Наш аппарат имеет возможность включаться в теле– и радиоэфир любой станции Земли. В ваших силах обратиться ко всем жителям планеты. Но должен вас предупредить, что слова на людей не действуют. Думайте. Я согласен реализовать любой ваш замысел, если он не нарушит экологию Вселенной. Сейчас я предоставлю вам информацию с Земли, – говорил все это пилот медленно, безо всякого выражения, но точно выдерживая паузы в конце каждого предложения.
Закончив, пилот открыл часть стены и пригласил пассажиров следовать за ним. В небольшом круглом помещении по всей окружности на огромном сферическом экране транслировались передачи телекомпаний Европы, Америки, Азии и Африки.
Пилот усадил Машу и Николая Васильевича и показал, как пользоваться переключателем программ. Переключатель не очень отличался от дистанционной системы обыкновенного телевизора, и Чернуха быстро с ним освоился.
Невзорова и Чернуха узнали, что Интерпол обнаружил в помещении бывших Центральных бань в Москве исчезнувшего японского специалиста Якуто Насимото. После того, как под пытками Дыбенко заставил японца приказать механическим девушкам задушить мистера Ройса, Якуто Насимото дал установку роботам прийти к нему на помощь. Девушки скрутили Дыбенко и его служащих, после чего вызвали полицию. Но Якуто Насимото не смог пережить, что хоть и не по своей воле, а стал причиной гибели клиента. Сотрудники Интерпола застали специалиста мертвым. Он покончил с собой. Роботы передали преступников в руки правосудия и дали показания.
На экране крупным планом прошли все жертвы этой трагедии.
Вот почему в день побега на набережной не было машины, – поняла Маша. Ей было искренне жаль Ройса. Как никак, а это он свел девушку с Николаем Васильевичем. Она прижалась к инженеру.
Американское телевидение сообщало о срочном внеочередном совещании конгресса Соединенных Штатов. На конгрессе решалась судьба войны и мира. Единогласия не было. Большинство – против высадки десанта. Выступал министр обороны:
– Конгрессмены. Воевать с. Московской Россией – безумие. Уровень цивилизации так низок, что техника будет бессильна. Нет дорог, нет горючего. Нет провизии. Жители лишены информации, потому разведка бесполезна. Среди русских есть фанатики, они могут взорвать атомные станции. Не удивляйтесь, там они есть и работают по инерции…
Телевидение Московского государства вело передачу из американского посольства. Диктор сообщал, что пока новостей лет. С тех пор, как в роще рядом с аэропортом нашли пролетку президента и его самого, лежащего без сознания на траве, сообщений о государственном секретаре не поступало. Президент Иванов пришел в себя и чувствует себя нормально, но объяснить ничего не может.
Николай Васильевич Чернуха выключил поток информации нажатием кнопки, Стало темно и тихо. Маша крепко поцеловала инженера в губы.
– Машенька, дорогая, подожди… Давай немного вместе подумаем.
Чернуха задумался, а девушка прижалась щекой к его плечу и влюбленно смотрела на седоватые виски и суровые брови Николая Васильевича, чувствуя, как хорошо сидеть рядом с ним, таким сильным и умным.
А за перегородкой, в кабине управления, трехметровый пилот, удобно устроившись возле круглого красного экрана, внимательно следил за ходом мыслей инженера. Топкий датчик фиксировал работу мозга и передавал на красный экран в виде точек, треугольничков, запятых. Язык прибора был понятен пилоту. Но глаза-щелки с напряжением ловили каждый знак. Мысли Николая Васильевича не текли ровно и в какой-то одной плоскости. Он то возвращался в прошлое, то анализировал только что полученную информацию, то думал о Маше. После мыслей о девушке мозг инженера расслаблялся и чуткое красное ухо прибора замирало, высветив один – два знака. Потом Чернуха заставлял себя вновь искать решение задачи.
Когда Николай Васильевич думал о возможном вторжении американцев, мысль его становилась тяжелой от гнева:
«– Вот в чем идея Иванова: – Десант вызывает гнев, а гнев вызывает действие. Но это же позор. Нельзя допустить, чтобы кучка американцев сделала то, что не может сделать собственное правительство. Да и что такое десант? Американцы и не подумают оставаться долго в России. Найдут своего госсекретаря, устроят суд конкретному виновнику. И только их видели. Мы станем международным посмешищем. Нет, это плохой ход. Хотя в самой идее есть какая-то мысль. Недаром у меня кулаки сжимаются, как подумаю об американском визите… Черт возьми!»
Трехметровый пилот выключил красный экран. Он знал, что сейчас его позовет к себе Николай Васильевич Чернуха.
Глава XIV
Миша Фомин, племянник Еврея внутренних дел Хохрякова, решил попасть в Московскую Россию нелегально, перейдя границу, Нетерпение юноши, желание скорее помочь Маше Невзоровой, которую он безнадежно и безответно любил уже два года, привело его к этому решению. Кроме того, полет через Америку в Московское государство стал невозможен. Соединенные Штаты находились на грани войны с Москвой.
С приходом к власти новой партии Петербургское государство сразу стало резко отличаться от южного соседа. Если в Московской России все города были заполнены митингующим народом, то на улицах Петербурга, Пскова, Новгорода тихо и пустынно. По Петербургскому тракту, бывшему Ленинградскому шоссе, изредка на бешеной скорости неслись автомобили иностранных фирм. Свое население чаще передвигалось при помощи самокатов. Самокаты стали главным индивидуальным транспортным средством граждан. Новая Еврейская партия не без основания гордилась грандиозной закупкой самокатов у Монгольского самокатного концерна. Почти все жители этой удивительной страны имели работу, благодаря петербургскому заказу. При полном отсутствии бензина сия мера была очень своевременна. Люди перестали опаздывать на службу. Члены правительства ездили на работу в Смольный на велосипедах. Возле дома правительства даже соорудили специальную велостоянку, где был приставлен городовой. Начальство имело дорогие велосипеды европейских заводов с облегченным приводом. Такие машины требовали охраны…
Миша Фомин решил так же воспользоваться велосипедом для своего путешествия. До границы в Бологом он доберется за пару дней. Но в Московской России придется искать другой транспорт. Там к каждому велосипедисту приглядываются с недоверием, не агент ли он из Петербурга…
Дядя предоставил Мише прекрасный гоночный, французской работы, велосипед из гаража внутренних дел.
Миша выехал с первыми лучами солнца. Погода благоприятствовала. В этот ранний час десятки тысяч петербуржцев еще не вывели своих велосипедов на улицы. В час пик выехать на Московский проспект было бы гораздо труднее. Поскольку задание у Фомина было секретное, то и встречать знакомых ему тоже не очень-то хотелось. Но на Московском его, как назло, нагнал приятель по партии Новых Молодых Евреев. Славка Попов был тоже активистом в партии и участвовал вместе с Фоминым в торжественном затоплении крейсера «Аврора» в две тысячи восьмом году.
Пришлось остановиться и переброситься несколькими ничего не значащими фразами. Славка сообщил, что у них на заводе повысили зарплату. В месяц многие получали уже по четыре батона хлеба. Сам Славка, правда, вырабатывал только три, но выйти в передовые надежды не терял. Новая Еврейская партия быстро подняла дисциплину государства на высокий уровень тем, что отменила деньги. Люди получали заработную плату продуктами. Хорошо отлаженная система штрафов и поощрений привела граждан государства к всеобщему трудовому подъему. Бюллетени не оплачивались, поэтому никто не болел. Лозунг партии «Сильные скорее выживут» был, если и не очень гуманным, то вполне реалистичным…
Кроме того, при отмене торгов, о-денежных операций в городе освободилось множество помещений, ранее занятых магазинами. В этих помещениях на Невском инвалиды, престарелые и малолетние вязали лапти на сувениры, вышивали гладью, точили, резали и красили. Иностранцы платили в городской банк определенную сумму на определенный срок и за это могли беспрепятственно покупать товары. Посещая мастерскую, иностранец отбирал любое изделие в любом количестве. Вместо оплаты он показывал квиток банка. Квиток был действителен на квартал и окрашен в определенный цвет. Все просто и никакой волокиты и бюрократии.
Фомин выехал за город, когда утро стояло ярким, солнечным и теплым. Миша еще в министерстве узнал сводку погоды. Ему казалось странным, что в Москве ветрено и холодно, а у них тут тепло и тихо… Если бы не ощущение тревоги за судьбу Маши Невзоровой, Фомин мог бы даже порадоваться и этому утру, и погоде, и отсутствию бездельников на улицах. Но первая любовь – суровое чувство. И то, что сама Маша считала Фомина сопляком и относилась к его любви с убийственной иронией, не мешало юноше страдать и надеяться…
В Колпино Миша подъехал к местному отделению своего ведомства, отдал городовому велосипед и направился в кабинет районного Еврея внутренних дел. Там он показал документ, Сотрудник управления, вызванный начальством, проводил Мишу в буфетную. Юноша получил тарелку щей и большой ломоть серого вкусного хлеба. Фомин, быстро уплетая положенный ему рацион, отметил, что хлеб в Колпино пекут лучше, чем в Петербурге…
Тимофеев, начальник местного отделения, подсел к Мише за столик с чашкой крепкого чая.
– Какой хороший хлеб пекут у вас в Колпино, – сказал Миша, скорее для приличия.
– Да, хлеб неплохой, – ответил Тимофеев. – Но мы получаем его из отдельной маленькой пекарни Новой Еврейской партии. На зарплату в Колпино этот хлеб не выдают.
Тимофеев глотнул горячего из чашки и, поскольку, Миша молча уплетал свои щи, спросил:
– Скажи, ты там близко к начальству… Что в руководстве партии думают о возможной войне американцев с Московией? Какая будет наша позиция? Все-таки они нам не чужие… Русские ведь тоже.
– Как вам не стыдно, Тимофеев. Московское государство является для нас чужим и, мало того, недружественным. Руководство партии так и смотрит на этот вопрос.