— С землянами… — иронически хмыкнул Мирон и тут же схватился за голову. — С властями! — поморщившись, объяснил он.
— Но зачем?! — воскликнул я.
Рядом с Мироном я чувствовал себя очень спокойным. Вообще, это было его свойство — уверенная доброжелательность большого молчаливого человека. С ним всегда было приятно работать. И я не помню случая, который дал бы повод изменить мнение о нем.
Из узкого окна, поросшего с наружной стороны травой, едва сочился свет. Шел дождь, но не теплый тропический, к которому мы привыкли, а холодный, северный. В щели задувало. В раме дребезжали стекла: 'Дзинь, дзинь… Мирон остановился. У него из уха капала кровь. Он все так же держал голову склоненной набок.
— Затем, что она прекрасный образчик человечества — раз, и два — потому что им нужен хороший генофонд. А со мной у них что-то не получилось, впрочем, как и с ней тоже. Она их обманула и просто сбежала. Ее искали.
Черт, я совсем не удивился, значит, выходит, человек в черном из 'кальпы' тоже хлыст? Нет, здесь что-то не сходилось. Ерунда какая-то. И еще я подумал, что если бы я не пришел в тогда в 'Юран' и не познакомился с Таней Казаровой, она могла остаться живой. Хотя кто знает, наверное, человек в черном выследил ее, а я просто мешал ему.
Лука подал голос:
— И с нами тоже не получится…
— Боюсь, что ты ошибаешься, — ответил Мирон, — на журналистах они не экономят.
— А как ты к ним попал?
В вопросе крылась подковырка.
— По глупости, — застонал Мирон, обхватив голову руками. — Заманили… пообещали шикарный материал…
В его голосе прозвучала обида.
— Пожадничал? — ехидно осведомился Лука, намекая на то, что он точно не дал бы маху, а выследил, вынюхал бы и донес куда надо — Алфену безусловно, хотя Алфен спал с его женой.
Лука прихватил 'указку', но не зная, что с ней делать, держал ее, как рапиру, угрожающее выставив перед собой. Мирон не ответил. Очевидно, он подумал о том же, о чем подумал и я: Лука вооружился, но не знал свойств этого оружия.
— А что у тебя с ухом? — спросил я.
— Биочип вырвал… — ответил он нехотя.
Мирон не любил жаловаться на свои болячки. И я подумал, что ошибся, посчитав, что его травмировал черный ангел. Но он добавил, кивнув на Луку, который поигрывал 'указкой':
— Вначале он меня шарахнул из своего ах-пуча. А потом я сам расковырял.
— Подожди! — воскликнул я, — портал?! Ты ведь ко мне приходил через него.
— Совершенно точно, — хмыкнул Мирон. — Я к нему вас и веду.
— Да, было бы неплохо, — подал голос явно осмелевший Лука, — а то мне здесь не очень…
Я подумал, что это пустой номер — ведь порталы в Питере отключены. Но чтобы не сглазить удачу ничего не сказал. Вдруг нам все-таки повезет, и мы сможем каким-нибудь волшебным образом вернуться в город. Мирон придумает. Мирон сильный и мужественный. К тому же я еще не пришел в себя после всех этих необычных приключений и плохо соображал.
Мы прошли еще четыре пролета и остановились перед дверь. По моим расчетам мы поднялись никак не меньше как на высоту десятиэтажного дома. А низкогеотермальная станция снаружи была всего-навсего в два этажа.
— Ничему не удивляйтесь и ничего не бойтесь, — сказал Мирон и открыл дверь.
За дверью был то ли колодец, то ли провал овальной формы, в центре над которым находилась странная конструкция: на тросе висела платформа диаметром около метра. Я понял, что это лифт из моих снов, на котором я летал во тьме.
— Нам что сюда?! — испуганно спросил Лука.
Весь его гонор мгновенно испарился. Он прижался к стене, стараясь держаться как можно дальше от колодца. Сбылись его худшие предположения. Я решил для себя, что буду воспринимать происходящее, как давний сон, и ничего плохого не случится.
Мирон ухватился за трос и переступил на платформу, которая закачалась под ним. Я тоже последовал его примеру. Собственно, я это делал во сне каждую ночь в течение последних полгода. Поэтому у меня, в отличие от Луки, не возникло никаких проблем. Покачиваясь над колодцем, мы с Мироном вопросительно смотрели на Луку. Но он едва не грохнулся в обморок, как тогда перед низкогеотермальной станцией. Губы у него дрожали, а взгляд был прикован к пустоте под нами.
— Давай руку, — сказал Мирон.
Лука отрицательно покачал головой.
— Давай! — сказал Мирон и наклонился к нему.
Платформа закачалась еще сильнее. Лука лишился последней храбрости. Он бросился к двери. 'Бах! Удар раз, другой. И забарабанил что есть силы.
Мирон ждал. Наконец Лука перестал колотить в дверь и настороженно оглянулся.
— Здесь все двери открываются только в одну сторону, — объяснил Мирон. — У тебя есть три выхода: остаться здесь и ждать, когда придет сменщик жука, прыгнуть в колодец, в котором нет дна, и идти с нами.
— Я знаю, что вы меня обманите! — храбро заявил Лука.
— Зачем мне тебя обманывать? — удивился Мирон.
— Чтобы перекодировать!
— Ну как хочешь, — терпеливо произнес Мирон, — значит, будешь ждать черного ангела?
— Нет, — Лука тяжело вздохнул.
Он опасливо подступил к краю колодца. В этот момент мы как раз качнулись в его сторону. И ей богу — закрыв глаза, бездумно шагнул в пустоту. Если бы не Мирон, он бы упал в бездну. Но Мирон ухватил его за шкирку и одним рывком поставил на платформу. А я подхватил ах-пуч, который Лука едва не уронил из ослабших рук. Я помнил, что из него невозможно выстрелить, но это было хоть какое-то оружие.
Судя по рывку мы поплыли вверх — но как и почему, трудно было понять. А может, вовсе и не поплыли. Только пятно света внизу пропало. Я не видел ни стен, ни потолка, ни верха, ни низа. И вообще, было такое ощущение, что даже воздух стал гуще. Мои земные сны как раз обрывались на этом месте, и со мной ничего плохого не происходило.
— Будем надеяться, что именно этой дорогой сегодня никто не воспользуется, — сказал Мирон.
Я хотел спросить, почему, но Лука стал подвывать. Сюрреалистический подъем в чернильной пустоте был выше его сил. Хорошо хоть, что он не сиганул вниз.
Кажется, Мирон треснул его по затылку. Для меня же все это было продолжением снов. Но в моих снах я неизбежно попадал в дом, в котором жили Полина и Наташка, а в реальности мы вплыли в такой же колодец, который остался внизу. Быть может, в тот же самый колодец. Но в отличие от нижнего, крыша здесь была прозрачной — камера с потолком, которой состоял из плещущейся воды. По крайней мере, я так все воспринял. Что увидел Лука, я не успел спросить. Но, должно быть, ничего хорошего, потому что побежал, пригибаясь и ища, куда бы зарыться. Мирону стоило больших усилий догнать его. И мы навалились.
— Здесь нельзя делать резких движений, — прошептал Мирон Луке на ухо, зажимая ему рот.
Лука извивался, как большой червяк. Ужас придал ему силы. И в этот момент мы увидели лицо. Даже Лука перестал вырываться. Глаза его расширились от ужаса. В потолке вдруг появилось прозрачное окно, кто-то наклонился и заглянул вниз. Мне он показался очень большим, просто огромным, и захотелось сделаться маленьким и незаметным. Человек плохо видел. Он поднес огромную ладонь к огромным глазам. Потом лицо пропало, и Мирон сказал назидательно Луке, отпуская его:
— Делай всегда так, как я!
— Хорошо, — кротко согласился Лука, — но ты меня не предупредил.
В его голосе звучали истерически нотки. Он отполз в сторону, клацая зубами, как голодная собака.
— Я буду предупреждать, — терпеливо ответил Мирон. — Это всего лишь камера облучения. Но сегодня здесь никого нет. Их выпустили.
— Ку-ку-да? — спросил Лука, вертя головой и ничего не соображая.
— На Землю, — пояснил Мирон. — Понимаешь? Поэтому он нас и не заметил. Ну?!
— Понимаю, — кивнул Лука. — А что такое камера облучения?
— Я один раз сюда влез по глупости вместе хлыстам и получил свою дозу некодированной информации.
— Ага… — с пониманием согласился Лука, ничего не понимая.
Я забыл, что совсем недавно он намекал, что ему все известно. Вместе с самоуверенностью он растерял и свои редакционные замашки. Возможно, он, действительно, многое знал, но не ничего не мог сопоставить. По крайней мере, мне так показалось.
В камере явно пахло так же, как и от блондинки — розами и серой. Только гораздо сильнее.
— Это запах облучения, — пояснил Мирон.
— А кто там? — Лука осторожно потыкал в потолок пальцем.
— Тот, кто заведует камерой, — ответил Мирон, открывая дверь и выглядывая наружу. — Просто большой хлыст… к тому же крыша увеличивает… А теперь бежим!
Мне показалось, что он вначале посмотрел на небо, а потом только вокруг. Когда я вышел вслед за ним, то понял, почему. Передо мной лежал разлинованный армейский плац, справа и слева располагались строения явно военного образца — однотипные, строгие, выкрашенные в серый цвет. Между домами — все атрибуты армейского городка: спортивный снаряды, полоса препятствия, окопы, рвы, а сразу за плацем — так же история — темное звездное небо и яркий Млечным путь. Над входом в камеру висел уже знакомый знак — икосаэдр.
На фоне звезд промелькнула крылатая тень. Мирон несколько секунд подождал, следя, а потом побежал, нагибаясь, вдоль стены, и мы за ним, повторяя все его действия — то есть нагибаясь, когда пробегали мимо окон, и замирая в тот момент, когда замирал Мирон. Собственно, непонятно было, откуда проистекает опасность. Но раз Мирон прятался, значит, так и должно быть.
С другой стороны плаца, за зданием, которое судя по всему было штабом, — заглянув в коридор, я увидел часового с оружием, который, как и положено всякому часовому, спал, — в пустоту ночного неба выдавался ажурный мост. Справа вдалеке, похоже, я разглядел еще один такой же.
Когда мы попали на мост, Мирон обернулся и счел нужным объяснить:
— Это все база с казармами, плацами… — махнул рукой, очерчивая горизонт. — Их держат здесь два месяца. Не кормят и не поют. За это время желудок, почки, печень и кишки у них иссушаются. После голодания они буквально выращивают внутренности заново, ускоряя обменные процессы в сорок четыре раза. А знак — это гармония мироздания. Боковая грань справа — наш мир.