Черновик человека — страница 24 из 32

Я была тоже – набросок, думает Света. Набросок сделали, а картины не вышло.

Ариэль всего десять лет, но ее любят. Она умрет любимой. Если бы она, Света, погибла в десять лет, она тоже умерла бы любимой – всей страной, всем миром. Жаль, что она упустила этот шанс. Как тебе не стыдно, Света, сказал бы Эрик, если бы услышал ее мысли, ты завидуешь девочке, которая неизлечимо больна, ты понятия не имеешь о ее страданиях и о ее страхе. Нет, не имею, извини, отвечает Света с издевкой. Но ведь и она, с твоего позволения, не имеет понятия о моих.

Она встает, не отряхиваясь.

На балконе гости разбились на группки, каждый гость держит кусок торта на бумажной тарелке и пластмассовую вилку.

Света идет посмотреть на водопад за стеклянным забором. У воды сидит огромная черная горилла с седыми волосками на спине. Запрокинув голову, горилла смотрит на кабинки фуникулера. Какой страшный зверь, думает Света, зачем он здесь, так близко от ресторана. Отходя, Света видит свое отражение на стекле: темная фигура, только силуэт, черт лица не разберешь.

* * *

«Мы поднимаемся по лестнице на третий этаж обычного блочного дома, каких много в Приморском, поселке городского типа, и звоним в дверь квартиры Лукиных. У Приморского долгая история. В конце XIX века сюда стали приезжать поэты, художники, мыслители. В настоящее время каждое лето здесь проводят слет авторской песни. Рядом с поселком расположены дом отдыха, дом творчества журналистов, турбаза. Черное море – здесь оно сине-зеленое – приветливо плещется в полукруглой бухте, а высокие скалы сурово и неприступно глядят на свое отражение в водной стихии.

Лилия, мама Светы, открывает дверь и тут же начинает рассказывать нам, приезжим, про историю родимого края. Она художница. По ее словам, взяться за кисть еще в юности ее заставила красота родного Крыма. «Ведь тут жили еще древние греки», – поясняет она. Мы проходим в комнату, где нас ждет юная поэтесса в пышном синем платье с белым воротником. «Она не любит, чтобы ее называли поэтессой, – предупреждает мама Светы. – Света – поэт».

Поэту восемь лет. Густая челка падает на зеленые, с озорной искоркой, глаза, в которых поневоле читаешь вопрос: сумеете ли вы, взрослые, понять меня – или попытаетесь измерить мой детский мир по взрослому шаблону?

Нам предлагают сесть на мягкий диван и приносят чай в граненых стаканах с подстаканниками. Как уютно в этой квартире, полной книг, цветов и картин! У каждого предмета здесь своя история. Бабушка показывает коллекцию полудрагоценных камней, которую она много лет бережно собирала на черноморском пляже. Света приносит в картонной коробке свою собственную коллекцию «камней с дырочками». «Это называется куриный бог, – объясняет она. – О них я написала стихотворение:

Когда куры клюют,

они поклоняются камню.

Вернее – дырке,

Похожей очертаниями на зерно…

– А как Света написала свой первый стих? – спрашиваем мы у мамы.

– Она вышла утром на кухню и, как в трансе, начала читать. Мы с бабушкой прямо испугались. Она домашний ребенок, все детство с нами просидела, откуда вдруг такое? Будто в нее вселился другой человек. Мы взяли тетрадку и записали все, чтобы доктору потом показать. Врачи в один голос твердили: нельзя ребенку стихов писать, это только навредить может. Но как ей запретишь?


Света подходит к столу и раскрывает толстую тетрадь: «Вот они! А хотите, я вам сама почитаю?» Мы киваем. Света выходит на середину комнаты и начинает читать стихи.

Когда молодой поэт читает, она преображается. На месте ребенка вдруг возникает взрослый человек, с уверенными, размашистыми движениями, с гордо поднятой головой и громким, твердым голосом. В ее стихах звучит не по-детски пронзительная боль: так бережно она описывает степные травы, вытоптанные ногой бездумного прохожего, потрескавшуюся от зноя землю, глаза старого моряка, устремленные в морской простор, который он бороздил когда-то. И все же это стихи ребенка, местами наивные, местами неровные, но всегда честные, искренние, полные удивления перед красотой людей и природы. Как удивителен и как хрупок мир ребенка-творца!


Мы снова обращаемся к Светиной маме, Лилии:

– Скажите, какие чувства возникают у вас, когда вы слушаете стихи дочери?

– Страшно мне за нее. Страшно оттого, что такая маленькая, она все уже так остро чувствует. Что же будет, когда она вырастет?

– Света, – спрашиваем мы у героини нашей статьи, – когда ты вырастешь, тебе хотелось бы стать взрослым поэтом?

– Я не могу знать наперед, как обернется жизнь, – после минутного размышления отвечает девочка. – Знаю, дар поэзии иногда проходит с возрастом, а порой остается. То, что в конце концов делает человека поэтом, это, наверное, не только талант. Это – упорный труд. Хочу ли я трудиться? Да, хочу. Хочу трудиться на благо моей Родины, приносить пользу людям. Больше всего мне хотелось бы стать настоящим человеком. Человеком с большой буквы. А это, я думаю, труднее всего.


Мы благодарим Свету, прощаемся с ее мамой, бабушкой, с их квартирой, гостеприимно подарившей нам домашнее тепло. Живет в крымском поселке, на третьем этаже обычного дома, такая вот совсем необычная девочка: девочка, которая пишет стихи и мечтает стать человеком».


«С 7 по 14 декабря в Стокгольме проходила всемирная неделя поэзии. Угадайте, кто был самым молодым гостем поэтического фестиваля? Им оказалась десятилетняя школьница из Крыма, Света Лукина, у которой год назад в Москве вышла книга стихов. «Советская школьница – среди маститых звезд?» – удивитесь вы. Да, именно так. Маленькому поэту из СССР аплодировали гости из всех стран мира, собравшиеся со всех континентов. Когда Светин самолет приземлился в Москве, нам посчастливилось задать молодой поэтессе несколько вопросов.


– Света, что тебе больше всего понравилось на фестивале?

– Люди! Конечно же, люди! У меня теперь друзья со всех концов земного шара. Друзья всех возрастов. Каждый человек, который любит поэзию, – мой друг.

– Света, а о чем твои стихи?

– Все, что я пишу сейчас, так или иначе адресовано одной теме: теме мира. У меня дедушка прошел Великую Отечественную. Мы не должны допустить новой войны. Знаете, у Евгения Евтушенко есть строчки: «Хотят ли русские войны?» Вот и я поднималась на сцену в Стокгольме, чтобы еще раз заявить во всеуслышание: советские люди, советские дети войны не хотят! Мы будем делать все, что в наших силах, чтобы мир не постигла ядерная катастрофа.

– А не страшно было выходить на сцену?

– Страшно. А что делать? Родина мне дала задание быть ее посланницей на фестивале. Я должна это задание выполнять. Разве моему дедушке и его однополчанам не было страшно в бою? Но за ними была Отчизна, самое святое, что есть у человека.

– Света, скажи, какой поэт оказал на тебя самое большое влияние?

– Маяковский.

– Но он ведь писал для взрослых!

– Я с вами не согласна. Он писал для человечества. Я как поэт, хотя пока и ребенок, очень многому у него учусь: и ритмике, и образам, и самой энергии стиха.

– Ты не могла бы нам прочесть твое любимое стихотворение Маяковского?

– Послушайте!

Ведь, если звезды

зажигают —

значит – это кому-нибудь нужно?

Значит – это необходимо,

чтобы каждый вечер

над крышами

загоралась хоть одна звезда?!

– Спасибо, Света. Успехов тебе!»


«Была в середине восьмидесятых такая девочка: Света Лукина. Сейчас уже мало кто о ней помнит, а тогда это имя было у всех на устах. Девочка была поэтическим вундеркиндом. Когда ей было девять лет, у нее вышла первая книга стихов, в десять лет она записала пластинку. Девочку возили выступать по всем городам Союза, довелось ей выступать и за границей. А потом слава прошла практически в одночасье. Наша съемочная группа приехала в Приморское, чтобы пообщаться со Светой, теперь уже одиннадцатиклассницей. Вместо крепколобого, пухлого ребенка, знакомого по фотографиям, передо мной стояла хрупкая, высокая красавица. Но все же во взгляде было что-то прежнее, упорное и вдохновенное. На Свете были джинсы, пестрая индийская рубашка, в ушах – серьги. Мы встретились в кафе на набережной, где она любит бывать. Здесь все ее знают.


– Раньше я предпочитала бар в гостинице «Морская». Но туда меня перестали пускать.

– Потому что вы слишком молоды еще, Света?

– Да, наверно. Хотя у меня нет такого ощущения, что я молодая. По паспорту мне семнадцать. А по опыту… Я бы дала себе все пятьдесят.


Действительно, еще девочкой Света объездила все самые знаменитые концертные залы страны. Публика вырывала друг у друга билеты на ее выступления, фотографы бегали за ней с фотокамерами, после выступлений каждый раз выстраивались очереди желающих взять у нее автограф. Такая удача редко выпадает на долю взрослых поэтов! А у Светы все это было уже в десять-двенадцать лет.


– Света, а как вы справляетесь с тем, что слава прошла?

– Никак. Философски. Времена поменялись, людей в моей стране сейчас занимают совсем другие вещи. Политика, экономика, как выжить, в общем-то. На поэзию всем стало наплевать.

– Мне кажется, наоборот, сейчас люди в России открывают многих поэтов двадцатого века заново – тех, кто был незаслуженно забыт и выкинут из истории.

– Да, наверное, вы правы… Но мне от этого не легче. У меня такое впечатление, что взрослые просто поиграли со мной, как с куклой, а потом забыли.

– Кто, как вам кажется, был виноват в этой ситуации?

– Да никто, особенно. Просто так получилось. Я ни на кого зла не держу. Стихи мои как были, так и есть, они никуда не делись. Может быть, кто-нибудь когда-нибудь к ним вернется. А я это время забвения перетерплю.

– Света, с вашего разрешения, я задам вам очень личный вопрос. Ходят слухи, что вы пытались покончить с собой. Это правда?

– Да, это правда. Представьте себе, из-за неразделенной любви, как это ни банально. Резала вены, теперь приходится рубашку носить с длинными рукавами. Думала, что я того, кого любила, верну таким способом. А не получилось. Меня из-за этой попытки в больницу положили, он приходил меня навестить, но как-то… без большого желания. Так и расстались.