– Разумеется! – отвечал Фриц.
И, указав пальцем на пострадавшего солдата, распорядился:
– Убрать в госпиталь, выдать денег на лечение!
После чего покинул лабораторию, приказав на всякий случай удвоить подле нее караул.
Действительно, через сутки Лодья попросил свидания с августейшим работодателем. Король немедленно явился. Гавриил указал королю на стоящие на столе несколько колб с белым порошком и прозрачной жидкостью.
– Это готовый продукт. Прошу внимания, Ваше Величество!
Лодья театральным жестом просыпал щепотку порошка над бокалом с водой, и она мгновенно исчезла, никак не повлияв на цвет и прозрачность содержимого. Он поднял сосуд, будто бы чокаясь с невидимым собутыльником:
– Прекрасная растворяемость в отличие от обычной окиси известного элемента! Это действеннейшее средство, Ваше Величество, и допускает весьма тонкую дозировку. Если желаете, испытайте. У вас есть кому это доставить по адресу?
– Разумеется, имеются и надежнейшие курьеры, и доверенные люди при всех дворах. Но это не вашего ума дело, вы свою работу выполнили. Теперь отдыхайте, пока мы не получим ободряющих известий!
– А мои жена и ребенок? – казалось, Гавриил застыл от волнения, испытующе глядя в спокойное лицо короля.
– Даю вам королевское слово – ваши близкие не пострадают! – внушительно поднял палец Фридрих, не отводя взгляда, из чего Гавриил сделал вывод, что в отношении его собственной персоны королевские планы еще не прояснились.
– Где они, скажите хотя бы.
– Везель, – сжалился наконец король, которому это ничего не стоило. – Отнюдь не дыра, кстати. Между прочим, именно там жена царя Петра Великого Екатерина родила одного из своих сыновей, впрочем, сразу умершего.
Последнее замечание не могло слишком ободрить Лодью.
Потянулись дни и недели ожидания. Молодому химику разрешено было продолжать занятия в лаборатории, чем он охотно воспользовался. Во время этих опытов он совершил несколько открытий, описания которых, оставленные на месте, будучи опубликованы, принесли немалую славу Берлинской Академии наук.
Между тем лето окончательно вступило в свои права – к счастью, в каземате потсдамской дворцовой гауптвахты, где Лодья проводил большую часть времени, даже в самые жаркие часы сохранялась прохлада.
В середине лета король сообщил своему гостю, что его учитель Волынский вместе с единомышленниками Еропкиным и Хрущовым обезглавлены, а цесаревна Елизавета Петровна, на которую конфиденты казненного кабинет-министра якобы возлагали надежды, находится под подозрением и едва ли не под домашним арестом. Лодья никак не проявил эмоций, и король еще раз подивился бесчувственности русских дикарей.
Значительную часть населения прусских городов представляли собой гарнизоны – например, солдаты составляли почти четверть из ста тысяч жителей Берлина. Потсдам, превращенный в большую казарму, тоже вмещал немало войск. И вот теперь, несколько месяцев подряд из зарешеченного окна Гавриил наблюдал за учениями прусской армии. Офицеры палкой и руганью добивались полного автоматизма в действиях солдат при перестроении, учили удержанию строя при любых маневрах, добивались высокой скорости стрельбы и дружного штыкового удара. Прусские полки линейной пехоты, приученные сражаться в сомкнутом строю, наполовину состояли из иностранцев, завербованных разными путями. Не все хорошо понимали по-немецки. Но палка капрала спаяла их в единую массу. Во избежание дезертирства во время похода людей не полагалось отправлять в пикеты дальше двухсот шагов от общего строя. Эта отличная пехота досталась Фрицу от отца, но конницей он был недоволен. Командующий кавалерией Зейдлиц усиленно проводил учения, и на замечание короля о том, что слишком много людей на них калечится, отвечал, что королю не следует беспокоиться о такой мелочи. Для мощного натиска служили кирасиры, для действий против легкой пехоты и разрозненного противника король создал гусарские полки. Особыми его любимцами позднее станут черные гусары, «гусары смерти» – Пятый гусарский полк в черных с серебром мундирах, с черепами на киверах и серебряными молниями на обшлагах. Эта форма оставалась очень популярной в Германии даже двести лет спустя.
Так прошло все лето, наступила осень, приближалась ее золотая середина. И тут громыхнуло известие: 5 октября 1740 года русская царица Анна села пить чай с любимым Бироном, да, откушав, так и хлопнулась со стула. И больше на ноги уже не поднялась.
Прошло всего две недели – срок достаточный, чтобы курьеры доехали из Петербурга до Берлина и до Вены. И тут новая печальная весть: вероятно, огорченный смертью своей старой союзницы по войнам с турками и за польское наследство, император Карл VI тоже, выпив чашку чая за ужином, упал со стула и вскоре отдал Богу душу. Священная Римская империя германской нации осталась на двадцатитрехлетнюю Марию-Терезию, в одном лице австрийскую эрцгерцогиню и венгерскую королеву, и ее мужа Стефана Лотарингского, позднее императора Франца I. И на милость их соседей, разумеется, которые не все повели себя как образцовые джентльмены.
Наоборот, политика – суровая вещь. Как и следовало ожидать, на имперский скипетр, оказавшийся в слабых женских руках, немедленно нашлись претенденты. Честолюбивый баварский курфюрст Карл-Август предъявил права на имперский трон и стал готовиться к войне.
Фридрих II Прусский, в свою очередь, потребовал Силезию, как землю, исконно принадлежавшую бранденбургским курфюрстам, и двинул свои войска на Бреславль – Вроцлав по-польски.
Интересно тут отметить, что Саксония – союзница Австрии и России по войне за польскую корону – примкнула в этот раз к Фридриху.
В ночь на 8 ноября пятидесятисемилетний фельдмаршал Бурхард Кристоф Миних, строитель и блюститель Санкт-Петербурга, любимый инженер Петра I, победитель турок, во главе двадцати солдат вошел к регенту Бирону и взял его под микитки. Бирона вздернули на дыбу, а потом сослали в уральский Пелым. Миних стал первым министром. И новая российская правительница, точнее, регентша, юная Анна Леопольдовна, дочь немецкого принца, ровесница Марии-Терезии и мать наследника русского престола цесаревича Иоанна, никак не высказалась по поводу этого вторжения.
Похоже, впереди действительно маячил неожиданный союз из сильнейших континентальных держав: России, Пруссии и, конечно, Франции… И богатая Силезия, увеличившая полуторакратно площадь и двукратно – население Пруссии, была хорошей платой за прусскую верность этому союзу. Правда, доносились слухи, что Анна Леопольдовна еще колеблется под влиянием канцлера Остермана, склонного поддерживать венские интересы. Да и фельдмаршала Миниха, сторонника союза с Пруссией, вынудили тем временем уйти в отставку…
Так оканчивался этот год.
Глава 22. Побег
Король Фридрих при посредстве химических дарований Лодьи достиг требуемых целей. Талантливый химик мог пригодиться и в будущем. Но извлечение на свет божий подробностей сего тайного дела могло бы вызвать скандал в благородном семействе европейских монархов. Не лучше ли было понадежнее схоронить этот секрет вместе с его обладателем? Фриц, как человек прагматичный, склонялся к последнему. Однако он не успел принять определенного решения – сама судьба избавила короля от этой необходимости.
Под утро его разбудил взволнованный начальник дворцового караула, потсдамский майор. Оказывается, когда разводящий привел смену караула к гауптвахте, они обнаружили ужасную картину. Четверо часовых валялись с перегрызенными горлами.
– Наверняка это была стая бешеных собак! – сказал майор, приведя короля, лично пожелавшего осмотреть место происшествия. – Давно пора устроить на них облаву!
– И что, эти собаки расправились сразу с четырьмя «верзилами»? – спросил король, разглядывая лежащие в лужах крови растерзанные тела солдат в синих мундирах и поеживаясь от утренней прохлады под наброшенным на плечи камзолом.
– Не иначе! – подтвердил майор, грызя мундштук потухшей трубки.
– Дверь гауптвахты открыта. А что внутри?
Они вошли. Здесь лежали еще двое мертвых часовых. Дверь камеры королевского «гостя», обитая железом, была тоже нараспашку, и у короля сложилось впечатление, что она выбита ударом изнутри, а не открыта снаружи.
– Осмелюсь предположить, что часовой открыл дверь камеры перед своей гибелью, и пленнику удалось бежать, Ваше Величество! – высказался майор. – Воспользовался трагическим случаем.
– Франц, с вашим умом строить предположения – гиблое дело! – хмыкнув, заметил король.
Он был невысокого мнения о проницательности большинства прусских офицеров.
– Воспользовался случаем, говорите? – пробормотал он себе под нос, осознавая, что в отношении русского химика допустил большую ошибку.
– Прикажете послать немедля погоню? – спросил майор.
Фриц посмотрел на стоящих вокруг и ожидающих королевского приказа великанов-гренадеров, и в нем поднялось то теплое чувство, которое всегда охватывало его при виде рослых и хорошо сложенных мужчин. Впрочем, посылая их на смерть, он неизменно оставался хладнокровен. Однако сейчас это было бы совершенно бесцельной и трудно восполнимой утратой. Он сразу же понял, что в отношении своего ученика старик Вольф, о неафишируемой стороне исследовательских увлечений которого Фриц был хорошо осведомлен, кое о чем сознательно умолчал. И легкий холодок пробежал по его позвоночнику… Король с содроганием понял истинное значение того странного ощущения, будто он заглядывает в бездну, появлявшегося у него каждый раз, когда он смотрел в голубые глаза русского. Ну да, разумеется, старик не предполагал, что на королевского гостя будет оказано жесткое давление… И это могло бы иметь гораздо более плачевные последствия, если бы, по всей видимости, интересы герра Лодьи на данном этапе не совпали с королевскими…
– Погоню? Нет, я думаю, это бессмысленно… – заметил король. – Пускай уходит… Он выполнил свою задачу и теперь спасает шкуру. Пусть уходит. Да! И еще – немедленно послать в крепость Везель курьера с приказом перевезти в другое место находящихся под арестом женщину с ребенком, жену беглеца.