер, присел рядом и стащил с неё ботинки. Раздевать или нет — тот еще вопрос. Грег и засветить в глаз за такое может, да и Клер он сам ставил удар — не боги весть что, но попадать в глаз она научилась. Раньше Клермон никогда не оставался ночевать к Брока, даже если очень устал, даже если на ногах не держался — все равно упрямо шел в свою нору, а ведь Брок ему даже переселиться в офицерское общежитие предлагал — сказал бы всем, что нанял слугу, только и всего. Смешная особенность Аквилиты — Брок по сути был военным и имел право на денщика, но по документам он был лишь полицейским чином. Теперь хотя бы стало понятно глупое упорство, с которым Клермон отказывался жить у Брока, предпочитая свою дыру — убогую комнату в трущобах по ту сторону Полей памяти. Брок до сих пор не мог поверить: Клермон — девушка, и она выбрала Блека, вот уж неожиданность!
Брок встал и тихо, чтобы не разбудить Клер, закружил по кабинету, словно снова знакомясь с ним. Все тот же рабочий стол, кресло и стулья для посетителей, масляная лампа — её не сдали, не заменили на электрическую. Бюро, где каждый ящик запирается на ключ. Полки с книгами, папками и делами. За полками как раз прячется небольшое место для отдыха — диван, умывальный стол и шкаф. Все было до боли знакомо. Все был