— Почему бы и не враждебность? — возразил я, отрывая взгляд от стрекозы, — вдруг у них свои мотивы, опять же: черные ангелы, например, или те же самые хлысты. Зачем-то они их делают?
— У меня как-то не укладывается в голове, — произнесла Люся. — Какой-то детский, примитивный ужастик с чужими.
— А вдруг действительно! — вскричал Лука так, что Люся поморщилась.
— Да, нас учили, что мы одиноки, — пошевелился я.
Стрекоза внимательно разглядывала меня. Ее большие фасетчатые глаза казались бездонными.
— Учили-не учили, а надо признать, что нам помогают, но как бы в спешке, — сказал Мирон. — Такое впечатление, что у 'них' нет другого выхода. — Он приподнялся и вопросительно посмотрел на меня.
— Помогают?! — переспросила Люся, но ей никто не ответил.
Неужели он говорит о черных ангелах и хлыстах? — думал я. Или для него все едино?
— У кого, у 'них'? — спросил я, показывая рукой на окрестности.
Стрекоза вспорхнула и исчезла. Лука посмотрел на далекий лес и холм, над которым торчала крыша дома, а Люся поерзала, раскладывая на солнышке подмокшие сигареты.
— Ну, я не знаю, — уступил Мирон. — Но согласитесь, все было сделано с максимальной эффективностью.
— Кто 'они'? — снова спросил я.
— Ну хорошие астросы, что ли, — неохотно пояснил Мирон, боясь насмешек и предлагая верить в то, во что и так все верили. — И тут бы начался обыкновенный земной бедлам: со всеми правительствами, все надо было согласовывать, со всеми надо было договариваться. На это ушла бы куча времени. Все равно кто-то остался бы обиженным. А так всех под одну гребенку, чтобы ни правых, ни левых, ни центристов. Ни Америк, ни Рассей. Взяли и захватили.
— Что-то очень сложно, — заметил Лука. — Не по-людски.
— А люди им теперь не нужны, — убежденно ответил Мирон.
Видать, они часто говорили на эту тему, потому что Люся только хмыкнула и принялась сворачивать козью ножку. Табак был сырой и плохо горел. Она закашлялась, но все равно продолжала сосредоточенно дымить, словно в этом заключался какой-то сокровенный смысл.
— Просто захватили планету, — через минуту сказал Мирон. — Оставили бы все так, как есть. Мы бы безропотно служили. Непонятно, зачем им нас переделывать?
— Как это зачем? — удивился Лука.
— Надо! — иронически произнес Мирон, поднимаясь.
Никому не хотелось верить в плохое, и мне тоже.
Мы впряглись в руки астронома, как в оглобли, и потащили. Тяжел был астроном, хотя и костляв, как старая лошадь. Наверное, он видел третий сон, потому что даже не открыл глаз.
Лука продолжал любезничал с Люсей. Пожелтевшая трава торчала между камнями, и дом практически был незаметен на фоне горы. Скат крыши упирался в гору. Калитка состояла из ржавой колючей проволоки и куска трубы. Мирон слегка толкнул ее ногой, и труба с лязгающим звуком упала на землю.
— А вдруг там кто-нибудь есть? — спросила Люся с упреком.
— Здесь сорок лет никого не было, — ответил Мирон, поднимаясь на крыльцо и возись с ржавым замком.
Как же Лука вошел? — удивился я. Еще я приметил за кустами сруб колодца. Откуда он знает о сорока годах и вообще о самом доме? — подумал я. И зачем он нас сюда притащил, если здесь сорок лет никого не было?
Мирон изменился, но я это не сразу понял. Это вообще сразу не понимаешь, потому что все происходит незаметно. А когда видишь, то уже поздно. В нем сработали заложенные облучением генетические механизмы, и он помнил то, что не должен был помнить. В таком виде обычные люди не могли существовать, это было нарушением законов природы. Человек без прошлого не имеет будущего.
— А это домик вахтавиков, я слышал о нем, — неизвестно кому пояснил Мирон. — Только не очень-то посидишь без еды.
Мы бросили астронома на крыльце — сил больше не было — ввалились в комнату и упали ничком на какие-то грязные матрасы.
— Как ты думаешь, где мы? — спросил Мирон через минуту.
— На Земле, — ответил я, с отвращением вдыхая прелый запах дома.
— Это ясно. А где именно?
— Понятия не имею.
— А ты заметил след от самолета?
— Заметил… — сказал я.
Действительно, длинное облако в небе очень походило на спутную струю от реактивного самолета, которую постепенно размывал ветер. Самого самолета мы не заметили.
В комнату влетела Люся с каким-то кульком в руках. Она высыпала содержимое прямо на матрас перед моим носом. Это оказались макароны — такие старые, что стали черными, к тому же внутри них была какая-то подозрительная паутина. Но все равно они показались нам восхитительными. Туда же в эту кучу она насыпала соли.
Следом за Люсей вошел Лука. По его обиженной физиономии можно было догадаться, что он попытался добиться от Люси взаимности за пачку макарон.
— Хотела сварить, но посуды нет, — посетовала Люся.
— И так сойдет, — похвалил Мирон, макая в соль и смачно хрустя макарониной.
Я тоже обмакнул макаронину в соль, и мне казалось, что это самой лучшей едой, которую я ел в жизни.
— Оставим профессору, — сказал Мирон, отодвигая в сторону несколько макаронин.
— Ешьте… ешьте… там еще есть… — заявил Лука постным голосом.
Похоже, с ним случился острый приступ альтруизма. Но с другой стороны, если бы он сам все слопал, то точно лопнул бы. Мирон хмыкнул, словно угадав мои мысли, но промолчал. После истории с куколками он вообще не замечал Луку. Я его понимал, потому что Лука надоел всем еще в редакции.
Я наелся и пошел осматривать дом. Он состоял из двух смежных комнат — большой и поменьше. В большой стоял продавленный диван, стена вдоль него была залапана сальными руками. На обоях — плесень, в углах черная паутина, окна мутные. Под потолком голая лампочка. Я щелкнул выключателем — она послушно загорелась.
В кухне, где кроме печки и облезлого шкафа, в котором Лука обнаружил продукты, грязного стола, рукомойника и колченогой табуретки больше ничего не было. Напоследок выглянул в окно: на лугу в низине, как бородавки, торчали стога сена.
— Слушай… — сказал я Мирону, вернувшись в комнату, — здесь кто-то живет…
Мирон заинтересовался и пошел посмотреть. Следом поднялась Люся. Когда она проходила мимо, я меня словно ударило током, и я невольно представил, что мы вдвоем в постели. Она словно угадала мои мысли, посмотрела на меня своими темными, как маслины, глазами и сказала, обращаясь к Мирону:
— Нашли место, где кормятся жуки?
Все так же не отрывая от меня взгляда, она тряхнула головой, и волосы упали на глаза, которые возбужденно заблестели.
— А что они могут есть? — спросил, оживившись, Мирон.
— Ведь они что-то едят? — снова спросила Люся.
— Должно быть, сено или траву, — предположил Мирон.
— Вот оно — сено и трава, — сказал я, показывая на лощину.
И наша мимолетная дуэль закончилась.
— Если мы нашли сено, значит, здесь должны быть черные ангелы.
Но я не успел договорить — Люся воскликнула:
— Я поняла, зачем косить сено в такой местности!
— Для жуков? — раздраженно обернулся Мирон.
Она снова сверкнула глазами:
— Для обычный коров!
— А где здесь коровы?
— Вон там на лугу.
Мы принялись разглядывать, но ничего похожего не увидели. Но Мирон все равно сказал:
— Точно, — и с облегчением вздохнул. — Я теперь всего боюсь.
Мы вернулись в маленькую комнату.
— Вставай, уходим, — Мирон беззлобно пнул Луку в бок.
— Никуда я не пойду, — проворчал он. — Чего ходить-то?!
— Ну и валяйся, — сказал Мирон.
— Может, выставить караул и поспать? — предложила Люся, поглядывая на меня очень странно.
В городе между нами давно бы начался бульварным романом, но здесь было не до любви, да и Лука активно протаптывал дорожку.
Мирон поморщился от головной боли. Я его понимал. Торчать в доме не было никакого резона, хотя место было удобное.
— Если мы каким-то чудесным образом вернулись на Землю… — сказал задумчиво Мирон.
По его тону была ясно, что он все еще сомневается.
— Разве это не Земля? — удивилась Люся. — Правда, растения совсем другие…
— Растения, свойственные средней полосе, — уточнил я. — У нас такие на Марсе растут.
— Вот именно, — сказал Мирон. — Что-то здесь не то, но что не пойму. — Зачем жукам косить сено на Земле?
Мы вышли на крыльцо, втащили астронома в дом и положили на матрасы. Он был похож на бревно. Даже глаза не открыл.
— Всем спать полчаса. Я подежурю, — сказал Мирон. — За одно подумаю.
Лука набивал брюхо макаронами — наверное, от жадности впрок. Я нашел старое одеяло и завалился в углу. Перед тем как уснуть, спросил:
— Сено кто косит?
— Крестьяне, — сонно отозвался Мирон.
— А-а-а… понятно… ты видел их?
— Слушай, — напоследок услышал я голос Мирона, который вернулся к старому разговору. — Должен быть еще кто-то, кто придумал эту базу и самих куколок… Не черные жуки же?!
Об этом же говорил и Лука, подумал я. О хозяевах. Какие они?
Проснулся я в своей постели. Сверху гремела музыка. За окном шелестел дождь, и мне почему-то вспомнилось, что Полина любила белые платья — любых моделей, но белого цвета. Я пришел в уборную и сказал, что у меня к ней дело.
— Что это за дело, которое не может подождать до конца спектакля? — лукаво спросила она, поправляя свои рыжие волосы.
Она ждала вызова на сцену, где должна произнести монолог бедной Лизы, который мне так нравился.
— Выходи за меня замуж, — предложил я.
Она удивилась. Она так удивилась, что забыла роль, и когда вышла на сцену, то заставила поволноваться не только партнеров, но и публику. И я понял, что она станет моей женой.
Потом к грохоту музыки добавился еще один звук, и я взвел курок. Кто-то открывал дверь. Я прицелился. Тяжело, как медведь, ввалился Леха. Его нетрудно было узнать по приметной шевелюре с перышками. На фоне окна и лотосов он смотрелся полным идиотом. Целое мгновение он пялился на меня, как на приведение. Слава богу, я не выстрелил, и дрема снова овладела мной. Но разве с Лехой уснешь — судя по звукам, он залез в холодильник и вернулся с бутылкой минеральной воды. За это время я увидел старый, знакомый сон и все вспомнил: и базу в космосе, и хлыстов, и черных ангело