Где-то далеко, ближе к горизонту, между серых туч появились бело-голубые, озарённые солнцем, просветы — верный признак ясной погоды, которая, вероятно, придёт только завтра. А пока дул северный ветер и верхушки кипарисов раскачивались в такт, точно хронометры.
Глава 6. Злодейство
О том, что пропал пушистый любимец хозяйки, стало ясно сразу после завтрака. Пушок, как и свободно бегающая по парку борзая Клюква, никогда его не пропускал. Вся прислуга бросилась искать кота, но его и след простыл. Через час показался кучер. В руках он нёс что-то завёрнутое в лопух. Завидев хозяев, возница направился к нему.
— Вот, ваше-ство, нашёл Пушка, вернее то, что от него осталось, — разворачивая зелёный лист, проговорил старик. — Видать, забрел к собакам и попался. Одна голова осталась, разорвали в клочья злые аспиды.
На зелёной поверхности листа лежала окровавленная кошачья голова с куском синей ленты от банта.
— Пушок, милый! — вскрикнула супруга Толстякова и разрыдалась в голос.
Вероника Альбертовна тут же обняла подругу и увела в дом. Появился Николашка — мальчик, которому было приказано смотреть за котом. Он утирал слёзы и хлюпал носом.
— Как же ты допустил, поганец этакий, что кот сбежал? — закричал на него Толстяков.
— Не зн-ааю, — гнусавил тот.
— Тебе же русским языком сказали смотреть за ним.
— Не доглядел, — оправдывался Николашка.
— А ну-ка, малец, выверни карманы! — велел Ардашев.
— Зачем? — не понял тот.
— Делай, что говорят, — приказал Толстяков.
Мальчик повиновался. Правый карман был пуст, если не считать крошек махорки и хлеба, а вот из левого выпала, свёрнутая, в несколько частей, пятишница.
— Откуда деньги? — спросил Ардашев.
— Так это… это мои.
— Ясно, что твои. Я спрашиваю, откуда.
Сорванец молчал.
— Говори, а не то позову городового, — пригрозил присяжный поверенный. — Может, ты их у хозяев украл?
— Ничего я не воровал. Один господин дал.
— Когда?
— Вчера.
— А точнее?
— После обеда.
— Рассказывай подробно.
— Вышел вчера я на улицу через заднюю калитку семачек жаренных купить, а тут господин в котелке… Спросили, я ли работаю у господ Толстяковых посыльным. Я кивнул. А они говорят, что слыхивали о нашем коте редкой породы. И кошечка у них такая есть. И они хотел бы их вместе свести, чтобы котята получились породистые, коих можно продать задорого. Пообещали мне пять рублёв, если я им Пушка дам на время. Сказали, что через час сами принесут корзинку с котом и оставят внутри. Попросили калитку не закрывать. Ну, я и согласился. Они мне — «синенькую». Я пришёл через час, но их так и не было. Да кабы я знал, что они его убьют, разве бы я согласился? Если хочите знать, я Пушка больше всех любил! — заревел парнишка, размазывая слёзы по грязным щекам.
— А каков он был?
— Такой, ничего себе. В штиблетах, рубаха вышиванка, брюки черные.
— С усами? — уточнил адвокат.
— А кто ж без усов сейчас ходит? Разве что бабы? — пробормотал Николашка, но взглянув на Ардашева, втянул голову в плечи. — Знамо дело с усами. И с бородой. Я ещё подумал, что им, наверное, жарко. Они добрые такие были, улыбалися.
— Ага! — возмущённо вскинул руки Сергей Николаевич. — Добряк: бросил Пушка на растерзание волкодавам!
— Он толстый или худой, высокий или небольшого роста? Какого приблизительно возраста? — попытался выяснить, молчавший до сей поры Стахов.
— Такой, как вы. И очень даже на вас они были похожи. И глаза так же бегали, как и у вас сейчас…
— Во даёт! — возмутился кучер. — Ты, дурья башка, ещё скажи, что это Пантелеймон Алексеевич был!
— Я не знаю, кто это был, — захныкал мальчик.
— Задняя калитка находится там, где каретные сараи? — осведомился Ардашев.
— Да, — подтвердил кучер.
— Она закрывается на замок?
— Со вчерашнего дня стали замыкать. Ключ клали за досточку. Николашка знал, где он лежит.
— В котором часу ты ему отдал Пушка, — не унимался Ардашев.
— В три. Я ещё на ходики, что на террасе глянул.
— А кто ж тебя научил по часам разбираться?
— Мамка.
— Выходит, этот незнакомец приходил как раз в то время, когда мы были на море?
— Ага, — кивнул Николашка.
— Похороните останки кота где-нибудь, — приказал Толстяков кучеру.
— А давайте…давайте я вам нового Пушка куплю на эти деньги. Ну, пожалуйста, — захныкал посыльный. — Простите меня, Сергей Николаевич, я вам до самой смерти служить буду верой и правдой. Как на духу говорю, — он перекрестился.
— Ишь ты, «верой и правдой»! Где слов таких-то нахватался? Ладно. Только на базар пойдёшь вместе с Кузьмичём, — указывая на кучера, сказал хозяин. — А то притащишь какого-нибудь безродного, косого да хромого. Маленькие, они все хорошие.
— Не сумлевайтесь, барин! — обрадовался Николашка, засовывая в карман «синенькую». Сегодня суббота, базар работает. Так я прямо сейчас и побегу!
— Барина нашёл! — усмехнулся Толстяков: — А по-хорошему, выдрать бы тебя, засранца, не мешало!
Ардашев отвёл хозяина в сторону и тихо сказал:
— Предлагаю пройтись по территории. Злодей свободно разгуливал по парку, и я думаю, что он мог повредить какое-нибудь растение. Пожалуй, надо бы осмотреть самые ценные.
— Владыка небесный, неужели он и раффлезию уничтожил?
— Всё может быть.
Уже по дороге к теплице Клим Пантелеевич вдруг остановился и спросил:
— Сдаётся мне, что пахнет керосином. Не находите?
— Да-да, вы правы, — обеспокоенно закивал Толстяков.
Присяжный поверенный сошёл с дорожки и приблизился к невысокой пальме, сел на корточки и, сорвав несколько травинок, поднёс их к носу.
— Керосин. Он полил это растение керосином. Погибнет через день-два.
— Какой ужас! — покачал головой Сергей Николаевич. Это ведь и есть та самая рафия, о которой я вам вчера рассказывал.
— Ясно. Что ж, пойдёмте к теплице.
К счастью, раффлезия была надёжно заперта. Открытые оконные рамы, затянутые частой сеткой, имелись только на крыше. Стекло оказалось целым. Ардашев и Толстяков ещё около получаса ходили по парку, но других проделок Беса не обнаружили. Уже по дороге к дому, Сергей Николаевич спросил:
— Выходит, он уже в Сочи?
— Судя по всему да. Вероятно, ехал в том же поезде, что и ваш шурин. Сначала он передал ему письмо, а потом сел в один из вагонов.
— Эх, жаль, что Пантелеймон его не разглядел. Или, может, это он нам так сказал?
— Вряд ли. Мне показалось, что ваш шурин в тот момент был с нами искренен.
— Спасибо, успокоили. А то я после Николашкиных слов начал уже, грешным делом, его подозревать.
— Именно этого, как вы помните, Бес и добивается.
— А что же нам делать? Вот так покорно ждать новых бед?
— Нет, ни в коем случае. Для начала давайте лучше прогуляемся по Сочи, по самым людным местам.
— Хорошо, я велю заложить лошадей.
— Предлагаю воспользоваться коляской. Около входа в парк всегда стоит кто-нибудь.
— Ладно. Как скажете. Я только предупрежу Надю.
— Жду вас здесь, на лавочке.
— Договорились.
Сергей Николаевич, вернулся довольно скоро, и извозчик, как ожидалось, был на месте. Дорога до самого города заняла совсем немного времени.
Приморская часть Сочи располагалась в долине одноимённой реки, в каких-нибудь десяти-пятнадцати футах[9] над уровнем моря. Верхняя же — на возвышенности, в семидесяти футах. Каждый дом здесь стоял в глубине сада, на значительном удалении от дороги, окружённый розами и завитый глициниями. Юкки, бананы, магнолии и олеандры выглядывали из-за заборов. Эта нагорная часть имела всего четыре улицы, идущие параллельно морскому берегу: Приморская, Московская, Подгорная и Нагорная. А пересекали их всего три: Александровская, Михайловская и Пограничная. Согласно данным местной газеты «Черноморский край», на 1913 год в городе насчитывалось немногим более пятисот домов.
Ардашев и Толстяков направлялись в нижнюю часть города, где названия улиц и переулков говорили о занятии их жителей: переулок Шкиперский, Ремесленный, Кузнечный, улица Мещанская… Здесь царило оживление, шумел базар и была сосредоточена вся городская торговля. В кофейнях и духанах стоял шум, слышалась турецкая, армянская и греческая речь. В воздухе чувствовался смешанный запах кофе, кальянов, жареной рыбы, свежеиспечённых лепёшек с кунжутом и разнообразных специй. Заезжему визитёру могло показаться, что он находится не в России, а где-нибудь в Персии. Лёгкие двери контор, всевозможных предприятий и лавок были открыты настежь, и только надписи над ними давали возможность разобраться, чем конкретно занимаются их хозяева: «Посуда. Братья Хиониди, братья Черномордик», «Галантерейный магазин «О-бон-марше», «Велосипеды «Дукс», «Комиссионерская контора по продаже земельных участков и домов М.П. Путятина», «Мебельная мастерская Верниковского», «Нотариус А.А. Шелковской», «Фотография Денисенко», винно-шашлычная «Кахетия», духан «Домашние вина», контора «РОПиТ», «Колониальные товары братьев Токмакиди», «гостиница «Мадрид» …
Завидев увитую актинидией беседку со столиками, Ардашев предложил отдохнуть, и газетчик с удовольствием согласился. Мальчишка-официант быстро принёс кофе по-турецки и два стакана холодной воды.
— Чувствую, неспроста вы предложили эту прогулку, — отхлёбывая горячий напиток, проговорил Толстяков. — Думаете, я замечу кого-нибудь знакомого и мы, таким образом, определим, кто же устраивает со мной эту дьявольскую игру?
— Не только. Хотелось поговорить с вами наедине в спокойной обстановке.
— Сергей Николаевич! Душевно рад нашей случайной встрече, — послышался чей-то голос.
Ардашев и Толстяков обернулись.
— Познакомьтесь, господа, — вставая, выговорил издатель. — Актёр и художественный руководитель местного театра Фёдор Лаврентьевич Бардин-Ценской и мой старинный друг Клим Пантелеевич Ардашев, присяжный поверенный.