К началу 1942 г. организация ЧФ по сравнению с началом войны принципиальных изменений не претерпела. Основные соединения флота оставались теми же, количество военно-морских баз не изменилось (вместо расформированных Одесской и Николаевской появились Керченская и Туапсинская), а главной базой по-прежнему оставался Севастополь. В связи с его оставлением 3 октября главной базой флота стала Потийская ВМБ с соответствующим изменением названия. Место дочерней флотилии занимала Азовская. Количество основных соединений флота в течение года несколько сократилось. 25 июля отряд легких сил был переформирован в бригаду крейсеров, которая была включена в состав эскадры, 12 августа две бригады подлодок объединены в одну.
Корабельный состав ЧФ состоял из линкора, 4 крейсеров, 15 эсминцев и лидеров, 45 подлодок и других кораблей (приложение № 1). В начале года флот получил эсминец и подлодку – последнее пополнение от отечественной судостроительной промышленности, которые, конечно же, не могли покрыть боевых потерь, понесенных в течение самого активного на Черноморском театре года. Боевой и численный состав ВВС показан в приложении. Несмотря на довольно большие поставки новых машин (приложение № 10), в течение года численный состав авиации продолжал демонстрировать тенденцию к дальнейшему сокращению.
Поскольку еще с 20 декабря ЧФ перешел в фактическое подчинение командующему войсками Закавказского (с 30.12.1941 г. – Кавказского, с 28.01.1942 г. – Крымского) фронта генерал-лейтенанту Д. Т. Козлову, в качестве главной задачи флоту определили содействие сухопутным войскам в освобождении Крыма, в том числе в форме высадки десантов. Помимо этого, ЧФ должен был производить и обеспечивать перевозки войск и снабженческих грузов из кавказских портов в Крым. С конца мая в связи с разгромом противником Крымского фронта главной задачей стало удержание Севастополя. После падения черноморской твердыни командование Северо-Кавказского фронта, к которому перешло руководство действиями ЧФ, сформулировало задачи последнему следующим способом: «Активными действиями Черноморского флота и его воздушных сил по неприятельским базам, коммуникациям и кораблям в море нанести противнику потери и сорвать его десантную операцию на Таманский полуостров и кавказское побережье». По мере развития наземной обстановки, 22 августа, главная задача была изложена в следующей редакции: совместная с войсками Красной армии оборона черноморского побережья от Таманского полуострова до Батуми. 1 сентября в связи с объединением Северо-Кавказского и Закавказского фронтов в Закавказский фронт ЧФ приказали во взаимодействии с Черноморской группой войск оборонять район Новороссийска, сорвать перевозки противника через Керченский пролив и не допустить высадки его десантов. Это указание определяло задачи флота до конца кампании.
Ф.-В. Фляйшер
Г.-Г. Вурмбах
Окончательный провал плана «молниеносной войны» в результате поражения вермахта под Москвой и переход к войне на истощение поставили перед командованием кригсмарине на повестку дня вопрос создания собственного флота на Черном море. В качестве главной задачи по итогам обсуждения в ставке Гитлера 13 февраля было признано снабжение сухопутных войск морским транспортом, для чего считалось необходимым создать на театре не только группировку транспортных судов и эскортных кораблей, но и легких ударных сил. Последние, как подчеркивалось в директиве ОКВ № 41 от 5 апреля, требовались и для блокады Севастополя и Крыма. В директиве № 45 от 23 июля перед ВМС на Черном море ставилась задача переправить через Керченский пролив часть сил 11-й армии, предназначенной для захвата кавказских портов, а также воспрепятствовать попыткам нанесения ударов кораблями ЧФ по этим силам.
Соответственно этому была реорганизована структура командования. 2 января 1942 г. должность командующего немецкой морской миссии в Румынии была переименована в должность Адмирала Черного моря. Этот пост последовательно занимали вице-адмирал Ф. Фляйшер (до мая), вице-адмирал Вурмбах (май – ноябрь) и вице-адмирал Витхефт-Эмден (с ноября). Учебное командование в Румынии взяло на себя функции командования ОВРа западного района Черного моря. Одновременно начальник этого командования являлся немецким представителем при ВМС Румынии, а фактически исполнял обязанности начальника их штаба. Участок от устья Дуная до Днепро-Бугского лимана и западных берегов Крыма находился в ведении немецкой Дунайской флотилии. После завершения оккупации Крыма германскими войсками должность командующего немецкой Дунайской флотилии была преобразована в должность командующего тралением в Крыму, а силы флотилии были разделены на тральную и эскортную группы. В сентябре была создана еще одна командная инстанция – начальник конвойной службы Крым – Кавказ. За береговую оборону отвечали морские коменданты Украины, Крыма и Кавказа (последняя должность была учреждена еще 17 марта 1942 г.).
Р. Витхефт-Эмден
При создании флота немцы столкнулись с множеством препятствий. Нейтралитет Турции в годы Второй мировой войны исключал проход в Черное море боевых кораблей воюющих государств. По некоторым классам кораблей, например быстроходным десантным баржам (БДБ), этот запрет легко обходился разоружением барж и присвоением им «гражданских» названий. Правда, следует признать, что этим путем немецкое командование не вводило боевые корабли на Черное море, а наоборот, выводило из Черного в Средиземное. Кстати, пользовались этим приемом не только страны «оси», но и СССР, когда в конце 1941 г. вывел из Черного моря группу судов, включавшую ледокол (бывший вспомогательный крейсер) «Микоян». Тем не менее проводка через черноморские проливы боевых кораблей специальной постройки обеих противоборствующих сторон была невозможна.
Перевозка немецкой подводной лодки по шоссе при переброске с Балтики на Черное море. 1942 г.
Германское командование пошло по другому пути. Крупные корабли и катера перебрасывались по водным системам Рейна и Дуная, а между ними – с использованием большегрузных автомобильных прицепов. Одновременно с этим на австрийских речных судостроительных заводах началась сборка БДБ из секций и механизмов, изготовлявшихся в Германии. Еще раньше – в апреле 41-го – аналогичное строительство было развернуто на трех болгарских верфях в Варне. В результате в 1942 г. немецкий Черноморский флот получил три подводные лодки, 72 БДБ (часть из них ушла в Средиземное море), восемь моторных тральщиков и 10 торпедных катеров. Помимо этого, в боевые корабли был переоборудован ряд торговых и рыболовных судов и плавсредств, захваченных в советских портах или купленных у Румынии и Болгарии. Участие в боевых действиях с весны 1942 г. принимали и ВМС Италии, выделившие на данный театр шесть сверхмалых подводных лодок, четыре торпедных катера серии MAS (позже были выделены еще шесть катеров), пять малых ТКА серии MTSM и такое же количество взрывающихся катеров.
Раумбот R35 с трофейной пушкой на носу. Черное море
Из сравнения данных приложений 1 и 2 (состояние флотов к 1 января 1943 г.) видно, что в течение кампании соотношение сил на театре заметно изменилось. ЧФ продолжал удерживать лидерство по крупным надводным кораблям и подлодкам, но начал уступать противнику по численности боевых кораблей 3-го ранга, которые с течением времени все более активно использовались и для обороны, и для нарушения коммуникаций. В то же время интенсивность использования крупных надводных кораблей ЧФ в конце года заметно упала в связи с неудовлетворительным состоянием судоремонта и боязнью потерь от ударов вражеской авиации.
Боевые действия флотов в период борьбы за обладание Керченским полуостровом
Успешное окончание Керченско-Феодосийской десантной операции создало предпосылки для выхода войск Кавказского фронта на просторы Крыма. Но из-за проблем с переброской вторых эшелонов и снабжением наступление шло очень медленно и к 10 января фактически прекратилось. 15 января противник нанес контрудар и через три дня занял Феодосию. 20 января линия фронта замерла на Ак-Монайских позициях, где, с некоторыми изменениями, и находилась вплоть до 8 мая.
Роль флота в этот период заключалась в обеспечении перевозок на Керченский полуостров, артиллерийской и авиационной поддержке войск, а также высадке тактических десантов.
Первый из них проводился в начале января в рамках общего замысла по высадке десантов в различных пунктах Крымского полуострова (Евпатория, Ялта, Алушта). Целью десантов было отвлечение немецких сил с направления главного удара и срыв перегруппировки главных сил 11-й немецкой армии из-под Севастополя в район Феодосии. Утром 6 января эсминец «Способный» высадил в Судаке 218 человек 226-го горнострелкового полка. Высадка прошла без противодействия, но в тот же день отряд был атакован и частью уничтожен, а частью оттеснен в горы. 11 января основная из оставшихся групп была разбита в бою с командой крымских татар и подразделением СД в 4 км от Судака. Отряд прекратил свое существование как организованная сила, часть бойцов позже соединилась с войсками, высаженными через неделю. 12 января в районе Судака была высажена с малого охотника разведгруппа с задачей установить связь с десантом. Она была обнаружена и частично уничтожена, частично рассеяна противником, флот сведений о судьбе десанта не получил.
Вторая высадка должна была совпасть с нашим наступлением 16 января. Из-за немецкого контрудара это наступление так и не началось, но десант не отменили. Приказ командующего фронтом был отдан 12 января, оперативная директива за подписью начальника штаба флота контр-адмирала И. Д. Елисеева – через два дня. Возможное нахождение предыдущего десанта в месте высадки в директиве не упоминалось, как и организация командования операцией и многое другое. Владимирский, упомянутый в директиве как командир отряда корабельной поддержки и фактически возглавивший все силы на море в этой операции, увидел документы на операцию за четыре часа до выхода в море. Впрочем, отсутствие противника на море и серьезной береговой обороны в районе Судака позволили успешно произвести высадку.
Для навигационного обеспечения перехода привлекли подлодки Щ-201 и М-55, отряд корабельной поддержки состоял из линкора «Парижская коммуна» и двух эсминцев. В ночь на 16 января к Судаку подошел отряд кораблей высадки (крейсер «Красный Крым», два эсминца и канонерская лодка) и отряд высадочных средств (шесть катеров МО). Огонь с берега был быстро подавлен линкором и другими кораблями, а затем в районе Судака высадился 226-й горно-стрелковый полк (1500 человек). Как и в первом случае, связь с десантом установить не удалось. Тем не менее он сначала действовал успешно. Отбросив румын на север на 11 км и оставив заслон, отряд основными силами двинулся в направлении Феодосии и прошел почти половину пути до нее. Противнику пришлось сосредоточить для борьбы с десантом заметные силы и использовать пикирующие бомбардировщики. Постепенно кольцо вокруг плацдарма стало сжиматься. В немецких документах неоднократно отмечается необычная стойкость десантников. Неделю они сражались без поддержки и снабжения, прежде чем в ночь на 23 января эсминец «Бодрый» доставил им боеприпасы и продовольствие. Он же забрал 40 раненых.
Выяснив, что десантный отряд еще существует, командование фронта решило усилить его, чтобы оттянуть побольше сил противника с основного направления. Отряды в составе крейсера «Красный Крым», трех эсминцев, базового тральщика и шести катеров МО подошли к Судаку в ночь на 26 января. Их подход обеспечивали те же подлодки, что и в прошлый раз. Изначально планировалось перед высадкой открыть мощный огонь по Судаку, так как местоположение нашего отряда известно не было. То есть допускалась вероятность обстрела своих войск. К счастью, затем были получены нужные сведения, и при высадке артподготовка не проводилась. Без противодействия противника было высажено 1326 человек 554-го горнострелкового полка, еще 250 человек не успели высадить до рассвета из-за шторма. Забрав 200 раненых, отряд ушел от Судака. Перед этим по просьбе десантников эсминец «Сообразительный» обстрелял вражеские позиции. К сожалению, высаженные подкрепления не помогли, и 28 января противник закончил ликвидацию плацдарма. Флот между 6 января и 1 марта периодически обстреливал цели в районе Судака, выпустив более 1700 снарядов калибром от 100 мм и выше, в том числе 125 305-мм. Огонь велся в основном по площади, а при высадках иногда и прямой наводкой.
Ак-Монайские позиции. 14 февраля 1942 г.
В ответ на постоянную угрозу новых высадок немцы создали от Ак-Монайского перешейка почти до мыса Меганом цепь из 27 опорных пунктов, гарнизоны которых имели на вооружении пулеметы, минометы и противотанковые пушки. Берег в местах, удобных для высадки, был заминирован.
Из-за угрозы атак люфтваффе артподдержка осуществлялась по ночам. По этой же причине не использовались самолеты-корректировщики. Удаленность большинства целей от линии фронта не позволяла использовать корректировочные посты, поэтому все обстрелы проводились по площадям. Впрочем, используя маяк Чауда и приметные ориентиры на западном берегу Феодосийского залива, корабли определяли свое место с достаточной точностью, чтобы в большинстве случаев накрывать площадные цели (населенные пункты, участки дорог и опорные пункты) на удалении до 35 км. Информация в наших и немецких документах относительно целей обстрелов в основном совпадает, но оценка их результатов требует дальнейшего исследования. В документах 11-й немецкой армии эта информация практически отсутствует. Не упомянуты даже последствия известного по другим источникам удачного обстрела линкором «Парижская коммуна» Владиславовки 21 марта, когда понесла существенные потери 46-я пехотная дивизия и был смертельно ранен ее командир генерал-лейтенант К. Гимер.
В артподдержке участвовали все корабли основных классов от линкора до эсминцев. До стабилизации линии фронта флот обстреливал скопления войск и дороги 6, 12 и 19–21 января. Затем вплоть до 27 февраля фронт не мог собрать силы для нового наступления, однако требовал продолжения обстрелов с моря. Не привязанный к атакам сухопутных войск огонь по площадям не мог дать заметного эффекта, даже если иногда и наносил ущерб противнику. Флот, сознавая бесцельность таких действий и испытывая нехватку кораблей для сопровождения транспортов, неоднократно просил о прекращении обстрелов в периоды затишья на суше. Тем не менее ему пришлось проводить бомбардировки района Феодосии 28, 31 января, 1, 2, 4 и 21 февраля. 27 февраля – 2 марта Крымский фронт вел наступление, которое противник с трудом и некоторыми потерями территории отразил. Для поддержки этого наступления флот вел огонь по сухопутным целям 26 февраля – 4 марта. Наступления 13–28 марта и 9–12 апреля также не принесли успеха. В этот период обстрелы с моря проводились с небольшими перерывами 11–17, 20–22 марта и 2–3 апреля.
Линкор «Парижская коммуна» в Новороссийске. 1942 г.
Учитывая нехватку кораблей, нарком ВМФ 4 февраля снял свой запрет на использование подлодок для обстрелов берега. 27 февраля – 8 марта Л-5 провела 11 стрельб прямой наводкой, в т. ч. восемь днем по целям в районах Алушты и Судака, выпустив 149 102-мм и 45 45-мм снарядов. Результаты обстрелов определены не были. В семи случаях противник отвечал огнем легких орудий. Три выхода для обстрела берега сделала в феврале-марте Л-23. Но она ни разу не обнаружила достойные цели и огня не открывала.
Всего с 6 января по 16 мая корабли израсходовали на поддержку Крымского фронта не менее 5 тыс. снарядов от 130-мм и выше, в т. ч. 702 305-мм.
С 26 февраля наши корабли начали регулярно сталкиваться с противодействием вражеской артиллерии. Правда, в этот период немцы не имели в районе Феодосии морских береговых батарей и для борьбы с кораблями использовали обычную артиллерию РГК, приданную 30-му армейскому корпусу. К 3 апреля она насчитывала 39 орудий калибром 76-мм и более (два 210-мм, одно 152-мм, 21 150-мм, два 122-мм, четыре 105-мм и девять 76-мм), в пути находились три 194-мм французские самоходные пушки. Огонь не приспособленных для борьбы с морскими целями орудий прямого ущерба нашим кораблям не нанес, но в какой-то мере сковал их действия. К счастью, авиация противника не заминировала районы маневрирования наших кораблей, хотя глубины позволяли ставить донные мины в любой точке Феодосийского залива и на подходах к нему.
За неделю до катастрофы на Керченском полуострове. Ак-Монайские позиции. 29 апреля 1942 г.
ВВС ЧФ поддерживали Крымский фронт налетами на позиции, тылы и аэродромы противника. Бомбардировщики 63-й авиабригады действовали днем, а МБР-2 – ночью. Количество произведенных для бомбардировки войск противника самолето-вылетов впечатляло. Так, с 22 декабря 1941 по 22 января 1942 г. с этой целью самолеты ВВС ЧФ (без Севастопольской авиагруппы) вылетали 625 раз, в следующий месяц – 300 раз, с 22 февраля по 22 марта – 206 раз, с 22 марта по 22 апреля – 518 раз, с 22 апреля по 22 мая – 284 раза. Это немногим менее четверти всех вылетов по наземным целям перед Крымским фронтом, произведенных советской авиацией (ВВС фронта плюс ВВС ЧФ) в этот период. Некоторое снижение числа самолето-вылетов с конца января объяснялось переключением части ударной авиации на нанесение ударов по аэродромам люфтваффе, а также использованием бомбардировщиков и морских разведчиков в качестве дальних истребителей для сопровождения конвоев, направляемых в Севастополь. В последние дни существования Крымского фронта, когда в бой было брошено все, что можно, в прикрытии войск приняла участие и флотская истребительная авиация. Над Керченским полуостровом, помимо ВВС ЧФ, действовали ВВС фронта и армий. Их применение было слабо скоординировано и не дало результатов, которых можно было бы ждать от собранных сил. В мае вся авиация, включая флотскую, была временно подчинена заместителю командующего АДД Н. С. Скрипко. Но это уже не успело повлиять на ситуацию.
8 мая немцы перешли в наступление, обернувшееся катастрофой для Крымского фронта. Поддержка этого наступления немецким флотом не планировалась и не осуществлялась, так как для такой поддержки пока не было сил и средств. Обычно в отечественных работах упоминается тактический «шлюпочный десант», высаженный противником на берег Феодосийского залива. В действительности немцы высадились с легких штурмботов[1] 902-й команды (армейские саперы). Разница принципиальная, сближение с берегом прошло на скорости 25 км/ч – в несколько раз быстрее, чем это было бы на шлюпках, и поэтому без неприемлемых потерь. Задача состояла в высадке за противотанковым рвом и содействии наступающим с фронта войскам в прорыве обороны ударом с тыла. Десантный отряд состоял из одной пехотной роты, усиленной саперным взводом, группой тяжелых пулеметов и отделением радистов. На переходе из-за плохой погоды (волнение 3 балла, ветер 6 баллов) на мотор-веслах стояли по два человека вместо одного. Последние 500 м отряд прошел под огнем пехоты с берега. Сопротивление было подавлено огнем истребителей, прикрывавших высадку, и самих штурмботов. 11 единиц были выведены из строя и остались без хода примерно в 200 м от берега, а 28 высадили десант и потом перевезли на берег бойцов с поврежденных штурмботов. Высаженная рота выполнила поставленную задачу. В 902-й команде один человек был убит и трое ранены, 11 штурмботов выведены из строя огнем пехоты и еще четыре перевернулись, из них два к моменту написания рапорта (13 мая) уже были подняты.
20 мая полуостров был полностью в руках противника. Наши корабли по ночам с 10 по 16 мая вели огонь по предполагавшимся скоплениям войск. Но из-за быстрых изменений обстановки и отсутствия достоверных данных о противнике вряд ли стоило надеяться на результативность этих обстрелов.
Итоги поддержки ЧФ войск Крымского фронта выглядят достаточно скромно. Авиаподдержка силами ВВС ЧФ и обстрелы с моря вылились в действия на изнурение, не давшие заметного результата. Десанты в Судак высаживались успешно (речь непосредственно о доставке на берег), но это происходило при слабом противодействии или вообще без него, основной проблемой была погода. В целом первопричиной неудачного исхода боев на полуострове стала неспособность Крымского фронта решить поставленные задачи. Флот не мог изменить эту ситуацию.
Единственным бесспорным результатом действий по поддержке стало отвлечение противником дополнительных сил на береговую оборону. К плюсам можно отнести то, что при этом флот не понес потерь в кораблях.
Боевые действия флотов в финале обороны Севастополя
Историки так много говорили и писали о 250-дневной обороне Севастополя, что оспаривание данного положения на первый взгляд кажется нелепым и чуть ли не кощунственным. В то же время с военной точки зрения данное утверждение не вполне верно хотя бы потому, что далеко не весь указанный период войска СОРа имели оборонительные задачи. Фактически с момента отражения второго штурма по 6 мая 1942 г., т. е. на протяжении четырех месяцев, Приморская армия, как и войска всего Крымского фронта, командованию которого она подчинялась во всех отношениях, должна была наступать, а не обороняться. Попытки таких наступлений неоднократно предпринимались в течение первого квартала (6–8, 16 января, 26 февраля – 1 марта, 15–16 марта), но все они успеха не имели. Обращает на себя внимание крайне низкий уровень взаимодействия между объединениями и соединениями Кавказского (Крымского) фронта. Так, например, утром 5 января силами СОРа был высажен тактический десант в Евпатории (флоту ставилась задача высадить одновременно еще и десант в Алуште или Ялте, но он ее не выполнил). Задачей десанта было отвлечение сил противника с фронта под Севастополем. Тем не менее в эти сутки части Приморской армии своего наступления не начали, что позволило противнику без помех выделить силы для уничтожения десанта. 740 десантников оказывали сопротивление до вечера 7 января, когда их остатки были рассеяны противником. Хотя связи с десантом установить не удалось, корабли Черноморского флота пытались организовать доставку боеприпасов и артиллерийскую поддержку, вследствие чего были потеряны быстроходный тральщик и два торпедных катера. Двукратные попытки высадить последующие эшелоны десанта (по плану в Евпатории должен был высадиться усиленный полк морской пехоты) успехом не увенчались из-за штормовой погоды. Поставленная перед десантом задача осталась не выполненной, поскольку для его ликвидации противник выделил ограниченный состав сил, не отразившийся, по сути, на перегруппировке 11-й армии на феодосийское направление.
Наступление под Севастополем началось лишь 6 января. При этом в качестве одной из основных задач перед войсками стояло недопущение снятия немецких соединений из-под Севастополя для отражения наступления главных сил Кавказского фронта из района Феодосии, которое должно было последовать одновременно. Однако ни 6, ни 12 января (утвержденный Ставкой ВГК срок) фронт наступать не начал, в связи с чем все усилия частей СОРа оказались потрачены впустую. Их территориальные успехи ограничились всего несколькими сотнями метров. Новое наступление было назначено и для Крымского фронта, и для Приморской армии на 16 января, но, как и в предыдущем случае, к реализации плана приступили только войска последнего объединения. На этот раз причиной неучастия главных сил фронта стал внезапный удар противника в районе Феодосии, окончившийся для наших войск чувствительным поражением.
Поддержка войск СОРа силами флота в этих наступательных действиях была относительно скромной. В январе корабли провели 27 стрельб из севастопольской бухты, израсходовав 973 снаряда калибром более 100 мм. В последующие месяцы эти показатели оказались гораздо ниже: в феврале 15 стрельб (217 снарядов), в апреле 22 стрельбы (440 снарядов), в мае 5 стрельб (159 снарядов), а в марте, когда Крымский фронт и войска СОРа предприняли наиболее крупное наступление, стрельбы не проводились вовсе. Отчасти такое скромное задействование корабельных пушек объяснялось наличием в Севастополе довольно многочисленной группировки полевой артиллерии и желанием сохранить ресурс морских орудий, отчасти – сознанием сравнительно малой эффективности этого огня, поскольку, как и раньше, практически во всех случаях он велся не по конкретным целям, а по площади без какой-либо корректировки.
Более эффективно действовала морская авиация, но ее боевые возможности ограничивались емкостью аэродромов СОРа, не превышавшей 90–100 машин. В решающие дни наступления ударные самолеты Севастопольской авиагруппы производили от 50 до 70 боевых вылетов, чего было явно недостаточно для подавления артиллерийских батарей и траншейной обороны противника. Только бомбардировщики без учета вылетов штурмовиков и морских разведчиков с 6 декабря 1941 по 1 июля 1942 г. совершили 1168 боевых вылетов с целью бомбардировки войск врага и аэродромов люфтваффе под Севастополем. Результативность этих вылетов снижалась тем, что не менее половины из них были совершены в ночное время. Одновременно выяснилась невысокая эффективность самолетов-штурмовиков при ударах по вражеским укреплениям. С апреля резко возросла интенсивность вражеских артиллерийских и авиационных ударов по аэродромам СОРа, что привело к потере 16 боевых машин (до того в 1-м квартале на аэродромах погибло только три самолета). Еще большей утратой стала гибель в результате авианалета 24 апреля командующего ВВС ЧФ генерал-майора Н. А. Острякова.
С конца мая 1942 г. противник начал подготовку к третьему штурму Севастополя. К его началу общая численность вражеских войск в Крыму достигла 230 тыс. человек, имевших на вооружении более 2 тыс. орудий и минометов. На аэродромах Крыма на 1 июня находилось 529 боевых самолетов, в том числе 340 бомбардировщиков. Это составляло 3 % общей численности германских войск, 5 % артиллерии и 17 % боевых самолетов на всем советско-германском фронте. При этом протяженность фронта СОРа составляла всего 40 км, в то время как общая протяженность советско-германского фронта на тот момент – около 5000 км. К этому времени гарнизон Севастополя насчитывал всего 106,6 тыс. человек при 606 орудиях, 1999 минометах, 38 танках и 92 самолетах.
Германское командование тщательно подготовило свой третий штурм. 20 мая противник начал артиллерийско-авиационную подготовку, длившуюся 18 дней. Ежедневно на город и позиции советских войск сбрасывалось с самолетов до 6 тыс. бомб. Особенно усилились удары противника в период со 2 по 6 июня. За эти дни вражеская артиллерия выпустила свыше 13 тыс. снарядов, а авиация, совершая от 720 до 550 вылетов в сутки, сбросила около 48 тыс. бомб.
7 июня в 5 ч утра после мощной артиллерийской и авиационной подготовки противник перешел в наступление. Достаточно сказать, что в первый день штурма вражеская авиация совершила 1368 вылетов, во второй – 1200. Всего же за период третьего штурма самолеты люфтваффе сбросили на город и войска СОРа 20,5 тыс. т бомб, а артиллерия выпустила 26,3 тыс. т снарядов (без учета веса минометных мин и снарядов, выпущенных штурмовыми и зенитными орудиями), что в сумме дает по две тонны смертоносного металла на каждого погибшего защитника! По утверждению французского генерала Л. Шассена, за последние 25 дней штурма Севастополя немецкие самолеты сбросили на защитников города столько бомб, сколько английские ВВС сбросили к этому времени на Германию с начала Второй мировой войны. Тем не менее на начальной стадии продвижение наземных войск противника осуществлялось крайне медленно. В течение первых трех дней им удалось вклиниться в оборону войск СОРа лишь на отдельных участках, причем защитникам главной базы энергичными контратаками в ряде случаев удавалось восстановить исходное положение. Переломным стал захват врагом 13 июня позиций 365-й зенитной батареи. Падение этого укрепления обнажило перед противником подступы к 30-й батарее береговой обороны. Вооруженная четырьмя орудиями калибром 305-мм в двух бронированных башнях, батарея являлась не только мощным огневым средством, но и важным опорным пунктом. На то, чтобы овладеть им, противнику потребовалось еще четыре дня.
По мере истощения боеприпасов у советских войск их сопротивление ослабевало. Эффект от бомбардировок усугублялся тем, что после того как у нашей зенитной артиллерии кончились боеприпасы, летчики противника начали безнаказанно действовать с малых высот, парализовав все движение по территории СОРа в светлое время суток. В результате массированной огневой поддержки 19 июня немцам удалось прорваться к берегу Северной бухты, что привело к прекращению деятельности порта. Тем не менее грузы, пусть и в недостаточном объеме, продолжали выгружаться в бухтах полуострова Херсонес.
Несмотря на изъятие у него части авиации для начала наступления на Воронеж, генерал-полковник Э. Манштейн после небольшой оперативной паузы продолжил штурм. На рассвете 29 июня немецкие войска на штурмботах форсировали Севастопольскую бухту и нанесли удар в лоб и в тыл по оборонительным позициям на Сапун-горе. Интересно отметить, что в эти сутки впервые на театре для совместных с сухопутными войсками действий использовались корабли флота «оси». Группа из восьми итальянских торпедных и взрывающихся катеров произвела демонстрацию высадки десанта у мыса Феолент, что в тех условиях обстановки уже не играло никакой роли. К исходу суток последние оборонительные рубежи оказались прорваны. 1 июля Севастополь пал, защитники города отступили на мыс Херсонес в район 35-й береговой батареи. Вечером 30 июня по указанию Ставки была объявлена эвакуация.
305-мм орудия 35-й башенной батареи
Здесь необходимо сделать небольшое отступление. В директиве командующего войсками Северо-Кавказского фронта маршала С. М. Буденного от 28 мая 1942 г., где ставились задачи войскам СОРа на случай вражеского штурма, говорилось, что необходимо «предупредить весь командный, начальствующий, красноармейский и краснофлотский состав, что Севастополь должен быть удержан любой ценой. Переправы на Кавказский берег не будет». Указания о продолжении борьбы до последней возможности дублировались Ставкой и в ходе самого штурма. В связи с этим эвакуация войск в случае возникновения критической ситуации предварительно не планировалась, а сама возможность такой эвакуации исключалась. Вместе с тем в конкретных условиях, которые сложились к концу июня, продолжение обороны сводилось к фактически безнаказанному для врага истреблению защитников, лишенных возможности давать отпор из-за отсутствия боеприпасов. Командующий СОРом Октябрьский отдавал себе отчет в том, что в условиях господства над морем авиации противника и больших потерь в корабельном составе эвакуировать около 85–90 тыс. человек нереально. Вместо этого он предложил эвакуировать 200–250 «ответственных работников» во главе с собой. С морально-этической точки зрения такое предложение, безусловно, противоречило неписаному кодексу поведения полководцев, который предписывал военачальникам разделять судьбу своих войск. Тем не менее предложение командующего СОРом было одобрено Ставкой ВГК, которая, помимо этого, распорядилась начать эвакуацию раненых и сохранивших воинскую организацию частей. Октябрьский в ночь на 1 июля покинул Севастополь на самолете, вслед за ним, с его разрешения, на подводной лодке эвакуировался командующий Приморской армией генерал-лейтенант И. Е. Петров, который согласно директиве маршала Буденного должен был возглавить оборону СОРа после убытия Октябрьского. Вместо себя Петров оставил командира 109-й сд генерал-майора П. Г. Новикова, которому предстояло эвакуироваться вместе с оставшимися группами комсостава в ночь на 2 июля. Нужно отметить, что изъятие из остатков частей и соединений всего старшего начсостава, собранного для эвакуации, быстро привело к дезорганизации войск и, как следствие, к прекращению организованного сопротивления и срыву самой эвакуации. Также ее срыву способствовал сам командующий флотом, который, уже после прибытия на Кавказ, посчитал, что продолжение перевозок приведет к гибели большей части оставшегося корабельного состава, и фактически саботировал выполнение директивы фронта. В результате с 30 июня по 10 июля 1942 г. морским и воздушным путем удалось эвакуироваться примерно трем тысячам человек, а около 80 тыс. пропали без вести или попали в плен. В число последних вошел и П. Г. Новиков, катер которого был перехвачен и потоплен немецкими торпедными катерами. Кроме того, до 1 июля погибли, пропали без вести и умерли от ран 32,3 тыс. бойцов СОРа, а 23 тыс. раненых были эвакуированы на Большую землю. Безвозвратные и санитарные потери в немецких и румынских частях 11-й армии, согласно сводке OKВ[2], составили 35 559 человек, в т. ч. 24 111 немцев. Эти данные представляются заниженными, поскольку начальник штаба ОКН[3] генерал Ф. Гальдер 29 июня отметил в своем дневнике заявку 11-й армии на 60 тыс. солдат маршевого пополнения.
Залп 305-мм 35-й башенной батареи
Поддержка со стороны ЧФ войск СОРа в период отражения третьего штурма была в целом незначительной и не могла оказать ощутимого влияния на ход событий. Корабли выполнили 23 стрельбы, израсходовав 1826 снарядов больше 100 мм, что более чем в три раза уступало аналогичному показателю в период отражения 2-го штурма. Несомненно, что главной причиной этого являлась боязнь потерь, которая в условиях господства вражеской авиации была вполне обоснованной. Так, например, 10 июня немецкой авиацией в порту был потоплен эсминец «Свободный», выпустивший перед тем около 400 снарядов по берегу. После этого случая прибывавшие в порт корабли старались покинуть Севастопольскую бухту до рассвета, и если и вели огонь по вражеским позициям, то только в темное время суток, а значит, без корректировки.
Самолеты авиагруппы СОРа совершили с 25 мая по 1 июля 2724 вылета, сбросили 316,5 т бомб, что в 65 раз уступало весу боевой нагрузки, сброшенной самолетами люфтваффе. При этом авиагруппа потеряла более 130 самолетов (в том числе 53 сбиты в воздушных боях, 16 пропали без вести в боевых вылетах, 29 уничтожены противником на аэродромах), в то время как люфтваффе согласно отчету лишились лишь 31 машины. Если подвести краткий итог воздушного противоборства, то оно больше напоминало истребление наших немногочисленных сил превосходящей группировкой противника при невозможности решения авиагруппой тех задач, ради которых она создавалась. Можно лишь сожалеть, что командование СОРа своевременно не оценило создавшуюся обстановку, не отвело авиацию из Севастополя и не переключило высвобождавшиеся от снабжения авиагруппы транспортные ресурсы на доставку боеприпасов для зенитной и полевой артиллерии. Именно их недостаток, по мнению большинства современных исследователей, и предопределил падение главной базы ЧФ.
Переход Севастополя и Крыма под контроль противника привел к стратегическому изменению общей обстановки на театре. Угроза коммуникациям «оси», проходившим вдоль западного побережья, резко снизилась, а для советских, пролегавших вдоль берегов Кавказа, напротив резко, выросла. Враг получил возможность снабжать морским путем свои войска в Крыму и на Кавказе. Черноморский флот понес ощутимые потери в корабельном составе, и было бы неправдой отрицание удара по моральному духу черноморцев в связи с падением главной базы. Тем не менее оборона Севастополя имела важнейшее военно-политическое и стратегическое значение. Сковав на 250 дней крупные силы немецко-румынских войск, защитники Севастополя значительно осложнили для противника обстановку на южном крыле советско-германского фронта и отсрочили начало его наступления на южном стратегическом направлении (план «Блау») до конца июня 1942 г. Помимо этого, оборона Севастополя явила военной истории немало примеров героизма, в том числе и массового. За выдающиеся заслуги перед Родиной, мужество и героизм, проявленные севастопольцами в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, и в ознаменование 20-летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. городу-герою Севастополю были вручены орден Ленина и медаль «Золотая Звезда».
Борьба на советских коммуникациях: январь – начало июля
Условно борьбу на советских коммуникациях до падения Севастополя можно разделить на два неравных этапа: до конца мая, когда они нарушались исключительно авиацией противника, и с конца мая до начала июля, когда к блокаде Севастополя присоединились легкие и подводные силы.
В начале года ситуация не несла явной угрозы для советской стороны, хотя в связи с высадкой войск Кавказского фронта на Керченском полуострове ситуация с морскими перевозками и их обеспечением представлялась весьма напряженной. Тут-то и выяснилось главное упущение, сделанное в Генеральном штабе РККА и штабе Кавказского фронта при планировании десантной операции, – количество войск, которое было задействовано, рассчитывалось исходя из поставленных задач и численности немецкой 11-й армии, а не из возможностей Черноморского флота и пароходств к десантным и транспортным перевозкам. А возможности эти за полгода войны существенно сократились. По состоянию на 1 января на театре имелось всего 57 транспортных судов тоннажем более 500 брт каждое, из которых лишь 50 были в исправном состоянии.
Отдельно нужно сказать о поврежденных транспортах. Сроки их ремонтов с конца 1941 г. стали необычайно долгими. Дело в том, что до войны все суда ремонтировались на судоремонтных предприятиях Одессы, Херсона и Николаева, которые теперь были потеряны. Эвакуировать в необорудованные порты Кавказа удалось лишь часть оборудования этих предприятий. Кроме того, приоритет в ремонте имели боевые корабли, которые в кампании 1941 г. также подверглись серьезным ударам. По сумме вышеизложенных причин многие транспортные суда, получившие серьезные боевые повреждения или требовавшие капитального ремонта, не ремонтировались вообще и ставились на прикол до окончания войны. Сложилась ситуация, когда любое прямое попадание бомбы в судно фактически означало его гибель как транспортной единицы.
Невзирая на трудности, в начале января командующий фронтом генерал-лейтенант Козлов приказал «максимально форсировать перевозки войск… для чего немедленно сосредоточить в Новороссийске все транспортные средства военно-морского и гражданского флотов, вплоть до тихоходных судов». При этом фактически руководивший флотом начальник его штаба контр-адмирал И. Д. Елисеев был назначен помощником заместителя командующего фронтом по тылу. Эта ситуация, несомненно, дезорганизовавшая управление флотом и отразившаяся на решении им остальных задач, сохранялась до конца февраля.
Для перевозок же в Севастополь предлагалось оставить минимум транспортов, необходимых для отправки боезапаса, продовольствия и пополнения людским составом. Вот как это выглядело фактически: если в декабре 1941 г. в главную базу ЧФ прибыло 41 транспортное судно, то в январе уже только 28, а в феврале – 24. Несмотря на то что до 30 % судов, осуществлявших перевозки в Севастополь, не эскортировались боевыми кораблями, погибло только одно судно, которое в феврале подорвалось на советском оборонительном заграждении. Эти цифры ясно говорят о том, что никаких помех в снабжении Севастополя в этот период советская сторона еще не испытывала.
После начала активных действий авиации противника перевозки в Севастополь еще более сократились. В марте в порт прибыло 12 транспортных судов, в апреле – семь, в мае – шесть. Командование пыталось компенсировать это привлечением к перевозкам боевых кораблей ЧФ, но они могли компенсировать нехватку транспортов лишь частично.
Схожие процессы наблюдались и по части доставки грузов. За декабрь в главную базу ЧФ их поступило почти 30 тыс. т, а за январь и февраль, вместе взятые, – только 29 тыс. При этом боеприпасы составляли только 15–18 % от всего объема поступлений, что не позволяло не только создать запасы на случай нового штурма, но и пополнить боекомплект до общепринятых норм. Боекомплект постоянно расходовался в неудачных наступлениях, а увеличить его подачу мешало то обстоятельство, что в Севастополе не имелось ни крупных запасов топлива, ни продовольствия. Именно поэтому каждая из названных групп грузов отнимала до 40 % от всего объема доставки. И даже несмотря на это, в марте пришлось урезать нормы продовольственного снабжения и гражданскому населению, и войскам СОРа. В результате к началу третьего штурма имелось всего 1–2 боекомплекта снарядов к орудиям полевой артиллерии вместо требуемых 6–8. Всего же за январь – май Севастополь получил около 80 тыс. т грузов, что не покрывало даже его нормальной ежедневной потребности, которая была определена в 965 т. Тем временем войска Крымского фронта (их потребность составляла примерно 3670 т ежедневно) только через порты Керчь и Камыш-Бурун за то же время получили 362,8 тыс. т различных грузов. Помимо этого сюда было доставлено 261,5 тыс. военнослужащих, 25,4 тыс. лошадей, 1596 орудий, 629 танков, 8128 автомашин, тракторов и прицепов и т. п. Обратными рейсами было вывезено 68,7 тыс. т грузов, 17,5 тыс. военнослужащих и 7,3 тыс. раненых. Сам собой напрашивается вывод, что войска Крымского фронта не только не смогли деблокировать Севастополь и понесли сокрушительное поражение, но и «оттянули» на себя большую часть грузов, перевезенных транспортным флотом Черноморского бассейна, «отняв» их у гарнизона главной базы ЧФ.
Нехватка морского транспорта, явно обозначившаяся в момент развертывания Крымского фронта, постоянно усугублялась действиями противника. Между 1 и 14 января в порту Феодосии немецкая авиация выставила 53 мины, еще восемь – на подходах к Севастопольской бухте. Жертвой постановок у Феодосии стал один транспорт, а дальнейших удалось избежать в связи с потерей данного порта, который 18 января перешел под контроль немцев.
П р и м е ч а н и е: в таблице не отражена гибель уже поврежденных судов.
* В марте два транспорта переклассифицированы во вспомогательные суда ЧФ.
** В мае два вспомогательных тральщика переклассифицированы в транспорты.
*** В июне введен в строй танкер «Кремль», поврежденный в 1941 г.
Начиная с 20-х чисел февраля специально созданное авиационное командование «Юг» стало осуществлять систематические удары по советским конвоям в море. Выполнялись они как парами и звеньями торпедоносцев и бомбардировщиков-«охотников», так и целыми эскадрильями по данным предварительной воздушной разведки. Случаи гибели и повреждения судов от ударов с воздуха следовали один за другим. Уже 4 марта командующий Черноморским флотом указал всем подчиненным командирам соединений, что в условиях поставленных флоту задач недостаток транспортов, плохое их состояние и слабость ремонтных баз, а также совершенное отсутствие пополнения и невозможность приобретений за границей с исключительной остротой поднимают вопрос о сохранении тоннажа. 9 марта была получена директива наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова, в которой предписывалось охранять каждый выходящий в море транспорт не менее чем двумя сторожевыми катерами, прикрывать их на подходах к базам истребителями, довооружить зенитной артиллерией и, кроме того, выявить аэродромы базирования вражеских торпедоносцев и уничтожить их там ударами с воздуха. Хотя эти меры были реализованы на практике, удовлетворительного эффекта они не дали – охранение судов для отражения массированных налетов авиации все равно было недостаточным, ночные удары по аэродромам оказались сравнительно малоэффективными, а дневные были невозможны из-за господства в небе Крыма истребителей противника. Для прикрытия судов в море на трассе Кавказ – Севастополь не имелось дальних истребителей, а использование в этой роли бомбардировщиков не могло дать должного эффекта. 24 марта Октябрьский докладывал наркому ВМФ и начальнику генерального штаба РККА: «Противник, определив полную зависимость наших армий от подвоза морем, сосредоточил на крымских аэродромах до 100 бомбардировщиков и торпедоносцев и перешел к решительным действиям по срыву снабжения Крымского фронта и севастопольской обороны, атакуя наши базы, а также и корабли в базах и в море». Таким образом, советская сторона прекрасно понимала замыслы противника, но помешать их реализации не могла. После потопления 17 апреля немецкой авиацией возвращавшегося из Севастополя транспорта «Сванетия» нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов приказал использовать для снабжения Севастополя только быстроходные суда, боевые корабли и подводные лодки, однако грузовместимость двух последних категорий была ограниченной, к тому же на них невозможно было доставлять военную технику и тяжелое вооружение.
Противник прекрасно сознавал важность морской блокады Крыма для успеха планировавшегося наземного наступления. 12 марта главный штаб люфтваффе направил в штаб 4-го ВФ директиву, завершавшуюся словами: «Сам фюрер ожидает, что с этого времени постоянное движение судов в районе Севастополя прекратится». С 15 марта начались удары авиации противника по портам Кавказа, которые сразу же выявили слабость тамошней ПВО. Особенно участились удары с начала апреля в связи с непосредственной подготовкой наступления 11-й немецкой армии на Керченском полуострове. В этом месяце немцы бомбили Туапсе 9, 10, 11, 13 и 19-го числа. Еще большие испытания пришлись на долю Новороссийска. Его атаковывали 9 и 10 апреля, а с 18-го налеты стали практические ежедневными, иногда даже дважды в сутки – днем и в ночное время.
С 3 апреля немецкая авиация начала операцию по минированию Керченского пролива, которая продолжалась до середины мая. По немецким данным, в проливе было выставлено более 200 мин. Их жертвами стали 13 плавсредств – в основном мелкие сейнеры, шхуны и катера, но также и два транспорта. Вход в пролив со стороны Черного моря несколько раз закрывался на срок до одних суток. Упал и объем грузов, доставленных Крымскому фронту из Новороссийска. В то же время постановки в районе Севастополя (67 мин между 21 и 27 марта и несколько десятков в апреле – мае) не имели никакого эффекта в связи с хорошо налаженной службой наблюдения. Так же безрезультатным оказался единственный за этот период поход (18–30 мая) вражеской подлодки – румынской «Дельфинул» – на позицию южнее Севастополя. Семь раз субмарине приходилось уклоняться срочным погружением от немецких самолетов, причем дважды они сбрасывали на союзника бомбы.
8 мая войска генерала Манштейна нанесли свой хорошо подготовленный удар по Крымскому фронту, и уже спустя шесть дней командование Северо-Кавказского направления было вынуждено разрешить эвакуацию разбитых соединений на Кавказ. В связи с господством в воздухе авиации противника и сложной минной обстановкой из 128 судов, привлеченных к перевозкам, 102 являлись парусно-моторными шхунами. Ценой потери девяти из них до 21 мая удалось вывезти 119,4 тыс. бойцов, 1,4 тыс. гражданского населения, 99 орудий и минометов. В сложившихся условиях это можно оценить как успех, который несколько смягчил последствия разгрома более чем 200-тысячной группировки.
С середины мая стало очевидно, что третий штурм Севастополя не за горами. Тем не менее в сложившихся условиях командование ЧФ не могло доставить в главную базу все необходимое для отражения наступления противника – время было безвозвратно упущено. Тем не менее движение судов продолжалось даже после того, как 7 июня штурм начался. О масштабах участия в нем авиации противника говорилось выше. Несмотря на это, в течение июня в главную базу прибыло пять судов, правда, четыре судна оказались потеряны. Последним в Севастополе побывал транспорт «Белосток», потопленный на обратном пути 19 июня немецкими торпедными катерами. Дальнейшее хождение судов стало невозможным не столько из-за вражеской блокады, сколько из-за захвата немцами северного побережья Севастопольской бухты и отсутствия в распоряжении командования ЧФ мелкосидящих быстроходных транспортов, способных покрыть существовавший маршрут за сутки и ошвартоваться в бухтах Херсонеса.
После этого в течение еще нескольких дней снабжение гарнизона осуществлялось боевыми кораблями, подводными лодками, а также транспортными самолетами, но таким образом можно было покрыть не более трети потребности в боеприпасах. Всего в течение июня в Севастополь было доставлено 11,5 тыс. т грузов и 23,5 тыс. солдат, обратными рейсами эвакуировано 23 тыс. раненых. При этом, кроме транспортов, были потеряны эсминец «Безупречный», подводные лодки Щ-214 и С-32, а лидеры «Ташкент» и «Харьков» получили серьезные повреждения.
Окончание боя. 2 июля 1942 г.
Главную роль в блокаде Севастополя играла, безусловно, немецкая авиация. С конца мая к ней присоединился и вражеский флот. Его авангардом стали итальянские торпедные катера (четыре типа MAS и пять типа MTSM), которые утром 27 мая прибыли в Ялту и в ночь на 30 мая совершили первый выход для перехвата наших кораблей на подходах к мысу Херсонес. До 4 июля они осуществили 89 катеро-выходов, семь групповых и одиночных атак, в ходе которых выпустили 15 торпед и добились одного попадания, потопив подлодку Щ-214. В ночь на 4 июня впервые на подходах к Севастополю патрулировали немецкие торпедные катера. До 2 июля шесть «шнелльботов» 1-й флотилии совершили 15 групповых выходов (58 катеро-выходов). В 12 групповых и одиночных боях они выпустили 33 торпеды и добились единственного попадания в транспорт «Белосток». С 27 июня из-за массового отказа торпед немецкое командование решило переключить катера на минные постановки. В ночь на 30-е катера выставили 30 мин у Херсонеса, но, поскольку банки оказались расположены в пределах нашего оборонительного заграждения 1941 г., потерь они не нанесли. В ночь на 2 июля «шнелльботы» совершили единственный выход для воспрепятствования нашей эвакуации, в ходе которого им удалось потопить два сторожевых катера, один из которых вывозил генерала П. Г. Новикова. При этом один из немецких катеров получил тяжелые повреждения и вышел из строя на пять месяцев.
Повреждения рубки торпедного катера СМ-3 в ходе набега на Ялту в ночь на 18 июня 1942 г.
Помимо катеров, в морской блокаде принимали участие и подлодки. Шесть итальянских сверхмалых между 2 и 29 июня совершили 23 боевых похода продолжительностью от 12 до 51 часа. В трех атаках субмарины выпустили шесть торпед и добились как минимум двух попаданий в наши подлодки Л-5 и М-31, но в обоих случаях их торпеды не взорвались. «Дельфинул», выходившая на позицию южнее Ялты в интервале с 25 июня по 3 июля, не могла похвастаться даже этим. Она ни разу не попыталась выйти в торпедную атаку и страдала от постоянных налетов немецкой авиации практически так же, как и наши подводные корабли.
Необходимо отметить, что действия самих блокадных сил протекали далеко не в идеальных условиях. Нашей стороне достаточно скоро стало известно о появлении катеров и подлодок, а воздушная разведка вскрыла их место базирования – Ялту. Почти каждую ночь, начиная с 29 мая, данная база подвергалась ударам самолетов ВВС ЧФ, в результате чего трижды получали повреждения итальянские торпедные катера и дважды подлодки. Обеим лодкам пришлось уйти на ремонт в Констанцу, прервав участие в операции. Но наиболее крупным успехом, безусловно, стало ночное нападение 13 июня на порт торпедного катера Д-3, в результате которого была уничтожена сверхмалая подлодка СВ-5. Попытка повторить успех в ночь на 18-е набегом двух катеров, к сожалению, успехом не увенчалась. 15 июня итальянское командование было вынуждено отдать приказ об уходе катеров и подлодок из порта на период темного времени и маскировку под берегом, поскольку никаких других возможностей уберечь свои силы от потерь у него не было. Все это стало одной из главных причин снижения активности итальянского соединения во второй половине июня. Базы, из которых действовали немецкие катера – Констанца, Скадовск и Ак-Мечеть, – находились дальше от Севастополя и ударам наших сил не подвергались. В целом же, по нашему мнению, участие вражеского москитного флота в блокаде Севастополя оказалось слишком запоздалым и малоэффективным и по большому счету не окупило потраченных на создание этого флота средств. Тем не менее, поскольку с падением Севастополя война на Черном море не закончилась, катера и подлодки пригодились противнику позднее.
После 27 июня к мысу Херсонес из наших сил продолжали ходить только быстроходные тральщики и сторожевые катера, а также подводные лодки. Последние совершили в течение мая – июня 80 транспортных походов, из которых 68 завершились доставкой груза в место назначения. Подводники перевезли 3,7 тыс. т груза, в последние дни обороны в среднем 105 т ежедневно. При этом их экипажам приходилось проявлять большое мужество. Довольно широкую известность получил подвиг служившего на М-32 старшины Н. К. Пустовойтенко, который в условиях тяжелого отравления парами бензина и угарным газом, из-за чего вышел из строя весь остальной экипаж, сумел обеспечить всплытие своей подлодки в назначенное время для возвращения из Севастополя в Новороссийск.
В то же время необходимо отметить, что сама организация наших перевозок находилась далеко не на высоте. Движением боевых кораблей и подлодок по одному и тому же фарватеру толком никто не управлял. В результате 18 июня Л-23 из 1-й бригады столкнулась под водой с А-4 из 2-й бригады, причем каждый из командиров посчитал, что столкнулся с субмариной противника, поскольку командование их уверило, что своих кораблей здесь быть не могло. Лодки, находившиеся у Херсонеса в момент объявления эвакуации СОРа, за исключением двух, не смогли принять участия в спасении защитников главным образом потому, что пытались уклоняться от своих же сторожевых катеров, о выходе которых из Новороссийска подлодки не информировались. В результате субмарины смогли спасти всего 23 человека (не считая Щ-209 и Л-23, которые в ночь на 1 июля эвакуировали 205 человек командного состава СОРа).
Несколько слов нужно сказать о проведении объявленной 30 июня эвакуации войск СОРа. До 2 июля из бухт Херсонеса ушли катера ОВРа главной базы (три СКА, 13 КАТЩ, несколько других катеров и плавсредств), на которых удалось спастись 304 бойцам. Один сторожевой катер и шесть катеров-тральщиков погибли или пропали без вести на переходе. Собственно сама эвакуация началась 1 июля, когда из Новороссийска к Херсонесу направились четыре быстроходных тральщика и 10 сторожевых катеров. Дошли и смогли принять людей в ночь на 2 июля два тральщика и семь катеров. Из их числа два сторожевых катера на обратном пути были потоплены «шнелльботами», остальные смогли вывезти от 750 до 800 человек. Четыре вернувшихся катера имели серьезные повреждения от ударов немецкой авиации и были вынуждены стать в ремонт. Планировалось, что в следующую ночь в спасательной операции примут участие семь катеров, но дойти смогли лишь пять, спасшие от немецкого плена еще от 350 до 400 бойцов и командиров. На этом командование ЧФ решило эвакуацию прекратить, в связи с чем в ночь на 4 июля корабли к Херсонесу не высылались. В дело вмешался Генеральный штаб, который на основании докладов сухопутных командиров о количестве остававшихся на Херсонесе людей потребовал приложить все усилия к их спасению. В ночь на 5 июля у Херсонеса находились три, в ночь на 6-е и 7-е по шесть сторожевых катеров, которым удалось снять с подручных плавсредств (берег уже был оккупирован противником) 21 человека. На этом эвакуация прекратилась окончательно.
Несомненно, что при более четкой организации операции даже выделенным силам удалось бы спасти гораздо больше защитников главной базы, хотя вывезти всех или хотя бы даже половину было нереально. Отчасти это стало результатом того, что эвакуация заранее не планировалась и никаких предварительных мероприятий, которые могли бы облегчить ее осуществление, не готовилось. Напротив, ряд решений, в особенности приказ изъять из остатков частей всех старших командиров, по сути, исключили всякую возможность организованно управлять процессом. В то же время отказ от привлечения к эвакуации более крупных кораблей, что зачастую ставится в вину Октябрьскому, с нашей точки зрения можно считать оправданным, поскольку в сложившейся на тот момент обстановке и при полном господстве люфтваффе в воздухе они скорее всего были бы потеряны, не сумев вывезти и малой толики скопившихся на Херсонесе людей.
Подводя итог по данному разделу, приходится признать, что врагу действительно удалось сильно сократить поток грузов, направлявшихся в Севастополь, и принудить наше командование к фактическому отказу от эвакуации. План перевозок в крепость оказался не выполнен, и это самым непосредственным образом отразилось на ходе и исходе третьего штурма. Произошло это не потому, что корабли и суда совершенно не могли пробиться в главную базу, а потому, что за предшествующий период наш транспортный флот в Черноморском регионе понес такие потери, что его остатки просто не могли обеспечить всем необходимым столь многочисленный гарнизон, как войска СОРа. Одной же из главных причин потерь судов, помимо слабой ПВО портов, стало отсутствие необходимого количества достаточно быстроходных, мореходных и хорошо вооруженных эскортных кораблей, строительству которых до войны в СССР не уделялось должного внимания.
Борьба на коммуникациях «оси» до падения Севастополя
В течение первого квартала года на коммуникациях «оси» царило практически полное затишье. Движение судов на северном (Сулина – Николаев) участке вражеской коммуникации не осуществлялось до 19 апреля, в результате чего ни на одной из двух нарезанных тут позиций лодкам добиться успеха не удалось. Необходимо отметить, что обслуживание позиций осуществлялось «малютками» и «агешками» 2-й бригады, группа которых с 12 декабря начала базироваться в осажденном Севастополе. После нескольких безрезультатных встреч с потенциальными целями 29 мая подлодка А-3 потопила в Одесском заливе румынский транспорт «Сулина» (3495 брт), а А-5 11 июня тяжело повредила транспорт «Ардял» (5695 брт). Речные катера-тральщики немецкой Дунайской флотилии, составлявшие охранение конвоев, помешать этим атакам никак не могли. Командующий группой ВМС «Юг» прокомментировал эти события как потерю 30 % действовавшего на театре транспортного тоннажа и потребовал от адмирала Черного моря немедленной постановки минных заграждений и в этом районе. 15 мая румынские корабли выставили 200 противолодочных мин близ Днестровского лимана, а 25–26 июня добавили к ним еще 560 в Одесском заливе. К этому моменту севастопольская группа подлодок уже перестала существовать – после того как 27 и 29 мая немецкая авиация повредила в Севастопольской бухте М-117 и А-2, базирование субмарин на Главную базу было признано нецелесообразным. Несмотря на потерю двух крупных транспортов, немцам удалось с 19 апреля по 31 июля перевезти из румынских портов в порты устья Днепра 114 тыс. военных и 15 тыс. т гражданских грузов, вывезя обратно 14 тыс. т.
Помимо подлодок, на данном участке коммуникаций противник понес некоторые потери (две БДБ, прорыватель минных заграждений) на минах, не вытраленных с 1941 г. Новых постановок в рассматриваемый период силы ЧФ в данном районе не производили. К началу апреля противнику удалось протралить фарватеры от устья Днепра до Ак-Мечети, где месяцем позже была создана маневренная база немецких торпедных катеров, осуществлявших оттуда выходы для блокады Севастополя.
По среднему участку коммуникации (Сулина – Бургас) суда периодически плавали в течение всех зимних и весенних месяцев, но, поскольку с декабря 41-го во избежание потерь на минах подлодки ЧФ на всех здешних позициях были отодвинуты на 10 миль от берега, встречи с целями происходили крайне редко. С декабря 41-го по март 42-го их было всего четыре. Субмаринам разрешалось действовать в прибрежной части позиции только после предварительной минной разведки. Поскольку никаких приборов обнаружения якорных мин не было, разведку приходилось производить собственным корпусом, на что мало кто из командиров отваживался, тем более что во второй половине марта на позиции у м. Шабла пропала без вести Щ-210 (найдена в 1983 г. – погибла на румынской мине). После этого было прекращено обслуживание позиции у м. Шабла, а с середины мая и у м. Эмине – второй и последней позиции на среднем участке.
Зная благодаря радиоразведке о развертывании подлодок у побережья Румынии, противник продолжал минные постановки вдоль прибрежного фарватера, на этот раз на участке между Констанцей и Сулиной. 28 марта и 2 апреля румынские заградители выставили тут четыре минных поля (676 мин). При возвращении отряд заградителей попал под удар самолетов авиагруппы СОРа, причем тройка СБ повредила близкими разрывами минзаг «Дачиа», а тройка ДБ-3 – миноносец «Сборул». Это был первый и, пожалуй, самый удачный в рамках рассматриваемого периода удар самолетов ВВС ЧФ. В течение апреля-мая состоялось еще несколько авиаударов, в результате которых 8 мая была повреждена немецкая БДБ F-145, а 21 мая плавбаза Дунайской флотилии «Ута». После 25 мая в связи с ухудшением обстановки в районе Севастополя вылеты ударных машин к берегам Румынии прекратились.
Действия на участке коммуникации Бургас – Стамбул имели двоякий результат: с одной стороны, не было перехвачено ни одно из судов «оси», которое в этот период проходило через проливы. С другой – подлодки Щ-214 и Щ-213 в январе и феврале потопили на ней два турецких и одно болгарское судно (национальная принадлежность судов на момент атаки была не известна). При этом нужно заметить, что турецкие шхуны занимались военной контрабандой, но на болгарском судне «Струма» (257 брт), погибло 767 румынских евреев, направлявшихся в Палестину. Согласно официальным заявлениям советского наркомата иностранных дел суда были потоплены немецкими субмаринами, что, однако, было дезавуировано поступком командира Щ-213, который в вечернее время всплыл для артиллерийской атаки шхуны в турецких территориальных водах. Опознав в шхуне турка, командир от атаки отказался, национальная же принадлежность подлодки была определена. Это привело к дипломатическим осложнениям, и с 12 марта позиция у Босфора была закрыта. В связи с этим, даже зная от разведки о входе 16 апреля в Черное море транспортов «Аркадия», «Зальцбург» и танкера «Продромос», советская сторона не предприняла никаких попыток помешать этому. Когда поступила информация о готовящемся проходе через Босфор итальянских танкеров «Альбаро» и «Селено», 21 мая позиция была вновь открыта, и на нее направили Щ-214. 26-го числа субмарина обнаружила румынские эсминцы, прибывшие к проливу для встречи танкеров, а на следующий день и сам конвой, но атаковать не смогла из-за недостаточной подготовки командира. Тем не менее в последующие дни «щука» потопила три нейтральные шхуны, вызвав временное прекращение движения турецких судов между Стамбулом и Бургасом. Чуть раньше – 18 и 23 мая – Щ-205, действуя на позиции у границы турецких и болгарских тервод, потопила одно и повредила два турецких судна. 20 июня эту позицию покинула Щ-213 – последняя подлодка ЧФ, патрулировавшая на коммуникациях противника в первое полугодие 1942 г. С этого момента все исправные корабли обеих бригад были перенацелены на снабжение Севастополя. 28 мая нарком ВМФ направил военному совету ЧФ директиву, где оценил эффективность действий черноморских субмарин как низкую и потребовал выполнения ряда мероприятий по ее повышению, что в тех конкретных условиях обстановки представляется не вполне своевременным.
Транспорты «Варна» и «Бой Федерсен» в 1942 г. Оба потоплены на Черном море в 1943 г.
Всего за рассматриваемый период подлодки ЧФ совершили 42 похода на коммуникации противника, произвели восемь торпедных (13 торпед) и шесть артиллерийских атак, в результате чего были потоплены румынский и болгарский транспорты (3752 брт), одно румынское судно (5965 брт) получило тяжелые повреждения. Помимо этого были уничтожены шесть и повреждены два малых судна нейтральных стран. Бомбардировщики Севастопольской авиагруппы произвели 36 самолето-вылетов для удара по судам в море, сумев повредить минный заградитель, миноносец, БДБ и плавбазу. Совершенно очевидно, что боевые возможности ЧФ по нарушению коммуникаций противника были использованы лишь в незначительной степени, что объяснялось главным образом тем, что для Военного совета ЧФ эта задача по своей приоритетности уступала и обороне Севастополя, и обеспечению своих морских коммуникаций между Кавказом и Крымом. Силы противника смогли решить задачу по обороне своих коммуникаций на удовлетворительном уровне во многом в силу данного обстоятельства.
Попытка уничтожения ЧФ ударами с воздуха
Поскольку основной массе сосредоточенных на театре частей люфтваффе сразу после окончания боев за Севастополь предстояло перебазироваться для поддержки наступления на воронежском направлении, по просьбе адмирала Черного моря была предпринята попытка массированными воздушными ударами по портам Кавказа нанести максимальный ущерб ЧФ, чтобы исключить его как фактор, влияющий на обстановку на театре до того момента, как немецкие войска займут все базы кавказского побережья. Утром 2 июля 78 двухмоторных и 40 одномоторных бомбардировщиков атаковали порты Новороссийск, Анапа, Тамань, Темрюк, Ахтари и Ейск, а также анапский аэродром перехватчиков. Несмотря на то что в районе Анапы имелась радиолокационная установка «РУС-2», налеты на все пункты оказались совершенно внезапными и сопровождались необычайно тяжелыми потерями. В Анапе немцы потопили транспорт «Эльборус» (970 брт), торпедный катер и шхуну, в Темрюке – канонерскую лодку, а в Таманском заливе – торпедный катер. Самые же чувствительные потери были понесены в Новороссийске. Там погибли эсминец «Бдительный», ранее поврежденные лидер «Ташкент» и транспорт «Украина». Множество кораблей и судов, включая крейсер «Коминтерн», эсминцы «Сообразительный», «Незаможник», сторожевые корабли «Шторм», «Шквал» и ряд других, получили повреждения. Столь тяжелые потери ЧФ объяснили «преступно-халатным отношением к своим обязанностям» со стороны командира Новороссийского базового района ПВО полковника Гусева, который в момент подлета самолетов спал (перед этим не спал несколько дней), а его подчиненные запоздали с объявлением воздушной тревоги, поскольку приняли приближающиеся самолеты за свои. По приказу Октябрьского Гусев был передан суду военного трибунала, который немедленно приговорил его к расстрелу.
Немецкие солдаты проходят по пристани мимо остова лидера «Ташкент». Новороссийск, осень 1942 г.
Повреждения подлодки Л-24, полученные при налете на Новороссийск. 2 июля 1942 г.
Несмотря на то что в последующие дни количество бомбардировочных авиационных групп люфтваффе в Крыму сократилось с восьми до трех, удары по базам ЧФ продолжались до конца июля. 7, 9 и 11 июля большие группы бомбардировщиков атаковали Туапсе, однако благодаря энергичным действиям ПВО результаты налетов ограничились попаданиями в уже поврежденный транспорт и разрушениями цехов судоремонтного завода № 201. Наконец, 16 июля 24 бомбардировщика (26 по данным советской ПВО) попытались нанести удар по Поти, где в этот момент находилось ядро эскадры ЧФ. Хотя радиолокационная станция обнаружила приближающиеся самолеты за 9 минут до начала бомбометания, сигнал воздушной тревоги был дан только через 4 минуты после начала налета. Всему виной были существовавшие на тот момент правила, которыми было установлено, что данные РЛС нуждаются в подтверждении визуальным наблюдением. Тем не менее благодаря тому, что за три минуты до налета началась постановка дымовой завесы и в воздух поднялись истребители-перехватчики, противнику не удалось сбросить все бомбы прицельно. От прямых попаданий пострадали минный заградитель «Коминтерн» (быв. крейсер, восстановление признано нецелесообразным, в октябре затоплен в устье реки Хопи в качестве искусственного волнолома), эсминец «Бодрый» (в ремонте до декабря 1944), от близких разрывов – сторожевой корабль и подводная лодка. В дальнейшем в связи с убытием большей части немецких авиачастей на другие участки фронта подобные налеты больше не предпринимались. Следует отметить, что сама постановка подобной задачи не соответствовала силам и средствам, имевшимся в распоряжении немецкого командования.
Боевые действия на Азовском море в январе – сентябре 1942 г
В этот период Азовская военная флотилия решала следующие задачи: оборона восточного побережья Азовского моря, поддержка приморских флангов армий, перевозки на Керченский полуостров, защита своих коммуникаций и нарушение чужих. До середины апреля море было сковано льдом, навигация в южной части началась 16 апреля, в северной – через три дня. До этого силы флотилии проводили диверсионные рейды по льду и поддерживали армию своей авиацией и береговой артиллерией. Противник ограничивался охраной побережья и подготовкой флотилии ОХР в Геническе из захваченных сейнеров с личным составом в основном из хорватов Морского легиона и местных «добровольцев». С началом навигации эта флотилия начала постановку оборонительных минных заграждений, траление, службу в дозорах и обеспечение перевозок сейнерной транспортной флотилией грузов для 1-й танковой армии из Мариуполя (ближайший к линии фронта порт с действующим железнодорожным сообщением). Обратно вывозилось захваченное осенью 1941 г. зерно и руды. 18–19 апреля проводилась постановка мин у Геническа, но при сбросе примерно 175-й мины произошел взрыв, в результате которого погибли оба заградителя и, главное, обученные специалисты. На этом минно-заградительные действия противника на Азовском море в 1942 г. закончились. Их «успех» ограничился гибелью одного немецкого катера на своих минах.
Катера флотилии осуществляли набеги на коммуникации и порты северного побережья, но не смогли создать противнику заметных проблем (достоверно потоплен по меньшей мере один дозорный сейнер, 3 августа совместно с авиацией сожжен эшелон с ГСМ в Мариуполе). Основными причинами малой эффективности была низкая точность стрельбы в ночных условиях (приходилось действовать ночью из-за воздушной угрозы) и слабая подготовка личного состава. Несколько больший успех имела высадка диверсионных групп, которые вынудили немцев усилить охрану побережья, в том числе береговой артиллерией. Авиация флотилии (87-я оиаэ на И-15 бис, 2-я эскадрилья 119-го мрап на МБР-2, 1-я эскадрилья 3-го иап на И-16, с конца мая 46-й шап на самолетах УТ-1, с 8 июля – 14-я ошаэ на самолетах Ил-2) участвовала в налетах на порты, но основную нагрузку по этой части несли ВВС ЧФ и авиация Красной армии. Многократные налеты на Мариуполь нанесли противнику серьезный ущерб. Так, во время дневного налета 20 мая сильно пострадал судоремонтный завод. Он был обесточен, выведено из строя много производственного оборудования, в т. ч. сварочное – полностью. Этот завод неоднократно подвергался разрушениям и в последующем, что затрудняло ремонт плавсредств. В ходе налетов на порты было потоплено по меньшей мере шесть катеров и не менее 20 выведены из строя. Большие помехи дозорам и морским перевозкам создавали атаки истребителей Красной армии. По меньшей мере три катера были серьезно повреждены, но десятки менее пострадавших катеров все равно подолгу простаивали из-за нехватки ремонтных мощностей и запчастей. Из-за атак авиации противник был вынужден усиливать вооружение катеров 20-мм автоматами.
АВФ в мае участвовала в эвакуации войск Крымфронта, а в июне начала минные постановки. До 3 августа было выставлено 23 якорные и 59 донных мин в активных заграждениях у северного побережья Керченского полуострова, 507 якорных и 178 донных – в оборонительных. Оборонительные заграждения, выставленные в июне-июле, потерь противнику не нанесли, так как в руки немцев попала карта с постановками. Активные заграждения оказались почти безрезультатны в силу малого числа выставленных мин и ненадежности тонких минрепов речных мин Р-1. Одна из мин МИРАБ легко повредила паром «Зибеля». 15 якорных и три донные мины выставили ВВС ЧФ, на них погиб один катер. Кроме того, при эвакуации портов были выставлены донные мины (14 в порту и во входном канале Ейска, пять у Приморско-Ахтарской). В Ейске был достигнут неплохой результат. Помимо прямых потерь (на МИРАБах погибли БДБ, «Зибель» и катер) почти на месяц позже началось использование порта для снабжения немецких войск на Кавказе. Даже Гитлер с беспокойством отметил на совещании 26 августа наличие минной опасности на Азовском море.
Береговая артиллерия флотилии до 20-х чисел июля вела огонь через залив по Таганрогу и безуспешно обстреливала прибрежные конвои, а затем участвовала в обороне баз от наступающего противника. Отдельный Донской отряд флотилии участвовал в обороне низовьев Дона и прикрывал отход войск. Его активные действия отмечены в немецких документах.
Противник в преддверии своего наступления на Кавказ активно наращивал силы на Азовском море за счет самоходных паромов армии и люфтваффе, а также саперных катеров. Но до захвата Ейска в августе пополнение простаивало в портах, за исключением т. н. флотилии Лепера (саперные моторные катера, буксировавшие деревянные баржи по трассе Мариуполь – Таганрог). Манштейн хотел высадить хорватской флотилией десант у Ак-Моная с целью захвата штабов Крымфронта в рамках майского наступления, но из-за малого числа катеров в строю и их плохого технического состояния отказался от этого плана. Слабость хорватской флотилии побудила немцев начать переброску катеров и немецких моряков из Германии. В роли береговой артиллерии сначала выступали зенитки и полевая артиллерия, но затем для Геническа была выделена одна из батарей формирующегося 601-го морского дивизиона.
В конце июля противник форсировал Дон и начал стремительно продвигаться на юг. 1 августа флотилия получила приказ начать вывод судов из Азовского моря через Керченский пролив в Новороссийск. Тихоходные суда должны были проходить по узкому фарватеру под дулами немецких батарей на Еникальском полуострове. Противник сосредоточил на Керченском полуострове около десяти дивизионов береговой артиллерии РГК, флот развернул на берегу пролива свои первые батареи. Кроме того, огонь по судам вела зенитная и полевая артиллерия. Поскольку южнее основной фарватер пролива был загражден минами, после прорыва мимо батарей приходилось огибать косу Тузла с востока и выходить через Тузлинскую промоину, характерную малыми и меняющимися в зависимости от силы и направления ветра глубинами. Суда делились на группы с учетом скорости хода и отрядами, в сопровождении катеров, отправлялись с расчетом пройти самый опасный участок в темное время. Катера эскорта не только прикрывали отряды, но и подбадривали тех капитанов торговых и рыболовных судов, которые не решались войти в пролив. Проход обеспечивался ударами ВВС ЧФ по батареям и прожекторам, непрерывными полетами МБР-2 на малой высоте, чтобы заглушить шумы моторов судов. Береговая артиллерия в это же время вела контрбатарейную борьбу. В светлое время крупные отряды по возможности прикрывались истребителями. Всего с 3 по 23 августа было отправлено 162 гражданских судна и 55 кораблей и катеров АВФ, из них прошли в Черное море 101 и 43 соответственно, а остальные погибли. Было уничтожено экипажами в портах Азовского моря из-за неисправностей или большой осадки 14 кораблей и катеров АВФ, 56 судов, отнесенных в отчете АВФ к категории «большие», 325 малых самоходных и 106 несамоходных, а также 2574 мелких гребных плавсредств. Наибольшие потери при прорыве вызвали посадки ночью на мель с последующим расстрелом на рассвете авиацией и артиллерией. Также существенный ущерб нанесла авиация в светлое время. Принятые меры помогли минимизировать потери от артиллерии. Учитывая безвыходность ситуации и сложность задачи, спасение большого числа плавсредств стало несомненным успехом. Кроме того, в ночь на 30 августа из Азовского моря с боем прорвался монитор «Железняков».
5 августа от фронта был получен приказ эвакуировать базы Ейск и Приморско-Ахтарская, уничтожив портовые сооружения. Выигрывая время, флотилия до 9 и 11 августа соответственно обороняла эти базы силами морской пехоты и пограничников при поддержке береговой артиллерии и кораблей. В обоих случаях базы были оставлены организованно после эвакуации большей части имущества и основательного разрушения портов. 9 августа была сформирована Темрюкская база (о ее обороне см. ниже).
На Кубани активно действовал Отдельный кубанский отряд. В течение второй половины августа с отходом армии с этого рубежа катера отряда были взорваны личным составом.
В целом до августа Азовская флотилия, не имея равного противника на море, не сталкиваясь с минной опасностью и не испытывая большого давления люфтваффе, обеспечивала благоприятный оперативный режим в юго-восточной части моря. Ее существование гарантировало советскую сторону от возможной переправы крупных сил противника через Керченский пролив и удара в тыл Северо-Кавказскому фронту. Она также вынудила немцев усилить охрану побережья, участвовала по мере сил в поддержке флангов армий. С большой пользой действовали речные отряды на Дону и Кубани. Из поставленных задач лишь действия на коммуникациях противника оказались слабым местом. После усиления активности люфтваффе в августе флотилия понесла тяжелые потери, а с падением баз покинула Азовское море.
Морские силы противника вплоть до сентября не предпринимали ничего существенного на Азовском море, кроме перевозок вдоль северного берега. Попытка армии использовать свои наспех сколоченные здесь ВМС для высадки десанта на Керченский полуостров не удалась.
Участие флотов в битве за Кавказ
1 августа фронт проходил на широте Астрахани, а через три недели – уже по Главному Кавказскому хребту вдоль Черноморского побережья Кавказа. Угроза возникла сразу для всех оставшихся баз ЧФ от Темрюка до Поти, что создало большие проблемы. Советскому командованию не всегда удавалось правильно определить наиболее угрожаемое направление и сосредоточить на нем необходимые силы. Немецкий флот в силу своей слабости принял ограниченное участие в наступлении на Кавказ: вместе с саперами высадил десант на азовский берег Таманского полуострова, проводил набеговые действия торпедных катеров на наши коммуникации, начал установку береговых батарей от входа в Керченский пролив до Новороссийска.
Для более удобного восприятия оборона Таманского полуострова, Новороссийска и Туапсе описана последовательно. Но нужно иметь в виду, что многие из этих событий происходили одновременно.
9 августа после отхода Азовской флотилии в Темрюк была сформирована Темрюкская ВМБ. На следующий день Ставка приняла решение возложить оборону Таманского полуострова на береговые части флота, а войска 47-й армии вывести для обороны Новороссийска. Решением Военного совета Северо-Кавказского фронта С. Г. Горшков возглавил объединение АВФ, Керченской и Новороссийской баз. Требовалось оборонять полуостров до последней возможности, но не допуская окружения частей. После отвода армейских частей на Тамани остались пять батальонов морской пехоты, подвижный артдивизион, береговая артиллерия и ряд мелких подразделений. Эти небольшие силы должны были держать фронт на востоке (десятки километров) и оборонять побережье (почти 200 км).
11 августа начались бои на подступах к Темрюку. Оборона базы велась активно и сопровождалась удачными контратаками против наступавших румын. Однако обстановка под Новороссийском продолжала ухудшаться. Горшков предложил оставить Темрюк, высвободившиеся силы перебросить к Новороссийску, а для обороны Таманского полуострова оставить береговые батареи и один батальон морской пехоты. Ввиду бесперспективности дальнейшего удержания полуострова предлагалось батареи после полного расстрела боезапаса взорвать, а оставшиеся части эвакуировать. После создания 17 августа Новороссийского оборонительного района (НОР) Горшков стал заместителем командующего НОР по морской части, но его радикальные предложения в полной мере реализованы не были. Таманский полуостров оказался одним из секторов в составе НОР, морская пехота осталась на месте.
Ожесточенные бои за Темрюк продолжались до 23 августа. Все это время защитников базы поддерживали авиагруппа АВФ и корабли. Днем огонь велся с помощью трех корпостов или по наблюдаемым целям, ночью – по площадям. За время обороны монитор «Железняков» и азовские канлодки израсходовали 776 130-мм, 800 102-мм и 250 45-мм снарядов. Огонь вели также речные канлодки и другие корабли. От ударов авиации погибли три канлодки, один сторожевой корабль-тральщик и баржа. Несколько кораблей были повреждены артиллерией.
К 23 августа полевая артиллерия исчерпала боезапас, его подвоз был затруднен. В этот день командарм-47 приказал перебросить в Новороссийск один батальон, а Темрюк оставить. В ночь на 24 августа после приведения порта в негодность морская пехота отошла к Пересыпи, где узкий перешеек между морем и Ахтанизовским лиманом можно было оборонять небольшими силами. Оборона Темрюка выделялась на фоне длинной цепи неудач весны – лета 1942 г. Горшков, несколько преувеличивая масштабы и значимость событий, в отчете назвал город «второй Одессой».
В последующие дни под Новороссийск были переброшены большая часть морской пехоты, подвижный артдивизион и часть зенитной артиллерии. К началу сентября на Таманском полуострове остались два батальона морской пехоты, несколько мелких подразделений, береговая артиллерия (три 203-мм, восемь 152-мм, восемь 130-мм и четыре 75-мм орудия) и восемь зенитных батарей (восемь 85-мм и 20 76-мм орудий). Керченская ВМБ имела три торпедных катера, четыре малых охотника, такое же число катеров типа КМ, плавбатарею, 17 мобилизованных сейнеров и катеров. В Ахтанизовском лимане оставались две канлодки и 12 мелких катеров Азовской флотилии. 31 августа противник занял Анапу, отрезав полуостров от Большой земли. На Таманском полуострове осталось 3700 бойцов морской пехоты и артиллеристов, а также 2000 человек в ОВР, СНиС, тыловых службах и т. п. Два батальона держали фронт, одна рота находилась на косе Чушка и в Кордоне Ильича, один взвод – на косе Тузла. Оборону азовского берега, помимо береговых батарей и полей противопехотных мин, обеспечивал всего один взвод пехоты и несколько противотанковых орудий и минометов. Кораблей и катеров в Азовском море не осталось. Понятно, что такими силами отразить сколько-нибудь серьезный десант было заведомо невозможно. В такой обстановке немцы провели свою единственную на Черном море десантную операцию.
План операции, получившей кодовое наименование «Блюхер», сначала предусматривал переброску через Керченский пролив всей 11-й армии. Манштейн требовал предоставить 100 БДБ, но на Черном море в июле их было 16 в строю и 10 на стадии окончания постройки. Операция несколько раз откладывалась из-за неготовности плавсредств, плохой погоды, отсутствия авиации для прикрытия и т. д. Тем временем 11-я армия частью сил убыла под Ленинград, часть соединений была переброшена на другие направления. После этого был разработан усеченный план («Блюхер II») по высадке нескольких дивизий. Его реализация также многократно откладывалась. Выведенный из равновесия Гитлер 29 августа приказал высадку отменить, а войска перебрасывать на Кавказ по суше вокруг Азовского моря. Но на следующий день он потребовал провести высадку немедленно, невзирая на погодные условия и отсутствие прикрытия с воздуха.
В августе в бухтах вдоль северного берега Керченского полуострова было сосредоточено большое количество плавсредств (их сосредоточение описано ниже в разделе по действиям на коммуникациях «оси»). Скопление было замечено и эпизодически подвергалось ударам ВВС ЧФ. В течение августа авиация флота сделала 24 самолето-вылета ударными самолетами днем и 60 – ночью. После довольно болезненных потерь в результате дневного налета 12 августа немцы уделили большое внимание маскировке и рассредоточению, и эффективность ударов снизилась. Всего были уничтожены один «Зибель» и три штурмбота, повреждены одна БДБ, один «Зибель», два саперно-десантных катера и 10 штурмботов (возможно, список потерь мелких единиц неполон). Пострадал также автотранспорт и другое имущество десантно-саперных частей. Все это было достигнуто ценой повреждения двух самолетов ВВС ЧФ. К сожалению, ущерб, нанесенный противнику, оказался недостаточным для срыва его планов. В августе авиация флота была занята главным образом отражением наступления на суше, поэтому не могла выделить на другие направления достаточных сил. Менее понятна малая активность боевых катеров. Из шести групповых выходов для атаки плавсредств в бухте Казантип в трех случаях катера вернулись из-за непогоды, в двух случаях не обнаружили противника и только в ночь на 15 августа безуспешно атаковали скопление плавстредств двумя торпедами и 10 снарядами РС. Кроме того, вдоль северного берега Керченского полуострова было выставлено пять банок по шесть донных мин. Но из-за попадания к противнику карт с нашими заграждениями эти постановки не принесли успеха.
На пути следования десантных отрядов, проложенном в обход наших заграждений, в поворотных точках были расставлены катера. От проводки отрядов за тралами отказались. Для артподдержки с крымского берега были выделены 19 батарей калибром от 100 до 170 мм, дивизион 210-мм мортир и 749-я железнодорожная батарея (две дальнобойные 280-мм пушки K5). За исключением пушек K5, выделенные батареи перекрывали только западную часть района действий будущего десанта. Для прикрытия с воздуха 1 сентября на несколько дней перебросили прямо из-под Сталинграда одну группу истребителей. Войска за август провели несколько тренировок по посадке и высадке. Весь личный состав был обеспечен спасательными жилетами.
Планом предусматривалась ночная высадка в районе поселка Кучугуры и мыса Ахиллеон, наращивание сил и захват всего полуострова. Отдельно планировался захват косы Тузла и поста СНиС на полузатонувшем транспорте «Горняк» между косами Тузла и Чушка. С юга эти действия обеспечивали торпедные катера.
К началу операции «Блюхер II» противник, несколько пострадавший от атак авиации и в большей степени от штормов, все же собрал достаточно плавсредств в южной части Азовского моря для одномоментной переброски пехотной дивизии. К вечеру 1 сентября в строю находились 16 БДБ, 18 «Зибелей», по шесть больших и малых саперных десантных катеров, 124 легких штурмбота. Эти плавсредства были разбиты на три отряда. KU1 и KU2 должны были высадить войска в районе поселка Кучугуры, а KA – у мыса Ахиллеон. Посадка и погрузка техники заняла пять часов и закончилась к 18.00. Всего отряды приняли три пехотных полка (без одного батальона) 46-й дивизии, дивизион артиллерии, другие подразделения усиления, включая 20-мм зенитные автоматы на гусеничном шасси. На четырех из 18 «Зибелей» закрепили цепными стропами по одной 88-мм зенитке. По плану на переходе и при высадке эти «боевые паромы» служили кораблями охранения и огневой поддержки, а потом зенитки с расчетами выгружались на плацдарм. Лидировали десантные отряды четыре раумбота, а сопровождали четыре катера-тральщика RA и восемь разъездных катеров в роли спасателей. Штурмботы шли на буксире у БДБ и десантных катеров, а «Зибели» везли по четыре штурмбота на палубе.
Немецкое 280-мм дальнобойное железнодорожное орудие K5. Батарея таких пушек использовалась в ходе операции «Блюхер-II»
Погрузка и выход прошли при хорошей погоде. Но с 10 часов вечера погода стала портиться, и вскоре волнение моря дошло до 4 баллов, ветер до 4–5 баллов. Скорость колонн была уменьшена с 5 до 4 узлов, но это почти не помогло. Плавсредства отставали и теряли свои отряды, буксиры рвались, штурмботы заливало водой, некоторые из них затонули. Два «Зибеля» в полузатопленном состоянии вернулись к крымскому берегу. Одна из БДБ, чтобы догнать свой отряд, отдала буксиры и бросила три штурмбота в открытом море (они с трудом добрались до Крыма). Команды и войска жестоко страдали от морской болезни и частично утратили боеспособность. Избежали укачивания только зенитчики-самоходчики 610-го батальона, которые перед выходом получили некий медицинский препарат.
Отряды вышли в точки развертывания около 03.30, на час позже плана. Часть плавсредств подошла еще позже. Раумботы подгоняли отставших и сбившихся с курса, иногда угрозами отдать под трибунал. Все же некоторые плавсредства оказались на чужих участках или вообще между ними.
Первая волна десанта высаживалась на штурмботах. Пересадка на них в непогоду заняла много времени, многие моторы долго не заводились. Штурмботы уходили к берегу не единой волной, а разрозненно. Кроме того, часть их была спущена далеко в море, вне пределов видимости берега, поэтому некоторые теряли ориентировку. В результате высадка первой волны получилась размазанной во времени и пространстве. Некоторые подразделения попали на минные поля, было много раненых. Если бы противника на берегу ждало организованное сопротивление сколько-нибудь значимых сил, операция могла закончиться для немцев катастрофой. Увы, отражать десант было практически нечем.
При подходе к точкам развертывания противник был освещен прожектором с мыса Пеклы. Но огонь сначала вели лишь отдельные легкие орудия и минометы на берегу, а береговая артиллерия подключилась позже. Дело в том, что она серьезно пострадала от обстрелов за долгое время подготовки противника к операции. Были разбиты осколками прицелы почти всех стационарных орудий, часть из них имела и другие повреждения. Некомплект оптики доходил до 80 %, остро не хватало средств связи. С пробуждением нашей артиллерии противник приступил к ее подавлению. Так, из отчета немецкой 280-мм батареи следует, что она несколько раз приводила к молчанию нашу 130-мм батарею БС-790. Батареи, расположенные западнее, испытали на себе воздействие менее мощной, но многочисленной артиллерии противника, которая пристрелялась в предыдущие дни. В итоге наши береговые батареи вели редкий и малоэффективный огонь по месту высадки. Результатом стали незначительные потери в живой силе и мелкие осколочные повреждения нескольких плавсредств. Два-три противотанковых орудия, находившихся у берега, достигли большего – разбили один отходивший «Зибель» (сдан на слом) и повредили одну БДБ. Кроме того, видимо, им удалось уничтожить несколько штурмботов. Но в целом непогода и сильный накат навредили немцам гораздо больше, чем наше огневое воздействие.
При высадке первой волны многие штурмботы вышли из строя, перевернулись или разбились, и для высадки второй волны пришлось двинуться к берегу паромам, баржам и десантным катерам. Большинство из них застряли на песчаном баре[4] в 20–50 м от берега и дальше. Пехота выходила к берегу по грудь и выше в воде, вынося оружие на поднятых руках или на надувных лодках. Тяжелая техника и боеприпасы выгружались с большим трудом, в основном на плотах, собранных из надувных лодок. Процесс затянулся на многие часы, а некоторые паромы разгружались несколько суток. Несколько паромов и барж получили серьезные повреждения от ударов о грунт и столкновений друг с другом. Боевые паромы и баржи вели огонь по прожекторам и огневым точкам. С рассветом появилась наша авиация. Однако из-за плохих метеоусловий из 28 ударных машин до цели дошли только три ДБ-3, три Пе-2 и четыре Ил-2. Несмотря на сильный зенитный огонь и атаки немецких истребителей, они нанесли некоторые потери десанту и легкие осколочные повреждения катерам и баржам. Но на общую ситуацию оказать заметного влияния это не могло.
В Керченском проливе противник ночью неудачно атаковал со штурмботов пост СНиС на остове транспорта «Горняк». Личный состав поста был вывезен катером ОВР в ночь на 3 сентября. Одна БДБ с 12 штурмботами высадила на косу Тузла десант из состава 10-й румынской пехотной дивизии с участием немецких подразделений. При этом один из штурмботов ударился о лежащую на отмели сорванную якорную мину и погиб. Маленький гарнизон косы (взвод морской пехоты, корректировочный пост и СНиС) оказал ожесточенное сопротивление при поддержке береговых батарей. Защитники косы продержались до утра 3 сентября, некоторые из них на подручных средствах и вплавь пересекли Тузлинскую промоину и спаслись.
Поскольку противник проявлял активность не только на севере, но и в Керченском проливе, а также атаковал торпедными катерами наши сейнеры и баржи у южной части полуострова, у командования НОР сначала не было ясной картины происходящего. В район от мыса Железный Рог до Таманского залива вышли 13 торпедных катеров, т. е. удар был направлен в пустоту. Никого не обнаружив, катера приняли участие в эвакуации отошедших к берегу отрезанных подразделений. Попыток прорваться в Азовское море не было, да и вряд ли они хорошо закончились бы в светлое время вплотную к вражеским батареям.
На суше высадившаяся пехота противника начала расширять плацдарм. Взвод на окраине Кучугур и посты СНиС до рассвета оказывали врагу достойное сопротивление и несколько задержали его продвижение. Но с наступлением светлого времени противник стал быстро продвигаться во всех направлениях. Оказавшиеся на его пути береговые и зенитные батареи вели огонь прямой наводкой и после израсходования боезапаса взрывались личным составом, который пробирался к берегу. Катерами удалось вывезти до 300 человек. Оба батальона, державшие фронт против румын на востоке, начали отход, выделяя часть сил для сдерживания десанта. Находившиеся в Ахтанизовском лимане две канлодки были взорваны.
Днем 2 сентября продолжался шторм. У единственной вышедшей с подкреплениями БДБ оторвало аппарель, и она с трудом вернулась назад. Данная ситуация могла бы стать критической для десанта, если бы для борьбы с ним были хоть какие-то силы. Но сил не было, и потому полным ходом шла эвакуация с полуострова. Подавляющее превосходство немцев на суше было настолько очевидно, что командир немецкого 42-го армейского корпуса разрешил поберечь плавсредства и не посылать их в море до окончания шторма. 3–4 сентября на суше 46-я дивизия продолжала наступление при поддержке четырех французских трофейных танков R-35. 4 сентября пала Тамань. Суда, которым осадка не позволяла выйти из Таманского залива, были затоплены. К утру 5 сентября закончилась эвакуация с южного берега. Всего удалось вывезти 5404 человека с оружием, 112 раненых и 15 т боеприпасов. Береговая артиллерия за 1–5 сентября израсходовала 5318 снарядов. Керченская ВМБ потеряла девять мобилизованных катеров, два катера КМ и 11 мелких катеров (глиссеров, полуглиссеров и ЗИС). Эвакуации противодействовали немецкие торпедные катера, которые в ночи на 3 и на 5 сентября снова атаковали сейнеры и баржи у южного берега и потопили несколько мелких судов. Кроме того, по местам погрузки вела огонь немецкая дальнобойная 280-мм батарея вплоть до полного исчерпания боезапаса.
Румынские солдаты переправляются на Таманский полуостров. Сентябрь 1942 г.
В итоге противник получил кратчайший, хотя и требовавший привлечения усилий своих довольно скромных ВМС, путь для переброски войск и снабжения своих сил на Кавказе. Впрочем, вероятно, это случилось бы через несколько дней и без десанта. К счастью для нас, немцы добились этого на месяц позже, чем планировали, что положительно сказалось на ходе битвы за Кавказ.
Опыт, полученный противником в ходе операции «Блюхер II», трудно назвать однозначно положительным. Операция, не считая погоды, проходила в тепличных условиях. Не было противодействия на море, минной опасности, практически не было войск на берегу и резервов в глубине, слабо противодействовали артиллерия и авиация. Тем не менее высадка прошла беспорядочно и сильно затянулась. Саперные плавсредства в очередной раз продемонстрировали сомнительную годность к использованию на море. Безвозвратные потери составили один «Зибель», 36 штурмботов, вышли из строя и требовали серьезного ремонта три БДБ, два «Зибеля», десантный катер и 15 штурмботов. Большинство этих потерь стало результатом непогоды. Кроме того, один штурмбот погиб у Тузлы.
В связи с приближением противника к городу приказом командующего СКФ от 17 августа был создан Новороссийский оборонительный район (НОР) в составе 47-й армии (две стрелковые дивизии и две бригады), частей АВФ, Темрюкской, Керченской и Новороссийской ВМБ, а также сводной авиагруппы. Возглавил НОР командующий 47-й армией генерал-майор Г. П. Котов, его заместителем по морской части стал контр-адмирал С. Г. Горшков. Район от устья Кубани до Джубги (примерно 1000 км) обороняли около 15 тыс. человек при 26 танках. Береговая артиллерия базы (с учетом Анапского сектора, но без Тамани) насчитывала 61 орудие от 152-мм до 45-мм, 57 зенитных орудий, три 37-мм автомата, 38 прожекторных станций, установку РУС-2. В состав морской авиагруппы входили 112 самолетов. Перед Новороссийском строились три оборонительных рубежа, первый из которых проходил по берегу Кубани. Но ни один из них закончен не был.
На новороссийском направлении наступали немецкий 5-й армейский корпус и кавкорпус румын. 10–18 августа немецкая авиация активно бомбила Новороссийск и окрестности, сделав, по подсчетам нашей ПВО, 337 вылетов. 19 августа начались бои на дальних подступах к городу. С этого дня береговая артиллерия НОР начала принимать участие в отражении наступления. 47-я армия действовала не очень удачно, и 23 августа противник приблизился настолько, что его артиллерия стала доставать до порта.
На судьбе Новороссийска сильно сказалось то, что противник одновременно угрожал и другим базам. Опасаясь падения главной базы Поти, нарком запретил перебрасывать силы оттуда. Разрешалось лишь маневрировать силами в границах СКФ. Это означало, что взять подкрепления можно было только из Туапсе, который сам находился под ударом. 25–26 августа в Новороссийск морем были переброшены 15, 16 и 17-й батальоны морской пехоты (3288 человек), сформированные 23-го числа. Части морской пехоты формировались и в самом НОР, в том числе из личного состава 2-й бригады торпедных катеров. В конце августа морская пехота была сведена в две бригады (1-ю и 2-ю). 27 августа НОР был разделен на семь секторов. Но это не улучшило управления, так как командующий продолжал отдавать приказы частям через головы командиров секторов. 29 августа противник, перебросив одну дивизию с туапсинского направления, возобновил наступление и через два дня взял Анапу, разрезав НОР пополам.
Эсминцы «Сообразительный» и «Огневой»
В этой критической ситуации в ночь на 2 сентября началось использование корабельной артиллерии для поддержки войск. Лидер «Харьков» и эсминец «Сообразительный» выпустили 350 снарядов по наступающей пехоте. Несмотря на развернутые перед городом восемь корпостов, стрельба велась по площади – видимо, из-за сложности организации взаимодействия. Корабли пришли в Цемесскую бухту на полчаса раньше плана, не подпустили к себе катер со свежими разведданными, отстрелялись в пустоту по старым сведениям и ушли обратно. Разбор этой безобразной стрельбы помог делу. В ночь на 4 сентября те же корабли с большим успехом выпустили 399 снарядов по скоплению войск в районе Верхнебаканской и Красномедведовской станиц. Огонь велся также без корректировки, но по точным разведданным. Противник понес тяжелые потери, что отмечено даже в ЖБД немецкой группы армий «А».
Тем не менее кольцо вокруг Новороссийска продолжало сжиматься. Хотя против наступающих были поставлены зенитные орудия и подвижные береговые батареи, в том числе и на улицах города, управление артиллерией, как и войсками в целом, оставалось на прежнем уровне и с прежними результатами. 5 сентября противник занял Южную Озерейку и Абрау-Дюрсо. Части анапского сектора береговой обороны были отрезаны. Ночью удалось вывезти катерами 544 человека и около 10 т грузов. Попытка контрудара 5 сентября привела лишь к большим потерям, что позволило противнику на следующий день ворваться в Новороссийск.
В этой обстановке был снят, хотя и слишком поздно, запрет на переброску войск из Поти. На «Харькове» и «Сообразительном» в Новороссийск срочно отправили 137-й морской полк (2430 человек) без оружия. Но вскоре выяснилось, что на месте его вооружить нечем, и корабли с полпути вернулись в Поти. Начал подаваться из Туапсе зенитный боезапас (до этого поднимался вопрос о переброске в разгар боев зенитной артиллерии из Новороссийска в Поти). 6 сентября из вывезенных с Тамани частей были сформированы и тут же брошены в бой четыре батальона морской пехоты. 8 сентября командующим 47-й армией и НОР стал вместо явно не справлявшегося Котова генерал-майор А. А. Гречко. Но времени на исправление ситуации уже не было. В ночь на 10 сентября после ожесточенных уличных боев остатки войск, оборонявших город, отошли на восточную окраину в район цементных заводов. С помощью прибывшей 318-й стрелковой дивизии здесь удалось закрепиться. На следующую ночь были эвакуированы прижатые к морю последние защитники Новороссийска, при этом погиб один торпедный катер. Всего на восточный берег Цемесской бухты переправились 2510 человек. Остававшиеся зенитные, береговые батареи и бронепоезд после расстрела боезапаса были взорваны. Береговая артиллерия с 19 августа по 11 сентября провела 286 стрельб (8142 снаряда). Корабельная артиллерия использовалась всего два раза.
В работах советского периода встречается критика Октябрьского за то, что после 4 сентября он отказывался посылать корабли под Новороссийск, опасаясь немецкой авиации, хотя обстановка в воздухе разрядилась. Действительно, проведя напоследок серию налетов на черноморские порты 7–19 августа, соединения люфтваффе к 21-му числу почти полностью убыли под Сталинград. Однако опасения Октябрьского были небеспочвенны. Время от времени немцы внезапно и ненадолго возвращали на Кавказ несколько бомбардировочных групп для поддержки отдельных наступлений. Другой вопрос, что помощь в спасении Новороссийска стоила того, чтобы пойти на некоторый риск. Особенно если бы корабельный огонь был лучше организован, для чего имелись все возможности.
Противник сумел взять Новороссийск, но это принесло ему мало пользы. Поскольку на восточном берегу Цемесской бухты оставались наши войска, пользоваться портом было невозможно. 19 сентября немцы предприняли последнее наступление, пытаясь прорваться к Геленджику. Бои продолжались до 27 сентября, противник контрударом был отброшен в исходное положение, и силы его окончательно иссякли. После стабилизации линии фронта флот начал регулярно высаживать в район от Новороссийска до косы Благовещенской разведывательные и диверсионные группы, а также проводить обстрелы кораблями и береговыми батареями. В обстрелах приняли участие канлодка «Красная Грузия», сторожевой корабль «Шторм», четыре базовых тральщика и несколько катеров, в том числе оснащенные установками РС. Эти действия, направленные на изнурение противника, иногда наносили врагу потери и в любом случае заставляли отвлекать силы на укрепление береговой обороны.
155-мм гаубицы французского производства одного из немецких дивизионов береговой артиллерии сухопутных войск, захваченные под Керчью в апреле 1944 г. Дивизионы с такими орудиями использовались противником для береговой обороны в Крыму с конца 1941 г., а также на Таманском полуострове
В свою очередь, в ночь на 30 октября диверсанты из легкой саперной роты полка «Бранденбург» на штурмботах попытались высадить десант, чтобы взорвать батарею на мысе Пенай, заминировать и подорвать прибрежную дорогу (операция «Ксенофонт», морская часть – «Дельфин»). Несмотря на продуманное обеспечение операции действиями немецких торпедных катеров, авиации и артиллерии, благодаря бдительности наших постов на берегу рейд закончился провалом. В период активных боев под Новороссийском немцы прорабатывали план высадки десанта в районе Геленджика, чтобы отрезать советские войска в районе Цемесской бухты. После изменения обстановки и отказа от операций такого размаха в том же районе намечалось провести диверсионный рейд «саперов» полка «Бранденбург». Но и он не состоялся.
Как и в предыдущих случаях, сразу после захвата побережья немцы организовали береговую оборону – сначала импровизированную (полевая, противотанковая и зенитная артиллерия), а с октября – постоянную, с участием дивизионов береговой артиллерии РГК и морских батарей, в т. ч. батареи «Бреслау» (шесть 155-мм орудий).
У побережья западнее Новороссийска, несмотря на подавляющее превосходство нашего флота, с середины сентября по ночам патрулировал вооруженный пулеметом немецкий бот. Он вступал в перестрелки с нашими боевыми катерами, высаживавшими разведгруппы, получал повреждения, его команда несла потери. 22 сентября бот затонул предположительно от взрыва попавшей ранее легкой авиабомбы, но 1 октября был поднят и продолжал нести службу до появления легких сил флота в Анапе.
Когда обозначилась угроза Туапсе, 23 августа был создан Туапсинский оборонительный район (ТОР) в границах базы, командующим стал ее командир – контр-адмирал Г. В. Жуков. ТОР подчинялся командующему 18-й армии. Вокруг Туапсе создавались два оборонительных рубежа. Но, как и в других базах, их строительство к началу боев закончено не было. К 25 сентября в ТОР входили 67-й горно-стрелковый полк, 143-й и 324-й батальоны морской пехоты. В составе береговой обороны Туапсе было 20 орудий калибром от 180 до 130 мм (в т. ч. восемь снятых с минзага «Коминтерн») и 13 орудий от 76 до 45 мм, в ПВО – 34 зенитки 76–85 мм, четыре 37-мм автомата, 18 зенитных пулеметов и 19 прожекторных станций.
Еще до начала первого наступления 180-мм железнодорожная батарея 2–15 сентября вела огонь по скоплению войск противника, израсходовав 37 снарядов. Добившись выделения сильной авиагруппировки, 17-я немецкая армия 23 сентября перешла в наступление на Туапсе (операция «Аттика»). Правда, в отечественной литературе первым днем обороны Туапсе считается 25 сентября – начало наступления 44-го армейского корпуса. Сильные налеты на город начались двумя днями ранее. В отражении наступления принял активное участие 145-й полк морской пехоты, переброшенный из-под Новороссийска. 28 сентября по просьбе командующего фронтом на туапсинское направление были переключены дополнительные силы ВВС флота. 9 октября продвижение противника удалось остановить. В районе Туапсе в этот период находился заместитель наркома ВМФ адмирал И. С. Исаков. 4 октября во время налета он получил тяжелое ранение.
Новое наступление 14–23 октября удалось отразить, перебросив в Туапсе по морю три дивизии и три бригады сухопутных войск, а также морскую пехоту – 83-ю и 255-ю бригады, 137-й полк и 323-й батальон. Чтобы как-то поправить тяжелую ситуацию в воздухе, в ночь на 24 октября силами флота был выброшен парашютный десант непосредственно на аэродром Майкоп с задачей уничтожать самолеты. Для этого выделили 38 бойцов парашютно-десантной роты ВВС ЧФ во главе со старшиной П. М. Соловьевым и двух партизан-проводников. Перед десантированием четыре ДБ-3 нанесли удар по аэродрому, два СБ – по станции, а два И-15 бис проштурмовали прожектора. Затем с двух самолетов (ТБ-3 и ПС-84) был выброшен десант, при этом подбитый ТБ-3 во время выброски горел и затем упал в районе аэродрома. Десантники на земле встретили сильное сопротивление, что сказалось на выполнении задачи. 23 из них впоследствии смогли выйти к своим через линию фронта. Воздушная разведка не смогла получить качественных снимков, и результаты этого рейда оставались неизвестными до возвращения десантников. В итоге потери противника были оценены в 12 уничтоженных и 10 поврежденных самолетов.
По документам противника (не только люфтваффе, но и армейского тылового района), в результате рейда были уничтожены два самолета и еще один серьезно поврежден. Причем десантники уничтожили только один истребитель Bf109 (возможно, еще какое-то количество самолетов получило незначительные повреждения, но данных об этом нет). А два транспортных Ju52 (уничтоженный и поврежденный) стали жертвами предварявшей высадку бомбардировки. Очевидно, последовательные и хорошо продуманные налеты на аэродромы дали бы искомый результат с большей вероятностью, чем диверсионный десант в том виде, в котором он был задуман.
Этот без всякого преувеличения героический рейд не оказал влияния на обстановку в воздухе, однако заставил немцев усилить внимание к противодесантной обороне аэродромов.
14–23 ноября немцы в последний раз попытались взять Туапсе. Морская пехота приняла самое деятельное участие в срыве этой попытки. С 26 ноября по 20 декабря советские войска вели контрнаступление и отбросили противника, нанеся ему тяжелые потери. Всего в обороне Туапсе приняли участие около 10 тыс. моряков. Поскольку противник не дошел до границ ТОРа, береговая артиллерия участвовала относительно скромно. Она провела 42 стрельбы, израсходовав около 400 снарядов. ВВС флота сделали около 2000 самолето-вылетов. Основной вклад флота в оборону Туапсе – это быстрая переброска войск морем. Только с 19 октября по 15 ноября сюда было доставлено 53 тыс. военнослужащих и 58 тыс. т грузов, вывезено 15 тыс. человек, 2,5 тыс. раненых и 20 тыс. т груза.
Помимо обороны баз, во время битвы за Кавказ флот поддерживал войска авиацией при обороне перевалов. С этой целью было сделано 218 самолето-вылетов, сброшено 171,6 т бомб.
В целом в этот период флот помог армии удержать Черноморское побережье Кавказа действиями морской пехоты, авиации и береговой артиллерии. Но основную пользу он принес быстрыми перебросками войск по морю на наиболее угрожаемые направления.
Действия на советских коммуникациях в период битвы за Кавказ
С окончанием борьбы за Севастополь единственной советской коммуникацией на театре стала прибрежная от Анапы до Батуми протяженностью около 300 миль. По ней с юга на север для нужд Северо-Кавказского фронта транспортировались грузы, в т. ч. полученные по ленд-лизу через Иран, назад вывозились раненые, эвакуируемое население и промышленное оборудование. Важность этой морской магистрали определялась низкой пропускной способностью дорог в регионе, и по мере развертывания битвы за Кавказ ее значение многократно возросло.
Опасения за выполнение плана перевозок внушало состояние транспортного флота. К началу рассматриваемого периода в нем числилось 38 транспортов и 6 танкеров (из них 37 тоннажем более 500 брт), 40 парусно-моторных судов, 13 буксиров и 14 несамоходных барж. Поскольку в исправном состоянии находилось менее 50 % от указанного количества, пришлось привлечь к перевозкам большое количество других мелких судов, включая сейнеры и мотоботы, а также 19 «военных транспортов» – боевых кораблей ЧФ (11 тральщиков, три сторожевика, три канлодки, два минзага) из числа судов, мобилизованных флотом в начале войны. Масштабы привлечения двух последних категорий постоянно росли, тем более что начиная с августа в связи с потерей Новороссийска плавание крупных судов ограничивалось только районом Батуми – Туапсе, а дальнейшая транспортировка грузов для Черноморской группы войск в Геленджик производилась без их участия. Если в августе транспорта и танкеры совершили 458 рейсов, «военные транспорта» 198 рейсов, а малые суда 255 рейсов, то в октябре в разгар боев за Туапсе было совершено 203, 160 и 657 рейсов соответственно.
Помимо этого, как и раньше к оперативным перевозкам широко привлекались боевые корабли. Так, в августе для срочной доставки войск 14 рейсов совершили крейсера, 20 – эсминцы и лидеры, шесть – канлодки, два – сторожевики, 10 – быстроходные тральщики. В октябре крейсер «Красный Кавказ» установил своеобразный рекорд, перевезя в Туапсе за один рейс 4700 бойцов с вооружением.
Объемы перевозок грузов в 3-м и 4-м кварталах составили примерно одинаковые величины: в 3-м квартале морским транспортом было перевезено 114,7 тыс. человек и 114,3 тыс. т грузов, в 4-м – 97,8 тыс. и 117,1 тыс. соответственно. Почти 140 тыс. из числа перевезенных людей составляли перебрасываемые на фронт военнослужащие Красной армии. Наиболее интенсивным месяцем перевозок в связи с эвакуацией из Новороссийска стал август, наименее интенсивным – июль.
Главной угрозой для советских коммуникаций оставалась авиация противника, хотя масштабы ее деятельности по сравнению с первым полугодием заметно сократились. Две бомбардировочные авиагруппы, имевшиеся на театре к концу июля, были дополнены еще двумя в начале августа, в результате чего в этот месяц ПВО ЧФ зафиксировало 1175 самолето-пролетов вражеской авиации – абсолютный рекорд в рамках 2-го полугодия. В то же время нужно отметить, что этот показатель примерно соответствовал однодневному числу вылетов самолетов люфтваффе в период 3-го штурма Севастополя. С 20-х чисел августа три из четырех авиагрупп, действовавших на черноморском ТВД, были переброшены на сталинградское направление, вследствие чего в сентябре было зафиксировано всего 135 самолето-пролетов. В начале октября вражеская группировка выросла до трех авиагрупп, к которым с 25-го числа в период наступления на Туапсе присоединились еще три группы. В этом месяце было зафиксировано 549 самолето-пролетов. В начале и середине ноября четыре из шести групп убыли под Сталинград и на Средиземное море, вследствие чего было произведено всего 407 самолето-вылетов. Первоочередными целями для вражеских бомбардировщиков были войска на фронте, второочередными – порты, а суда в море подвергались лишь спорадическим атакам, в основном со стороны самолетов-разведчиков. В условиях общего господства авиации противника в воздухе советская ПВО не могла предотвратить нанесения ударов по судам в море и базах, но, безусловно, снижала эффект от производимых налетов. За весь период противник ударами с воздуха потопил лишь один крупный транспорт и еще один вывел из строя на длительный срок. Помимо этого, от действий вражеской авиации было потеряно еще три буксира, шесть сейнеров, шхун и мотоботов, два катера.
31 июля катера 1-й немецкой флотилии перебазировались в Двуякорную бухту, на следующий день в Феодосию прибыл первый отряд итальянских торпедных катеров. В ночь на 5 августа «шнелльботы» совершили первый выход на советские коммуникации у кавказского побережья, пытаясь перехватить конвои с эвакуационными грузами из Новороссийска. С 20-х чисел августа к ним присоединились итальянцы, впрочем, на советских коммуникациях они действовали только до 17 сентября, а впоследствии были переразвернуты для обороны крымского побережья. Немецкие катера, как правило, действовали на участке между Туапсе и Сочи, итальянские – между Геленджиком и Туапсе. До конца года немецкие катера совершили 30 групповых выходов (103 катеро-выхода; сюда включены не только выходы на советские коммуникации, но и участие в операции «Блюхер», а также выходы для защиты своих коммуникаций), в ходе которых провели 12 боев с выпуском торпед. Израсходовав 76 торпед, они потопили два советских транспорта, буксир и катер-тральщик. Итальянские катера у берегов Кавказа выпустили лишь одну торпеду, да и то по остову погибшего судна. Интересно отметить, что последний из успехов немцев имел место 2 сентября, а все многочисленные торпедные атаки в 4-м квартале года оказались безуспешны. Так, 21 и 22 октября из Поти в Туапсе на крейсерах «Красный Кавказ», «Красный Крым», лидере «Харьков», двух эсминцах, семи транспортах и четырех тральщиках были срочно переброшены три гвардейские стрелковые бригады (около 10 тыс. бойцов). При совершении второго рейса вечером 22 октября немецкие катера выпустили по крейсерам в Туапсе восемь торпед, пять из которых взорвались при ударе о мол, а три – о берег. Причинами безрезультатных стрельб, помимо недостаточной подготовки экипажей, являлись и многочисленные отказы торпед, а также атаки в темное время суток по ложным целям (прибрежные скалы и остовы ранее затонувших судов). Ответные меры советского командования: развертывание системы корабельных и воздушных дозоров, прожекторов и береговых батарей, – в тот период серьезного влияния на действия катеров еще не оказывали.
27 октября 1942 г. в первый раз в боевой поход на данном театре вышла немецкая подлодка, а всего до конца года две боеготовые лодки успели совершить четыре похода. Поскольку германское командование ставило в тот момент перед ними в качестве главной задачи наблюдение за крупными надводными кораблями ЧФ в районе Поти – Батуми и атаки на них при попытке выйти в море, в полном смысле к силам, действовавшим на наших коммуникациях, их относить нельзя. Фактически же лодкам не удалось ни разу перехватить наши крупные корабли, и все их безрезультатные атаки (до конца года состоялось четыре торпедные атаки с впуском семи торпед) пришлись на наши подлодки, конвои и дозорные корабли. Румынская субмарина «Дельфинул» стала в ремонт и находилась в нем до момента окончания боевых действий на Черном море.
Подводя итог данному разделу, можно отметить следующее: во второй половине 1942 г. советской стороне удалось выполнить намеченный объем перевозок, что сыграло весьма важную роль в успешном для нее исходе оборонительной фазы битвы за Кавказ. Малочисленные силы противника не смогли создать сколько-нибудь ощутимых затруднений перевозкам, хотя сами оборонительные мероприятия, предпринятые советской стороной, представляются не слишком эффективными.
Борьба на коммуникациях стран «оси» во второй половине 1942 г.
В связи с продвижением немецких войск в глубь нашей страны и слабой пропускной способностью дорог перевозки военных грузов морем постепенно приобретали для противника все большее и большее значение. Для выполнений армейских заявок, помимо уже действовавших транспортных судов, противнику пришлось привлечь к перевозкам большое количество БДБ, буксиров, лихтеров, самоходных и несамоходных барж с Дуная, а также захваченных в советских портах. Потребность в этом была особенно острой в связи с тем, что численность крупных транспортов «оси» на театре (18 единиц тоннажем более 500 брт) оставалась неизменной – ввод судов из Средиземного моря и вступление в строй двух крупных транспортов из числа трофейных смогли лишь компенсировать потерю трех крупных судов от действий советских подлодок и переоборудование двух в плавучие базы для кораблей немецкого Черноморского флота. Представление о количестве задействованных мелких плавсредств дают следующие цифры: по состоянию на начало января 1943 г. только для войсковых перевозок в интересах группы армий «А» на Северном Кавказе были задействованы 11 крупных транспортов, 7 дунайских теплоходов, до 30 БДБ, 6 буксиров и 39 лихтеров. Общий объем грузов, перевезенных судами «оси» на всем ТВД, в августе составил 91,1 тыс. т, в октябре без учета судоходства на Днепре и в Азовском море – 98,4 тыс. т. Это примерно в три раза превосходило объем перевозок, осуществленных за тот же период советской стороной.
Для удобства рассмотрения вопроса имеет смысл разделить коммуникации противника на две зоны: дальнюю (западнее меридиана Севастополя) и ближнюю. Сам Севастополь как порт в то время использовался противником довольно слабо. Хотя немецкие тральщики уже 8–9 июля проложили фарватеры от Евпатории до Севастополя и Балаклавы, первые крупные суда пришли в Балаклаву только 26 августа. Прямые конвои между Констанцей и Севастополем начали ходить лишь с 22 октября, и до конца года успели пройти всего пять таких конвоев. Как правило, их переход обеспечивали румынские эсминцы, которые также традиционно привлекались к встречам и сопровождению итальянских танкеров от Босфора до Констанцы. Движение по остальным трассам дальнего участка коммуникаций осуществлялось, как и раньше, по прибрежным фарватерам в охранении румынских канлодок, миноносцев, немецких моторных тральщиков, речных катеров-тральщиков, сторожевых катеров либо БДБ. При сопровождении наиболее ценных судов корабельный эскорт усиливался воздушным. Помимо непосредственного охранения для защиты коммуникаций использовалось и минное оружие. В течение рассматриваемого периода румынский флот осуществил две минные постановки севернее и южнее острова Змеиный (400 мин). В завершение перечня оборонительных мероприятий противника следует упомянуть о противолодочных патрулированиях итальянских сверхмалых подводных лодок, совершивших в сентябре два похода в район Сулины и два похода к Босфору – все безрезультатно.
Как и раньше, основную тяжесть борьбы по нарушению коммуникаций противника несли на себе подводные силы ЧФ. После перерыва, связанного со снабжением Севастополя, с 7 июля они начали выходить на позиции, и по состоянию на последнее число этого месяца в дальней и ближней зонах действовало уже восемь подводных кораблей. Сохранилось прежнее деление по районам между 1-й и 2-й бригадами, но теперь для действий в Одесском заливе «малюткам», базировавшимся на базы Кавказа, приходилось проделывать намного больший путь. Это стало возможным благодаря использованию «внутренних резервов» – переоборудованию части цистерн главного балласта в топливные. Окончательно вошла в практику введенная в начале года стрельба многоторпедными залпами. Более опытными стали и командиры – в августе в результате удара из-под воды была потоплена шаланда, а в октябре сразу четыре цели, в том числе два транспорта и один танкер. Следует особо отметить, что две цели были потоплены лодками в ночное время из надводного положения, т. е. методом ранее практически не применявшимся советскими подводниками. К сожалению, при этом наши подводники понесли необычайно тяжелые потери – между августом и декабрем в дальней зоне коммуникаций было потеряно восемь кораблей. Все они, за исключением М-31, потопленной надводными кораблями, погибли на минах (приложение 16). При этом, как и годом раньше, проявилась «нечувствительность» нашего командования к потерям, выразившаяся в направлении субмарин в опасные районы даже несмотря на тот факт, что имелись точные сведения об их минировании. В частности, так произошло с позицией в Одесском заливе, где 25 июля подорвалась А-5. Мастерство и мужество экипажа позволили кораблю 1918 года постройки своими силами дойти до базы. Тем не менее походы в данный район продолжились. В августе из-под Одессы не вернулась М-33, в сентябре – М-60 и лишь только после этого позиция была закрыта. В 1951 г. обе лодки были случайно обнаружены на дне на расстоянии всего 150 м одна от другой… При таком темпе потерь неудивительно, что в начале августа две бригады пришлось свести в одну.
Помимо А-5, еще две лодки получили тяжелые повреждения, и их пришлось отправить на ремонт на завод-изготовитель в город Горький (ныне Нижний Новгород). Ими были М-36 и М-32, подвергшиеся атакам румынских эскортных кораблей на мелководье (глубина моря в месте атак составляла 12 и 13 м). Следует предположить, что при лучшей подготовке экипажей румынских кораблей обе субмарины были бы потоплены, поскольку подобные глубины практически исключали возможность эффективно уклоняться от бомбометания. С другой стороны нельзя не отметить смелость и мужество советских подводников, решившихся атаковать в подобных условиях обстановки.
В общей сложности во втором полугодии советские подлодки совершили 74 боевых похода в дальнюю зону, выполнили 27 торпедных (выпущено 56 торпед) и одну артиллерийскую атаки. Кроме того, субмаринами ставились мины – было осуществлено четыре постановки по 20 мин в каждой. Пятую Л-24 не успела выставить, поскольку сама погибла на мине противника у мыса Шабла. К сожалению, ни одна из наших постановок успеха не имела.
Успехи за пределами северо-западного района были значительно скромнее. Так, на отрезке коммуникации от Констанцы до Бургаса успеха не удалось добиться ни разу. Итальянские танкеры «Альбаро», «Селено» и «Арка» совершили восемь групповых или одиночных рейсов от Босфора до Констанцы и столько же в обратном направлении. При том, что разведка заблаговременно предупреждала о времени прохода танкеров через пролив, они лишь дважды подверглись атакам наших субмарин, и оба раза неудачно. В то же время попытка ввести в Черное море немецкий танкер «Оссаг» 14 ноября завершилась торпедированием его подлодкой Л-23. Кроме того, в декабре у Босфора было потоплено одно турецкое судно. Всего в течение полугодия суда «оси» проходили через Босфор в 13 случаях (всего прошло в обоих направлениях 20 судов).
Тем не менее подводные лодки были не единственными силами, привлекавшимися к воздействию по коммуникациям в дальней зоне. 26 сентября нарком ВМФ направил Военному совету ЧФ директиву, в которой предписывал «развернуть активные действия надводного флота на вражеских коммуникациях». После двух месяцев, затраченных на подготовку и утверждение планов, в течение декабря состоялись сразу три набеговые операции. В ходе первой (29 ноября – 2 декабря) пара эсминцев утром 1 декабря обстреляла болгарское побережье в районе мыса Шаблер. Правда, поскольку обстрел осуществлялся в условиях тумана, командир отряда принял прибрежные камни за стоящие на якоре транспорта. По «судам» были выпущены 94 130-мм снаряда и 12 торпед (первый и последний случай использования торпед эсминцами ЧФ), в результате чего считались потопленными два транспорта и канонерская лодка, еще одному транспорту нанесены повреждения. Второй отряд, куда входили крейсер «Ворошилов», лидер «Харьков» и эсминец, не дойдя до прибрежной коммуникации, произвел обстрел не имевшего военного значения острова Змеиный (выпущено 46 180-мм, 372 130-мм и 57 100-мм снарядов). Из-за пренебрежения командиром эскадры вице-адмиралом Владимирским предварительными данными минной разведки, осуществленной подлодками, сразу после бомбардировки корабли отряда очутились на минном поле. Это сопровождалось взрывам двух мин в параванах крейсера, от чего корабль получил некоторые повреждения. После этого операция была свернута, и вместо запланированного обстрела Сулины пришлось немедленно начать отход в базу. В этот момент эскадра была обнаружена вражеской радиоразведкой, а несколько позже и самолетами-разведчиками. Дежурившая у Поти подлодка U 24 получила приказ перехватить советские корабли, но не смогла этого сделать из-за позднего обнаружения и большой дистанции.
Повреждения подлодки А-5 после подрыва на мине в 1942 г.
Во второй операции (10–15 декабря) у румынского побережья между мысом Олинька и Сулиной действовали две пары быстроходных тральщиков в обеспечении эсминца «Сообразительный». Как и в предыдущем случае, нашей стороне удалось достигнуть оперативной и тактической внезапности, но это не стало залогом успеха. Первая пара тральщиков утром 13-го близ селения Шаганы смогла перехватить конвой Сулина – Одесса, куда входили два транспорта, румынский миноносец «Змеул» и четыре немецких моторных тральщика. Советский отряд заметно превосходил противника и в вооружении, и в скорости, поэтому, казалось, ничто не сможет спасти вражеские суда от уничтожения. Немецкое командование после первых же сообщений пообещало оказать конвою поддержку с воздуха, но самолеты противника не появились над нашими кораблями ни во время, ни после боя. За два часа боя тральщики выпустили по конвою 246 100-мм снарядов, считая, что им удалось уничтожить транспорт, миноносец и сторожевой катер. Фактически же им не удалось добиться ни одного попадания. Всему виной стала большая дистанция стрельбы, сократить которую мешала нерешительность командира отряда и вражеские дымзавесы. После боя тральщики обстреляли селение Шаганы, а другая пара почти одновременно – район маяка Олинька (26 и 71 снаряд соответственно). Германское командование вновь предприняло попытку перехватить отходившие корабли, на этот раз, кроме возвращавшейся в Констанцу U 24, в этом были задействованы «шнелльботы» 1-й флотилии, которым предписывалось создать дозорную линию между Судаком и Синопом. Однако без наведения самолетов-разведчиков люфтваффе встреча нашего отряда с лодкой и четырьмя катерами могла произойти разве что случайно, а случай в этот раз оказался не на стороне немцев.
В третьей операции (26–30 декабря) четыре тральщика действовали единой группой, для их поддержки выходили два эсминца. На этот раз германское командование учло предыдущие уроки – уже в день выхода отряд тральщиков был обнаружен вражеской воздушной разведкой. В условиях прекращения движения вражеских конвоев нам пришлось довольствоваться обстрелом селения у мыса Бурнас, который был произведен утром 28-го числа. 31 декабря Н. Г. Кузнецов своей шифровкой сообщил, что после трех походов к румынскому побережью «следует сделать некоторый перерыв», перенеся основной упор на нарушение коммуникации Румыния – Крым – Керченский пролив. Фактически же этот «перерыв» ознаменовал полное прекращение всяких попыток действий надводных кораблей ЧФ на коммуникациях в дальней зоне.
Ход действий на немецких коммуникациях в ближней зоне заслуживает отдельного рассмотрения.
Имея задачу переправить через Керченский пролив часть сил 11-й армии, немецкие ВМС на Черном море осваивали крымские воды весьма энергично. Еще не были ликвидированы последние очаги сопротивления на мысе Херсонес, как 9 июля тральщики противника проложили фарватеры от Евпатории до Балаклавы. 13-го числа фарватер был доведен до Двуякорной бухты и Феодосии, а спустя 10 дней – до мыса Такиль. В сам пролив тральщики не пошли, поскольку его восточное побережье контролировалось батареями Керченской ВМБ. Несмотря на это, в преддверии высадки на Тамань германское командование решило провести операцию под кодовым названием «Регата». Ее целью была проводка через пролив десантно-высадочных средств в места посадки войск на северном побережье Керченского полуострова.
Всего для участия в операции немцы выделили 23 из 29 БДБ, которыми обладали на тот момент на театре. 1-му эшелону («Регата-1») предстояло прорываться в ночь на 3 августа. Всего в его состав было выделено 10 барж, но одна из них повредила винты в Двуякорной бухте, а другая была потоплена торпедой с советского катера в ночь на 1 августа. В море в двух отрядах вышло восемь БДБ, две из которых были вынуждены вернуться из-за неполадок в машинах. Первый отряд барж без помех достиг стоянки у мыса Казантип, но второй по ошибке был направлен в Керчь, попал на свое оборонительное минное заграждение и потерял одну БДБ. Позже корабли этого отряда перешли к Казантипу, в то время как четыре ранее пришедших туда баржи были направлены в Мариуполь для транспортных перевозок в интересах группы армий «А».
«Регата-2» состоялась в ночь на 8 августа. В ней приняли участие 12 БДБ, которые сопровождались тремя моторными и четырьмя катерными тральщиками. Несмотря на то что в эту же ночь переход из Азовского моря в Тамань совершило множество наших плавсредств, противник снова смог пройти незамеченным. В ночь на 10-е через пролив в рамках «Регаты-3» прошли три последние баржи. Именно БДБ из состава 2-го и 3-го эшелонов «Регаты» и сыграли главную роль в десантной операции «Блюхер». После ее завершения все они до конца года оставались в проливе для осуществления перевозок воинских грузов между Керчью и Таманью.
Тем временем разворачивалась сеть немецких коммуникаций в Азовском море. Со 2 августа началось хождение буксирных конвоев между Мариуполем и Азовом. В то же время попытка использовать порт захваченного 9 августа Ейска привела к гибели одной БДБ и одного парома «Зибеля» на советских минах. Из-за недостатка тральных сил расчистка фарватеров затянулась, и данный порт начал принимать суда только с 4 сентября. По той же причине открытие движения по линии Керчь – Темрюк пришлось только на 21 октября. В конце этого месяца специально для перевозок по Азовскому морю была сформирована 3-я десантная флотилия, куда включили 21 БДБ.
Любопытно отметить, что в интересах увеличения объема перевозок немецкое командование попыталось использовать на Азовском море и сравнительно крупные суда. К ним относились венгерские транспорты класса «река – море» «Касса» (1022 брт), «Колошвар» (1030 брт), «Будапешт» (485 брт), а также захваченный в Мариуполе советский транспорт «Волга-Дон» (956 брт). Однако боязнь потерь среди немногочисленных крупных судов привела к тому, что все венгерские транспорты в конце ноября были выведены из Азовского моря, а в декабре за ними последовало и трофейное судно. По этой же причине еще в конце сентября крупные суда были выведены с коммуникации, пролегавшей вдоль южного берега Крыма.
Из-за нехватки сил и средств германскому командованию удалось осуществить только часть мероприятий по защите коммуникаций. У берегов Крыма не было произведено ни одной оборонительной постановки, проводки конвоев от Севастополя до Керчи не обеспечивались эскортными кораблями, если не считать в качестве таковых сами транспортные БДБ. Некоторую защиту коммуникации обеспечивали лишь немногочисленные береговые батареи (основная группировка батарей обеспечивала противодесантную оборону побережья Керченского пролива) и итальянские субмарины и катера. В частности, между 27 октября и 18 ноября сверхмалые подлодки совершили 12 боевых походов в район между Ялтой и Севастополем, но ни разу не имели встречи с нашими силами. Несколько десятков ночных поисков в район между Ялтой и Феодосией совершили итальянские торпедные катера. По нашим кораблям и подлодкам они безуспешно выпустили пять торпед. Необходимо отметить, что четыре катера MAS и все малые катера итальянского отряда специальных сил в начале октября были переведены в Мариуполь, где до конца года находились в готовности к переводу в Каспийское море, тем самым надолго прервав свое участие в боевых действиях.
Главную роль в нарушении вражеских коммуникаций в ближней зоне в рассматриваемый период играли ВВС ЧФ. Они произвели в интересах выполнения данной задачи более 1100 самолето-вылетов, т. е. больше, чем авиация КБФ и СФ с этой целью в тот же период, вместе взятые. Причина заключалась в том, что удары с воздуха по портам считались основным способом срыва готовившейся противником десантной операции на Кавказ, а это, как говорилось выше, являлось на тот момент главной задачей ЧФ. С августа по ноябрь ежемесячно ВВС ЧФ выполняли в среднем около 200 самолето-вылетов по портам, из которых от 20 до 50 % приходились на бомбардировочную, а остальные на морскую разведывательную авиацию. Примерно 70–80 % вылетов совершались в ночное время, и потому результаты от налетов оказались меньшими, чем можно было бы ожидать исходя из простой суммы вылетов и того факта, что ПВО немецких баз в Крыму находилось на неудовлетворительном уровне. Наиболее успешные удары пришлись на сентябрь: имевшие место 9-го числа налет на Ялту (потоплены два итальянских торпедных катера, повреждено пять БДБ, одна из которых не восстановлена) и 18-го – на Балаклаву (потоплена БДБ и катер-тральщик, повреждены два транспорта, буксир, плавбаза и баржа). Большинство же бомбежек не наносили противнику вообще никакого ущерба, поскольку, будучи произведенными в ночное время, приходились по пустому месту.
Вылеты для нанесения ударов по судам противника в море почти не производились. Это было следствием неспособности разведки своевременно обеспечить части необходимой информацией, а также плохой работы штабов по обработке и передаче этих сведений. Поэтому вместо ударов по данным разведки осуществлялись полеты самолетов-торпедоносцев на «свободную охоту». Тем не менее и их за второе полугодие года было совершено лишь 63, что составляло примерно 6 % от общего числа вылетов самолетов минно-торпедной авиации ЧФ. Торпедоносцы сбросили по судам противника 26 торпед, ни одна из которых не достигла цели. Помимо недостаточной подготовки пилотов, к числу главных причин безуспешности атак относилась практически полная неуязвимость мелкосидящих барж и плавсредств для торпедного оружия, поскольку торпеды имели большую глубину движения, чем осадка целей. Вылетов для постановки мин было совершено и того меньше – 13 в июле и девять в октябре. У Севастополя, в Азовском море и Керченском проливе было выставлено 20 мин, что не могло оказать практически никакого влияния на обстановку. В то же время, как уже отмечалось, противник понес потери на наших постановках в Азовском море и на собственных (как авиационных, так и оборонительных) в Керченском проливе, где в течение второй половины года погибли три и получили повреждения две БДБ.
С июля начались походы подлодок ЧФ на позиции у южного берега Крыма. Сначала лодки действовали на позициях у Феодосии и Судака, но с сентября последнюю заменили на позицию у Ялты. Всего в эти районы было совершено 18 походов, но в связи с отсутствием подходящих целей состоялись только три безуспешные атаки с выпуском шести торпед. Кроме того, у мысов Сарыч и Феолент на подходах к Ялте и Феодосии подводными заградителями были выставлены пять минных заграждений (96 мин). Поскольку районы постановок назначались штабом ЧФ при отсутствии надежных данных разведки о начертании фарватеров, лишь одно из заграждений пришлось на акваторию, где ходили суда противника. К сожалению, мины были обнаружены при контрольном тралении, после чего их уничтожили. Наши подлодки, в свою очередь, потерь также не имели, что при условии отсутствия у немцев противолодочных кораблей и отказа от оборонительных минных постановок выглядит вполне закономерным.
Казалось бы, подавляющее превосходство ЧФ в крупных надводных кораблях и слабость немецких оборонительных мероприятий могли бы привести к полному прекращению немецкого судоходства вдоль крымского берега, но на практике все оказалось не так просто. Немецкие конвои старались завершать межбазовые переходы до наступления темноты, когда надводные корабли не действовали из опасения пострадать от ударов вражеской авиации. Теоретически можно было бы пытаться перехватывать конвои ночью, но на практике и это было невозможно, поскольку отсутствовала возможность наведения разведкой, в то время как развернутые на берегу немецкие радиолокационные станции (две большого радиуса на м. Меганом и м. Феолент, три малого радиуса у Ялты, Феодосии и Керчи) практически исключали возможность внезапного нападения. В этих условиях оставалось лишь осуществлять ночные набеги и бомбардировки вражеских портов.
В ночь на 31 июля два быстроходных тральщика выпустили 150 100-мм снарядов по Феодосии. По немецким данным, на территории порта взорвалось всего три снаряда, что является наглядным показателем точности стрельбы, когда огонь ведется по площади без корректировки. На следующую ночь налет на расположенную рядом с Феодосией Двуякорную бухту совершили торпедные катера и, наконец, в ночь на 3 августа для удара по этим же объектам были посланы в море крейсер «Молотов» и лидер «Харьков». Как уже говорилось выше, в эту ночь немцы проводили операцию «Регата-1», для прикрытия которой в море были развернуты группы немецких и итальянских торпедных катеров. Еще до вечерних сумерек наш отряд был обнаружен вражеской воздушной разведкой, а позже береговой радиолокационной станцией. За несколько минут до планировавшегося открытия огня с крейсера были замечены катера противника, а затем наш отряд подвергся обстрелу береговой батареи (2-я батарея 601-го дивизиона, вооруженная тремя 130-мм трофейными орудиями, выпустила по «Молотову» 32 снаряда). В результате корабль огня вообще не открывал, и по цели отстрелялся только «Харьков» (59 снарядов, ущерба нет). На курсе отхода корабли подверглись нескольким атакам итальянских катеров (выпустили четыре торпеды) и немецких самолетов. По всей вероятности, именно последним удалось добиться попадания в «Молотов», у которого в результате взрыва торпеды отломилась кормовая часть. К счастью, корабль сохранил ход и смог самостоятельно вернуться в базу, несмотря на продолжавшиеся авианалеты. Неудача ознаменовала собой перерыв в действиях крупных надводных кораблей у вражеских берегов на несколько недель.
Корма крейсера «Молотов» после попадания торпеды 2 августа 1942 г.
Возобновлению набегов способствовала упоминавшаяся ранее директива наркома ВМФ от 26 сентября. Уже в ночь на 1 октября сторожевой корабль «Шторм» обстрелял Анапу (выпущено 40 102-мм снарядов), а спустя двое суток два эсминца 300 снарядами бомбардировали Ялту. Небольшие разрушения имелись на защищавшей порт немецкой береговой батарее, три артиллериста были ранены, о другом ущербе неизвестно. Интересно отметить, что сама немецкая батарея, располагавшая орудиями калибром 76 мм, из-за большой дистанции ответного огня так и не открыла. В октябре (5-го и 18-го) тральщики дважды бомбардировали Анапу, а эсминец «Незаможник» и сторожевик «Шквал» 14-го – Феодосию. Благодаря подсветке осветительными авиабомбами один из 151 выпущенного снаряда попал в жилое помещение немецкого морского гарнизона, в результате чего легкое ранение получил один немец. Затем последовал перерыв, связанный с подготовкой и проведением набега кораблей эскадры на вражеские коммуникации у берегов Румынии, после чего в ночь на 20 декабря был нанесен удар сразу по двум целям – лидер «Харьков» и эсминец «Бойкий» обстреляли Ялту (322 130-мм снаряда), а «Незаможник» и «Шквал» – Феодосию (190 102-мм снарядов). Важно отметить, что в последнем случае цель освещалась светящимися авиабомбами, что позволяло кораблям стрелять несколько точнее, в результате чего был потоплен портовый буксир. Этот буксир удостоился чести стать единственным плавсредством, потопленным крупными надводными кораблями ЧФ за все время войны. Впрочем, и эти результаты сложно считать оправдывающими затраченные усилия. В то же время в большинстве вышеперечисленных набеговых операций участвовавшие в них корабли обнаруживались воздушной или радиоразведкой противника за несколько часов до удара, и только отсутствие у немцев необходимых сил позволяло избежать повторения неудачи подобно той, что имела место 3 августа.
Анализ деятельности торпедных катеров ЧФ также не дает поводов для восторга. Подобно крупным кораблям они изначально использовались для ночных ударов по портам и якорным стоянкам в Крыму. При этом главной проблемой являлась недостаточная дальность плавания катеров типа Г-5, которые составляли костяк катерных сил флота. Из-за этого первоначально к ударам привлекались только экспериментальные катера СМ-3 и Д-3, но с сентября начали использовать и Г-5 – сначала с привлечением сторожевых катеров в качестве буксировщиков, затем с использованием дополнительных топливных баков объемом 1200 литров. Таким образом, впервые с начала войны вражеские коммуникации оказались в пределе радиуса действий катеров, что, казалось, давало основания надеяться на достижение результатов.
Торпедный катер № 41 типа Г-5
Первый же удар, в ночь на 1 августа по Двуякорной бухте, привел к успеху – была потоплена БДБ F 334. Правда, как показывает анализ документов, попадание оказалось случайным – торпеда выскочила из воды и пошла по поверхности, благодаря чему и была поражена баржа, имевшая осадку около метра. В последующих шести набегах на Двуякорную бухту (5 августа, 20 и 27 сентября, 1, 23 и 29 октября) повторить успех не удалось, поскольку противник усилил береговую оборону, да и цели, которые можно было бы поразить торпедой, сюда практически не заходили.
С сентября, после высадки противника на Тамани, перед бригадами торпедных катеров была поставлена задача по нарушению коммуникации Феодосия – Анапа. Только 1-я бригада совершила с этой целью до конца года 40 катеро-выходов, количество выходов базировавшейся на Новороссийск и Геленджик 2-й бригады было во много раз большим (только в октябре – 107, в ноябре – 43). Лишь в нескольких случаях катера вели поиск у берега Керченского полуострова на участке мыс Чауда – мыс Такиль, а в остальных ограничивались патрулированием вдоль побережья Тамани. В этом районе, включая открытый рейд Анапы, катера несколько раз обнаруживали корабли противника и осуществляли по ним торпедные атаки. Согласно докладам катерников враг потерял здесь три БДБ, буксир, две баржи и катер, но на практике все цели оказались либо прибрежными камнями, либо остовами советских плавсредств, ранее погибших в этом районе. Как следует из документов бывшего противника, он в этот период вообще не использовал якорные стоянки восточнее Керченского пролива, что, к сожалению, так и не было вскрыто нашей разведкой. В общей сложности в течение полугодия катера выпустили 26 торпед, из которых 17 пришлись по плавсредствам на рейдах либо элементам портовой инфраструктуры, а остальные по ложным целям. С начала декабря, в надежде сохранить моторесурс оставшихся катеров, командование бригад решило посылать их в море только против реальных целей на основании данных воздушной разведки, и не случайно, что в течение месяца ни одного выхода так и не состоялось. Вообще же, как показывают отчеты бригад, деятельность на вражеских коммуникациях являлась для катеров далеко не первостепенной задачей. Так, в августе – сентябре 1-я бригада совершила 661 катеро-выход, из которых лишь 31 имел целью удары по портам или поиски вражеских судов в море. В остальных случаях катера занимались транспортными перевозками, охранением конвоев, высадкой разведгрупп, поиском подводных лодок и другими несвойственными им вещами.
В целом, подводя итог разделу, нужно отметить несколько принципиальных моментов. Во-первых, противнику благодаря энергии и импровизации удалось создать на театре боевой и транспортный флоты, которые к концу года смогли выполнить большой объем перевозок. Тем не менее в ходе битвы за Кавказ в нужное время в нужном месте перевозимых морским транспортом предметов снабжения не оказалось. Причиной тому была неспособность немецко-румынских войск захватить порты кавказского побережья и открыть через них более короткий путь для доставки грузов. А без предметов снабжения наступательные возможности соединений вермахта резко падали. Получился замкнутый круг, разорвать который немцам не удалось. В то же время советская сторона через удерживаемые ВМБ без особых затруднений снабжала свои войска и маневрировала резервами. Такая ситуация сохранялась вплоть до момента окружения 6-й немецкой армии под Сталинградом, в корне изменившего обстановку на южном крыле советско-германского фронта.
Во-вторых, мероприятия противника по обороне коммуникаций можно оценить как скромные, но в то же время вполне обеспечившие выполнение поставленных задач. Деятельность же ЧФ на коммуникациях противника во второй половине 1942 г. сложно охарактеризовать как удовлетворительную. Среди главных причин неудач видится слабость разведки и неумение штабов использовать ее данные, отсутствие инициативы и стремление к шаблону, что особенно проявилось в ходе декабрьских набегов к берегам Румынии, устарелые тактические методы использования сил и средств, недостаточная подготовка командного и рядового состава к действиям в таких сложных ситуациях, как морской бой. Именно этим объяснялось полное отсутствие результатов в условиях качественного и количественного превосходства. Впрочем, из докладов подчиненных рисовалась совсем иная картина, и это, в свою очередь, также тормозило искоренение недостатков, мешавших флоту эффективно воевать.