— Но как так? — спросил я. — Получается, что чем больше ты качаешься…
— Да, — кивнул Сергей. — Чем сильнее ты становишься, тем менее принадлежишь нашему миру и сильнее прирастаешь к этому. Тот, кто отправил нас сюда, отлично все продумал.
— Кто он? — спросил я уже далеко не впервые. — Если это программа, то где она записана? Прямо у нас в мозгах?
— Я не знаю, — пожал плечами Сергей. — За десяток лет здесь я слышал кучу теорий о том, кто он и зачем все это делает.
— Например? — мне стало интересно.
— Моя любимая — что это все эксперимент инопланетян. Они набрали некий пул людей, в основном, молодых, и тестируют их на поведение в условиях кризиса. Ну, например, чтобы лучше предсказывать наши действия в случае полноценного вторжения. Знаю нескольких человек, кто всерьез в это верит. Хотя, кажется, это из какого-то фантастического романа девяностых годов.
— А еще?
— Ну, одна девушка всерьез убеждала меня, что все мы умерли и попали в ад. Или в чистилище — она пока не решила. Она вообще человек довольно своеобразный: сейчас служит в храме Мученицы Евфимии где-то в окрестностях Кирхайма.
— А другие варианты?
— Ну, разумеется, секретный эксперимент каких-нибудь спецслужб: наших, американских, еще каких-то, кому что больше нравится. По вкусу вместо спецслужб могут быть корпорации, вроде Гугла. Суть эксперимента объяснить затрудняются: что-то про контроль сознания.
В этот момент в гостиную ввалился Макс, раскрасневшийся, в расстегнутой куртке.
— Я еще от одного парня слышал вариант, — начал он, судя по всему, подслушав часть нашего разговора, — что все это в самом деле компьютерная игра, разработанная Грановским. А нас он в нее запустил, чтобы наполнить ее живыми и разумными NPC. Со временем мы все забудем, врастем в этот мир окончательно, и тогда можно будет запускать игроков.
— Это тебе уже не фантастика девяностых: тут чувствуется влияние «Черного зеркала», — прокомментировал Сергей, иронично прищурившись.
— А сами-то вы что думаете? — не выдержал я. От последней версии мне стало совсем не по себе.
— Я? — Сергей потер лоб пальцами. — Знаешь, я думаю, что все это контрпродуктивно. Можно городить любые теории, но ни одна из них ничем нам не поможет. Это так же, как в нашей прошлой жизни: можно объяснить любые события заговором масонов или кознями оккультного отдела КГБ, но ни одна из этих прекрасных теорий не позволит тебе предсказать будущее и вообще никак не улучшит твою жизнь. Нужно просто жить и все.
— То же самое сказал мне Олег.
— Олег хороший человек, — кивнул Сергей. — Я хотел бы, чтобы он был здесь, с нами. С ним было бы легче. Но…
Мы помолчали. Гудел ветер в печной трубе, трещали в камине поленья, возился возле дверей еще кто-то из егерей, развязывая мокрый плащ.
— Значит, все-таки, никакой цели в этой игре нет? — спросил я. — И никто не знает, как ее пройти?
Сергей кивнул, отложив разлохматившуюся книгу на старый колченогий столик.
— Ну, или можно сказать по-другому, — проговорил он, откинувшись на спинку кресла. — В ней есть только та цель, которую ты сам себе установил. Как в жизни. Когда мы родились в нашем мире, нам ведь никто не показал вступительный ролик и не объяснил, что нужно сделать, чтобы увидеть финальные титры. Ты просто рождаешься, живешь, и сам решаешь, какой во всем этом смысл.
— Если так, то какова же ваша цель здесь? — спросил я.
— Моя цель? — Сергей потянулся, придвинув кресло поближе к камину. — Знаешь, моя цель в том, чтобы у тех наших, кто сюда попадает, был маяк, к которому можно идти. Место, где их примут, объяснят, что происходит, научат жить здесь. Это то, что останется, когда я умру. Было бы очень круто, если бы после каждого из нас осталось хоть что-то, что будет помогать людям.
«Когда я умру» — мысленно повторил я, невольно поежившись. Он уже всерьез настроен на то, что так и умрет здесь. А я?
Мы снова помолчали немного и заговорили о насущном — о завтрашней заготовке дров.
***
Пару недель спустя мы с Ланой отправились собирать подснежники. Звучит романтично, если не знать, что подснежниками жители Кернадала называли крупные грибы с зеленоватыми, слегка опалесцирующими шляпками, мягкими и плотными, как резина. Росли они отчего-то зимой, прямо под снегом, за что и получили название. Не совсем обычные грибы это были, откровенно говоря. Степа, много экспериментировавший с дарами леса, говорил, что это и не грибы вовсе, и досадовал, что нет у него полноценной лаборатории, а то бы уж он разобрался, что они такое.
Так или иначе, подснежники не росли нигде, кроме Чернолесья, и очень ценились. Лана варила из их толченых шляпок мазь, заживляющую раны и ожоги, а в Брукмере из них делали стойкую зеленую краску для тканей. Можно сказать, что они были одной из главных доходных статей Кернадала: каждый год весной маркграф присылал особый караван, что выкупить то, что егеря насобирали за зиму.
К давно облюбованным грибным полянам были протоптаны тропинки, но их то и дело заметало снегом, так что пробираться приходилось с трудом. Шли мы медленно, не торопясь, тщательно проверяя, не притаилась ли под снегом или в ложбине какая-нибудь мертвожорка или грызень. Я уже хорошо усвоил, что беспечности Чернолесье не прощает.
Каждый раз, выходя из ворот Кернадала и углубляясь в лес, я чувствовал его мертвую, давящую атмосферу. Все это место было словно пропитано концентрированной смертью, смотрящей на тебя из-за каждого дерева бессмысленными оловянными глазами.
Несмотря на это, мне нравилось бродить по лесу. Был в этом какой-то восторг первооткрывателя: за каждым кустом здесь могла притаиться тайна, пусть даже, чаще всего, и пугающая. Например, однажды мы с Ланой набрели на полуразвалившуюся хижину в лесу, оплетенную засохшими черными лианами.
Наверное, когда-то здесь жил лесник, но в Чернолесье никакому леснику было не выжить. Бог знает, что стало с хозяином. Никаких вещей внутри не было, кроме инструментов, покрытых толстым слоем ржавчины.
Да, бродили по лесу мы чаще всего с Ланой — так выходило как-то само собой. Ни я, ни она, казалось, специально не подгадывали. Кое-кто из егерей шутил по поводу наших совместных экспедиций, и шутки это были понятно какого сорта, но ничего особенного между нами не было.
Сегодня, протаптывая заметенную за неделю дорожку, мы говорили о прошлом кернадальцев. Нет, свои настойчивые попытки я уже оставил, но сегодня разговор как-то зашел сам собой.
— А вот взять Сергея, — сказал я. — Даже если он здесь десять лет, все равно, попал он сюда уже немолодым. Ты знаешь, кем он был там? Как попал к Грановскому?
— Он как-то упоминал, что был сценаристом, — ответила Лана. — Вроде как, ему показали раннюю версию игры.
— То есть, ее тестируют уже десять лет? — уточнил я.
— Это… сложный вопрос, — покачала головой Лана. — Вот ты помнишь, какое было число, когда ты здесь оказался?
— Конечно, — ответил я. — Это было… подожди-ка… я еще последний экзамен только сдал… значит, это было… двадцать седьмое июня, наверное… или двадцать восьмое… а что?
— А год? — спокойно спросила она.
— Ну, ты смеешься, что ли? — я улыбнулся, не вполне осознавая, серьезно ли она. — Год был… две тысячи… погоди… в смысле?..
Лана коротко взглянула на меня и кивнула.
— Вот видишь, — сказала она. — Это все очень непросто. Никто не знает, как здесь течет время, и как соотносится со временем там. Сергей здесь десять лет, но не факт, что за это время там тоже прошло десять лет. Понимаешь?
Я кивнул. От всего этого кружилась голова. На что опереться в этом мире миражей, если даже время опорой служить не может? В недавнем разговоре Сергей упомянул «Черное зеркало», а его десять лет назад ведь еще не было? Но он ведь и не сказал, что смотрел его — может быть, ему просто кто-то пересказал сюжеты?
— Нас отрезали от того, что было там, — продолжила Лана, не глядя на меня. — Здесь я встречала егерей, забывших даже свои имена.
— Кстати, а как тебя зовут? — спросил я. — Лана — это полное имя?
— Нет, — коротко ответила она и посмотрела куда-то в сторону. Я почувствовал, что тема ей неприятна, но что-то, все-таки, заставило меня переспросить.
— А как тогда? Светлана?
— Неа, — она легонько покачала головой.
— А как?
— Ланатель, — тихо ответила она и сжала губы, явно ожидая, что я засмеюсь.
Первым моим порывом действительно было усмехнуться — уж больно вышло неожиданно — но я взял себя в руки и сдержался. Переспрашивать, не в самом ли деле она эльфийская принцесса, я тоже благоразумно не стал.
— Родители — придурки, — коротко ответила она и замолчала, словно это все объясняло. — Толкинисты старой школы. Еще в девяностые бегали в занавесках по лесам, там и познакомились. Разве такие могли дочь Машей назвать? Конечно, надо выпендриться было. Знаешь, хоть и папа с мамой, но иной раз мне кажется, что я их за одно это уже ненавижу.
— Ну, а что такого? — смущенно спросил я. — Это же красиво…
— Да что красивого?! — лицо Ланы вспыхнуло. — Ты не представляешь, сколько я за всю жизнь наслушалась шуток по этому поводу разной степени плоскости. И главное, была бы я еще красивая, может такое имя добавляло бы шарма. А так…
Я открыл, было, рот, чтобы уверить Лану, что она очень даже красивая, но она взглянула на меня раздраженно: дескать, я прекрасно понимаю, что ты хочешь сказать, и что говорить ты это будешь только из вежливости.
— Думала, как восемнадцать стукнет, — продолжила Лана, не глядя на меня, — пойду и сменю имя в паспорте на Лану. Да вот вместо этого за два месяца до совершеннолетия угодила сюда.
— Ну, так здесь-то ты могла назваться как угодно
— Могла, — кивнула Лана. — Да вот один раз проговорилась при этом придурке, так он теперь и издевается.
— А ты давно здесь? — спросил я.
— Три года уже, — ответила она. — Я ведь здесь рядом появилась. Два дня блуждала по лесу, чуть не повесилась от ужаса, а потом встретила Антона. Помнишь — тебе про него Главный рассказывал. Он меня в Кернадал и привел.